Крыша в доме своими руками. Флигель на крышу – практичная романтика в собственном доме Влияние флигеля на конструкцию
ФЛИГЕЛЬ
ФЛИГЕЛЬ
1. Жилая пристройка сбоку главного здания или отдельно стоящая дополнительная постройка; дом во дворе большого здания. На дворе во флигеле.
2. (флигели). Старинное название рояля (муз.).
Толковый словарь Ушакова . Д.Н. Ушаков. 1935-1940 .
Синонимы :
Смотреть что такое "ФЛИГЕЛЬ" в других словарях:
- (нем. Flugel крыло). 1) небольшое боковое строение при главном здании, а также маленький домик неподалеку от большого. 2) музыкальный клавишный инструмент, то же, что рояль. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н … Словарь иностранных слов русского языка
Муж., нем. строенье сбоку главного дома, в одной связи или отдельное; в одной связи: крыло, обочень, пристрой; особняком: придомок, прихоромок. | Музыкальный инструмент, большое улучшенное фортепиано, переименованное в рояль. Флигель адъютант,… … Толковый словарь Даля
См … Словарь синонимов
- (нем. Flugel букв. крыло), отдельно стоящая вспомогательная постройка, входящая в комплекс городской или сельской усадьбы и композиционно подчиненная ее главному сооружению … Большой Энциклопедический словарь
Флигель, строенье съ боку главнаго дома, крыло (какъ крыло къ корпусу птицы). Ср. Ѳедосьевну она рѣдко (въ свою комнату) допускаетъ. Та живетъ во флигелѣ. Боборыкинъ. Воспитанники. 3, 2. Ср. Flügel (fliegen, летать), крыло. Ср. Plangere ударять… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)
ФЛИГЕЛЬ, я, мн. я, ей и и, ей, муж. Пристройка сбоку главного здания или дом во дворе здания. | уменьш. флигелёк, лька, муж. | прил. флигельный, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
- (от нем. Flьgel, основное значение крыло), вспомогательная пристройка к жилому дому или отдельно стоящая второстепенная постройка, входящая в комплекс городской или сельской усадьбы, функционально и композиционно подчинённая её главному… … Художественная энциклопедия
флигель - флигель, мн. флигели, род. флигелей и флигеля, флигелей … Словарь трудностей произношения и ударения в современном русском языке
флигель - 1. Часть здания, пристроенная к нему сбоку; 2. Второстепенный отдельно стоящий дом во дворе основного большого здания [Терминологический словарь по строительству на 12 языках (ВНИИИС Госстроя СССР)] Тематики здания, сооружения, помещения EN 1.… … Справочник технического переводчика
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать. Пояснение причин и обсуждение на странице Википедия:К улучшению/8 сентября 2012. Дата постановки к улучшению 8 сентября 2012 … Википедия
Книги
- Tatlin Plan # 26 Флигель "Руина" Музея архитектуры имени А. В. Щусева , Коробьина Ирина, Ширяев Даниил. История небольшого флигеля, в котором до революции находились каретный сарай, позже - казенная палата, а после 1917 года и вплоть до передачи комплекса зданий архитектурному музею -…
- Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 , Анатолий Мордвинов. В книге впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова. Первая часть «На военно-придворной службе охватывает период до начала Первой…
«Флигель» во дворах на Восстания, 24 - третий проект Александра Басалыгина и Сергея Ларионова (после «Архитектора» и «Третьего кластера»). Первые арендаторы заселились сюда ещё осенью, но официального запуска пока так и не случилось. The Village познакомился с постояльцами и узнал, как будет развиваться место.
Двор
Галерея «Фотодепартамент»
Пространство «Флигеля» условно разделено на две части: пятиэтажное здание с единым входом, которое местные называют башней, и двухэтажные постройки, к арендаторам которых можно попасть напрямик с улицы. Одно из ключевых мест во дворе - «Фотодепартамент», фонд поддержки молодой российской фотографии. Это не только офис организации, но и выставочный зал, где экспозиции меняются каждый месяц. Сейчас там показывают работы Натальи Резник «В поисках моего отца». За стеной проводят тематические лекции и семинары. Кроме того, есть небольшая библиотека с подборкой редких книг по фотографии на разных языках, магазин и журнальная стойка Lebigmag. Интерьер пространства разрабатывали архитектор Rhizome Group , авторы дизайна петербургских кафе « » и « ».
Винный бар Do Immigration
Одно из первых мест во «Флигеле» - винный бар Do Immigration - открыли Виктор Бочаров и Екатерина Савченко, активно продававшие хот-доги под брендом Do Sosiski прошлым летом. Все вина разливают по бокалам и продают по 150 рублей, несмотря на то, что сорта подобраны далеко не самые дешёвые. Меню соответствующее - кростини (кусочки поджаренного хлеба с сыром с различными добавками), сырная и мясная тарелки, оливки в маринаде, и горячие панини с прошутто или анчоусами.
Хостел Kultura
В хостеле, оформленном художником Игорем Янковским, 19 номеров: из них четыре четырёхместных, два - восьмиместных, а остальные - двухместные. Ночь здесь стоит от 420 до 2 240 рублей в зависимости от дня недели и количества кроватей в комнате. В стоимость входит Wi-Fi, утюг, стиральная машина и пользование всей кухонной техникой.
Каждая комната в Kultura Hostel посвящена какой-либо городской достопримечательности и оформлена соответствующем образом. В просторной гостиной каждую среду проводят открытые встречи, посвящённые экологичному образу жизни. При хостеле работает небольшая сувенирная лавка.
Место работает в техническом режиме - в одном из залов ещё идёт ремонт, а рядом готовят к открытию магазин с виниловыми пластинками. Тем не менее, бар уже полностью укомплектован и в нём даже появились свои специалитеты. Обратить внимание стоит на разливное пиво - десять крафтовых сортов по 150–200 рублей за пинту - и травяные настойки в большом количестве. Из еды подают сэндвичи, хумус с овощами, закуску с копчёным сыром и маринованные яйца.
Магазин Fligel Store
Шоу-рум с одеждой и аксессуарами петербургских дизайнеров - GreatCriss, TDM, Satinn, Cliff, Liza Odinokikh, Sasha i Pasha, Mila Markina, Cor Timor Cor и Saint-P. Ассортимент регулярно пополняется новыми вещами российских и зарубежных брендов, а в ближайшее время стартует обмен с аналогичным магазином во Флориде, откуда во Fligel Store поступят молодые американские марки.
Башня
Бургерная Grill & Veggies
Первая бургерная Grill & Veggies открылась два года назад на Комендантском проспекте, но со временем её владельцы решили, что без филиала в центре не обойтись. На первом этаже башни «Флигеля» готовят всё то же самое, что и на окраине: почти три десятка бургеров, в том числе несколько вегетарианских, и роллы - завёрнутые в лепёшки котлеты и овощи. Среди алкогольных напитков - пиво и хорошая коллекция бурбона.
Места в баре немного, но сюда всё равно приходят большими компаниями - играть в настольные игры и танцевать. Для этой цели в Grill & Veggies соорудили диджейскую стойку.
Магазин «Форт Росс»
I
В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом
репейника, крапивы и дикой конопли. Крыша на нем ржавая, труба наполовину
обвалилась, ступеньки у крыльца сгнили и поросли травой, а от штукатурки
остались одни только следы. Передним фасадом обращен он к больнице, задним -
глядит в поле, от которого отделяет его серый больничный забор с гвоздями.
Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый флигель имеют тот
особый унылый, окаянный вид, какой у нас бывает только у больничных и
тюремных построек.
Если вы не боитесь ожечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке,
ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь,
мы входим в сени. Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного
хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими
полосками, никуда не годная, истасканная обувь - вся эта рвань свалена в
кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый, запах.
На хламе всегда с трубкой в зубах лежит сторож Никита, старый отставной
солдат с порыжелыми нашивками. У него суровое, испитое лицо, нависшие брови,
придающие лицу выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок ростом,
на вид сухощав и жилист, но осанка у него внушительная и кулаки здоровенные.
Принадлежит он к числу тех простодушных, положительных, исполнительных и
тупых людей, которые больше всего на свете любят порядок и потому убеждены,
что их надо бить. Он бьет по лицу, по груди, по спине, по чем попало, и
уверен, что без этого не было бы здесь порядка.
краской, потолок закопчен, как в курной избе, - ясно, что здесь зимой дымят
печи и бывает угарно. Окна изнутри обезображены железными решетками. Пол сор
и занозист. Воняет кислою капустой, фитильною гарью, клопами и аммиаком, и
эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы
входите в зверинец.
В комнате стоят кровати, привинченные к полу. На них сидят и лежат люди
в синих больничных халатах и по-старинному в колпаках. Это - сумасшедшие.
Всех их здесь пять человек. Только один благородного звания, остальные
же все мещане. Первый от двери, высокий, худощавый мещанин с рыжими
блестящими усами и с заплаканными глазами, сидит, подперев голову, и глядит
в одну точку. День и ночь он грустит, покачивая головой, вздыхая и горько
улыбаясь; в разговорах он редко принимает участие и на вопросы обыкновенно
не отвечает. Ест и пьет он машинально, когда дают. Судя по мучительному,
бьющему кашлю, худобе и румянцу на щеках, у него начинается чахотка.
За ним следует маленький, живой, очень подвижной старик с острою
бородкой и с черными, кудрявыми, как у негра, волосами. Днем он
прогуливается по палате от окна к окну или сидит на своей постели, поджав
по-турецки ноги, и неугомонно, как снегирь, насвистывает, тихо поет и
хихикает. Детскую веселость и живой характер проявляет он и ночью, когда
встает затем, чтобы помолиться богу, то есть постучать себя кулаками по
груди и поковырять пальцем в дверях. Это жид Мойсейка, дурачок, помешавшийся
лет двадцать назад, когда у него сгорела шапочная мастерская.
Из всех обитателей палаты N 6 только ему одному позволяется выходить из
флигеля и даже из больничного двора на улицу. Такой привилегией он
пользуется издавна, вероятно, как больничный старожил и как тихий,
безвредный дурачок, городской шут, которого давно уже привыкли видеть на
улицах, окруженным мальчишками и собаками. В халатишке, в смешном колпаке и
в туфлях, иногда босиком и даже без панталон, он ходит по улицам,
останавливаясь у ворот и лавочек, и просит копеечку. В одном месте дадут ему
квасу, в другом - хлеба, в третьем - копеечку, так что возвращается он во
флигель обыкновенно сытым и богатым. Все, что он приносит с собой, отбирает
у него Никита в свою пользу. Делает это солдат грубо, с сердцем, выворачивая
карманы и призывая бога в свидетели, что он никогда уже больше не станет
пускать жида на улицу и что беспорядки для него хуже всего на свете.
Мойсейка любит услуживать. Он подает товарищам еду, укрывает их, когда
они спят, обещает каждому принести с улицы по копеечке и сшить по новой
шапке; он же кормит с ложки своего соседа с левой стороны, паралитика.
Поступает он так не из сострадания и не из каких-либо соображений гуманного
свойства, а подражая и невольно подчиняясь своему соседу с правой стороны,
Иван Дмитрич Громов, мужчина лет тридцати трех, из благородных, бывший
судебный пристав и губернский секретарь, страдает манией преследования. Он
или лежит на постели, свернувшись калачиком, или же ходит из угла в угол,
как бы для моциона, сидит же очень редко. Он всегда возбужден, взволнован и
напряжен каким-то смутным, неопределенным ожиданием. Достаточно малейшего
шороха в сенях или крика на дворе, чтобы он поднял голосу и стал
прислушиваться: не за ним ли это идут? Не его ли ищут? И лицо его при этом
выражает крайнее беспокойство и отвращение.
Мне нравится его широкое, скуластое лицо, всегда бледное и несчастное,
отражающее в себе, как в зеркале, замученную борьбой и продолжительным
страхом душу. Гримасы его странны и болезненны, по тонкие черты, положенные
на его лицо глубоким искренним страданием, разумны и интеллигентны, и в
глазах теплый, здоровый блеск. Нравится мне он сам, вежливый, услужливый и
необыкновенно деликатный в обращении со всеми, кроме Никиты. Когда
кто-нибудь роняет пуговку или ложку, он быстро вскакивает с постели и
поднимает. Каждое утро он поздравляет своих товарищей с добрым утром, ложась
спать - желает им спокойной ночи.
Кроме постоянно напряженного состояния и гримасничанья, сумасшествие
его выражается еще в следующем. Иногда по вечерам он запахивается в свой
халатик и, дрожа всем телом, стуча зубами, начинает быстро ходить из угла в
угол и между кроватей. Похоже на то, как будто у него сильная лихорадка. По
тому, как он внезапно останавливается и взглядывает на товарищей, видно, что
ему хочется сказать что-то очень важное, но, по-видимому, соображая, что его
не будут слушать или не поймут, он нетерпеливо встряхивает головой и
продолжает шагать. Но скоро желанно говорить берет верх над всякими
соображениями, и он дает себе волю и говорит горячо и страстно. Речь его
беспорядочна, лихорадочна, как бред, порывиста и не всегда понятна, но зато
говорит, вы узнаете в ном сумасшедшего ч человека. Трудно передать на бумаге
его безумную речь. Говорит он о человеческой подлости, о насилии, попирающем
правду, о прекрасной жизни, какая со временем будет на земле, об оконных
решетках, напоминающих ему каждую минуту о тупости и жестокости насильников.
Получается беспорядочное, нескладное попури из старых, но еще не допетых
Лет двенадцать - пятнадцать тому назад в городе, на самой главной
улице, в собственном доме проживал чиновник Громов, человек солидный и
зажиточный. У него было два сына: Сергей и Иван. Будучи уже студентом
четвертого курса, Сергей заболел скоротечною чахоткой и умер, и эта смерть
как бы послужила началом целого ряда несчастий, которые вдруг посыпались на
семью Громовых. Через неделю после похорон Сергея старик отец был отдан под
суд за подлоги и растраты и вскоре умер в тюремной больнице от тифа. Дом и
вся движимость были проданы с молотка, и Иван Дмитрич с матерью остались без
всяких средств.
Прежде, при отце, Иван Дмитрич, проживая в Петербурге, где он учился в
уицверсигеге, получал шестьдесят-семьдесят рублей в месяц и не имел никакого
понятия о нужде, теперь же ему пришлось резко изменить свою жизнь. Он должен
был от утра до ночи давать грошовые уроки, заниматься перепиской и все-таки
голодать, так как весь заработок посылался матери на пропитание. Такой жизни
не выдержал Иван Дмитрич; он пал духом, захирел и, бросив университет, уехал
домой. Здесь, в городке, он по протекции получил место учителя в уездном
училище, но не сошелся с товарищами, не понравился ученикам и скоро бросил
место. Умерла мать. Он с полгода ходил без места, питаясь только хлебом и
водой, затем поступил в судебные пристава. Эту должность занимал он до тех
пор, пока не был уволен по болезни.
Он никогда, даже в молодые студенческие годы, не производил впечатления
здорового. Всегда он был бледен, худ, подвержен простуде, мало ел, дурно
спал. От одной рюмки вина у него кружилась голова и делалась истерика. Его
всегда тянуло к людям, но благодаря своему раздражительному характеру и
мнительности он ни с кем близко не сходился и друзей не имел. О горожанах он
всегда отзывался с презрением, говоря, что их грубое невежество и сонная
животная жизнь кажутся ему мерзкими и отвратительными. Говорил он тенором,
громко, горячо и не иначе, как негодуя и возмущаясь, или с восторгом и
удивлением, и всегда искренно. О чем, бывало, ни заговоришь с ним, он все
сводит к одному: в городе душно и скучно жить, у общества нет высших
интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием,
грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а частные питаются
крохами; нужны школы, местная газета с честным направлением, театр,
публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтоб общество
сознало себя и ужаснулось. В своих суждениях о людях он клал густые краски,
только белую и черную, не признавая никаких оттенков; человечество делилось
у него на честных и подлецов; середины же не было. О женщинах и любви он
всегда говорил страстно, с восторгом, но ни разу не был влюблен.
В городе, несмотря на резкость его суждений и нервность, его любили и
за глаза ласково называли Ваней. Его врожденная деликатность, услужливость,
порядочность, нравственная чистота и его поношенный сюртучок, болезненный
вид и семейные несчастия внушали хорошее, теплое и грустное чувство; к тому
же он был хорошо образован и начитан, знал, по мнению горожан, все и был в
городе чем-то вроде ходячего справочного словаря.
Читал он очень много. Бывало, все сидит в клубе, нервно теребит бородку
и перелистывает журналы и книги; а по лицу его видно, что он не читает, а
глотает, едва успев разжевать. Надо думать, что чтение было одною из его
болезненных привычек, так как он с одинаковою жадностью набрасывался на все,
что попадало ему под руки, даже на прошлогодние газеты и календари. Дома у
себя читал он всегда лежа.
Однажды осенним утром, подняв воротник своего пальто и шлепая по грязи,
по переулкам и задворкам пробирался Иван Дмитрич к какому-то мещанину, чтобы
получить но исполнительному листу. Настроение у него было мрачное, как
всегда по утрам. В одном из переулков встретились ему два арестанта в
кандалах и с ними четыре конвойных с ружьями. Раньше Иван Дмитрич очень
часто встречал арестантов, и всякий раз они возбуждали в нем чувства
сострадания и неловкости, теперь же эта встреча произвела на него какое-то
особенное, странное впечатление. Ему вдруг почему-то показалось, что его
тоже могут заковать в кандалы и таким же образом вести по грязи в, тюрьму.
Побывав у мещанина и возвращаясь к себе домой, он встретил около почты
знакомого полицейского надзирателя, который поздоровался и прошел с ним по
улице несколько шагов, и почему-то это показалось ему подозрительным. Дома
целый день у него не выходили из головы арестанты и солдаты с ружьями, и
не зажигал у себя огня, а ночью не спал и все думал о том, что его могут
арестовать, заковать и посадить в тюрьму. Он не знал за собой никакой вины и
мог поручиться, что и в будущем никогда на убьет, не подожжет и не украдет;
но разве трудно совершить преступление нечаянно, невольно, и разве не
возможна клевета, наконец судебная ошибка? Ведь недаром же вековой народный
опыт учит от сумы да тюрьмы не зарекаться. А судебная ошибка при теперешнем
судопроизводстве очень возможна, и ничего в ней нет мудреного. Люди, имеющие
служебное, деловое отношение к чужому страданию, например судьи,
полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой
степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как
формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на
задворках режет баранов и телят и не замечает крови. При формальном же,
бездушном отношении к личности, для того чтобы невинного человека лишить
всех прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время.
Только время на соблюдение кое-каких формальностей, да которые судье платят
жалованье, а затем - все кончено. Ищи потом справедливости и защиты в этом
маленьком, грязном городишке, за двести верст от железной дороги! Да и не
смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается
обществом, как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт
милосердия, например оправдательный приговор, вызывает целый взрыв
неудовлетворенного, мстительного чувства?
Утром Иван Дмитрич поднялся с постели в ужасе, с холодным потом на лбу,
совсем уже уверенный, что его могут арестовать каждую минуту. Если вчерашние
тяжелые мысли так долго не оставляют его, думал он, то, значит, в них ость
доля правды. Не могли же они в самом деле прийти в голову безо всякого
Городовой не спеша прошел мимо окон: это недаром. Вот два человека
остановились около дома и молчат. Почему они молчат?
И для Ивана Дмитрича наступили мучительные дин и ночи. Все проходившие
мимо окон и входившие во двор казались шпионами и сыщиками. В полдень
обыкновенно исправник проезжал на паре по улице; это он ехал из своего
подгородного имения в полицейское правление, но Ивану Дмитричу казалось
каждый раз, что он едет слишком быстро и с каким-то особенным выражением:
очевидно, опешит объявить, что в городе проявился очень важный преступник.
Иван Дмитрич вздрагивал при всяком звонке и стуке в ворота, томился, когда
встречал у хозяйки нового человека; при встрече с полицейскими и жандармами
улыбался и насвистывал, чтобы караться равнодушным. Он не спал все ночи
напролет, ожидая ареста, но громко храпел и вздыхал, как сонный, чтобы
хозяйке казалось, что он спит; ведь если не спит, то значит, его мучают
угрызения совести - какая улика! Факты и здравая логика убеждали его, что
все эти страхи - вздор и психопатия, что в аресте и тюрьме, если взглянуть
на дело пошире, в сущности, нет ничего страшного - была бы совесть спокойна;
но чем умнее и логичнее он рассуждал, тем сильнее и мучительнее становилась
душевная тревога. Это было похоже на о, как один пустынник хотел вырубить
себе местечко в девственном лесу; чем усерднее он работал топором, тем гуще
и сильнее разрастался лес. Иван Дмитрич в конце концов, видя, что это
бесполезно, совсем бросил рассуждать и весь отдался отчаянию и страху.
Он стал уединяться и избегать людей. Служба и раньше была ему противна,
теперь же она стала для него невыносима. Он боялся, что его как-нибудь
подведут, положат ему незаметно в карман взятку и потом уличат, или он сам
нечаянно сделает в казенных бумагах ошибку, равносильную подлогу, или
потеряет чужие деньги. Странно, что никогда в другое время мысль его не была
так гибка и изобретательна, как теперь, когда он каждый день выдумывал
тысячи разнообразных поводов к тому, чтобы серьезно опасаться за свою
свободу и честь. Но зато значительно ослабел интерес к внешнему миру, в
частности к книгам, и стала сильно изменять память.
Весной, когда сошел снег, в овраге около кладбища нашли два
полусгнившие трупа - старухи и мальчика, с признаками насильственной смерти.
В городе только и разговора было, что об этих трупах и неизвестных убийцах.
Иван Дмитрич, чтобы не подумали, что это он убил, ходил по улицам и
улыбался, а при встрече со знакомыми бледнел, краснел и начинал уверять, что
нет подлее преступления, как убийство слабых и беззащитных. Но эта ложь
скоро утомила его, и, после некоторого размышления, он решил, что в его
положении самое лучшее - это спрятаться в хозяйкин погреб. В погребе
просидел он день, потом ночь и другой день, сильно озяб и, дождавшись
потемок, тайком, как вор, пробрался к себе в комнату. До рассвета простоял
он среди комнаты, не шевелясь и прислушиваясь. Рано утром до восхода солнца
хозяйке пришли печники. Иван Дмитрич хорошо знал, что они пришли затем,
чтобы перекладывать в кухне печь, но страх подсказал ему, что это
полицейские, переодетые печниками. Он потихоньку вышел из квартиры и,
охваченный ужасом, без шапки и сюртука, побежал по улице. За ним с лаем
гнались собаки, кричал где-то позади мужик, в ушах свистел воздух, и Ивану
Дмитричу казалось, что насилие всего мира скопилось за его спиной и гонится
Его задержали, привели домой и послали хозяйку за доктором. Доктор
Андрей Ефимыч, о котором речь впереди, прописал холодные примочки на голову
и лавровишневые капли, грустно покачал головой и ушел, сказав хозяйке, что
уж больше он но придет, потому что не следует мешать людям сходить с ума.
Так как дома не на что было жить и лечиться, то скоро Ивана Дмитрича
отправили в больницу и положили его там в палате для венерических больных.
Он не спал по ночам, капризничал и беспокоил больных и скоро, по
распоряжению Андрея Ефимыча, был переведен в палату N 6.
Через год в городе уже совершенно забыли про Ивана Дмитрича, и книги
его, сваленные хозяйкой в сани под навесом, были растасканы мальчишками.
Сосед с левой стороны у Ивана Дмитрича, как я уже сказал, жид Мойсейка,
сосед же с правой - оплывший жиром, почти круглый мужик с тупым, совершенно
бессмысленным лицом. Это - неподвижное, обжорливое и нечистоплотное
животное, давно уже потерявшее способность мыслить и чувствовать. От него
постоянно идет острый, удушливый смрад.
Никита, убирающий за ним, бьет его страшно, со всего размаха, не щадя
своих кулаков; и страшно тут не то, что его бьют, - к этому можно
привыкнуть, - а то, что это отупевшее животное не отвечает на побои ни
звуком, ни движением, ни выражением глаз, а только слегка покачивается, как
тяжелая бочка.
Пятый и последний обитатель палаты N 6 - мещанин, служивший когда-то
сортировщиком на почте, маленький худощавый блондин с добрым, но несколько
лукавым лицом. Судя по умным, покойным глазам, смотрящим ясно и весело, он
себе на уме и имеет какую-то очень важную и приятную тайну. У него есть под
подушкой и под матрацем что-то такое, чего он никому не показывает, но не из
страха, что могут отнять или украсть, а из стыдливости. Иногда он подходит к
окну и, обернувшись к товарищам спиной, надевает себе что-то на грудь и
смотрит, загнув голову; если в это время подойти к нему, то он конфузится и
сорвет что-то с груди. Но тайну его угадать нетрудно.
Поздравьте меня, - говорит он часто Ивану Дмитричу, - я представлен к
Станиславу второй степени со звездой. Вторую степень со звездой дают только
иностранцам, но для меня почему-то хотят сделать исключение, - улыбается он,
в недоумении пожимая плечами. - Вот уж, признаться, не ожидал!
Я в этом ничего не понимаю, - угрюмо заявляет Иван Дмитрич.
Но знаете, чего я рано или поздно добьюсь? - продолжает бывший
сортировщик, лукаво щуря глаза. - Я непременно получу шведскую "Полярную
звезду". Орден такой, что стоит похлопотать. Белый крест и черная лента. Это
очень красиво.
Вероятно, нигде в другом месте так жизнь не однообразна, как во
флигеле. Утром больные, кроме паралитика и толстого мужика, умываются в
сенях из большого ушатa и утираются фалдами халатов; после этого пьют из
оловянных кружек чай, который приносит из главного корпуса Никита. Каждому
полагается по одной кружке. В полдень едят щи из кислой капусты и кашу,
вечером ужинают кашей, оставшейся от обеда. В промежутках лежат, спят,
глядят в окна и ходят из угла в угол. И так каждый день. Даже бывший
сортировщик говорит все об одних и тех же орденах.
Свежих людей редко видят в палате N 6. Новых помешанных доктор давно
уже не принимает, а любителей посещать сумасшедшие дома немного на этом
свете. Раз с два месяца бывает во флигеле Семен Лазарич, цирюльник. Как он
стрижет сумасшедших и как Никита помогает ему делать это и в какое смятение
приходят больные всякий раз при появлении пьяного улыбающегося цирюльника,
мы говорить не будем.
Кроме цирюльника, никто не заглядывает во флигель. Больные осуждены
видеть изо дня в день одного только Никиту.
Впрочем, недавно по больничному корпусу разнесся довольно странный
Распустили слух, что палату N 6 будто бы стал посещать доктор.
(Рассказ, 1892).
Описание больничного двора, заросшего крапивой, где стоит небольшой флигель. В сенях на старом хламе всегда спит сторож Никита, старый отставной солдат.
В комнате на кроватях, привинченных к полу, содержится 5 сумасшедших, один из которых благородного звания, а остальные мещане. Один из них - еврей Моисейка, который помещался, когда у него сгорела шапочная мастерская. Его одного из всех отпускают на улицу, где ему дают кто копеечку, кто квасу, кто еще чего-нибудь. Все, что Моисейка приносит, отбирает сторож Никита "в свою пользу". Моисейка любит услуживать, но делает это не из сострадания, а подражая своему соседу с правой стороны Ивану Дмитриевичу Громову, который помогает всем, но иногда на него накатывает нечто вроде лихорадки, и он, захлебываясь, говорит о "человеческой подлости, о насилии, попирающем правду".
Лет 12-15 назад в своем доме на самой главной улице жил чиновник Громов, а с ним два его сына - Сергей и Иван. Будучи студентом 4 курса, Сергей заболел чахоткой и умер. Через педелю отца обвинили в подлоге и растрате казенных денег и отдали под суд. Вскоре он умер в тюремной больнице от тифа. Иван вынужден сам зарабатывать на жизнь частыми уроками и часть денег отправлять матери па пропитание. Он не выдерживает и уезжает домой. Ему дали место в уездном училище, по он не сошелся с товарищами, не понравился ученикам и скоро бросил место. Умерла мать. Полгода он питался только хлебом и водой, потом поступил в суд приставом, пока не был уволен по болезни.
В городе его любили. Он был очень образован и начитан. Однажды осенним утром Иван Дмитриевич отправляется к одному мещанину, чтобы получить по исполнительному листу. По пути он встречает арестантов с конвойными, и эта встреча производит на него тяжелое впечатление. По дороге домой Иван Дмитриевич встречает полицейского надзирателя, что тоже кажется ему подозрительным. Ночью Ивану Дмитриевичу пе спится. Его преследуют мысли о возможном аресте, хотя он не знает за собой никакой вины. Его мучают кошмары. В течение нескольких дней все проходящие мимо окон и входящие во двор люди кажутся ему шпионами и сыщиками. Он всего боится, избегает людей, служба становится ему невыносимой. Весной около кладбища находят два полусгнивших трупа с признаками насильственной смерти. Боясь, что в убийстве заподозрят его, Иван Дмитриевич ходит по улицам и улыбается, при встрече со знакомыми уверяет, "что нет подлее преступления, как убийство слабых и беззащитных". В конце концов, Иван Дмитриевич прячется в хозяйский погреб, где сидит два дня. Когда к хозяйке приходят печники, ему кажется, что это переодетые полицейские. Он выбирается из квартиры н в ужасе бежит по улице. Его задерживают, приводят домой и вызывают доктора - Андрея Ефимовича. Решают, что Иван Дмитриевич душевнобольной, и отправляют его в больницу в палату №6.
Кроме Ивана Дмитриевича и жида Моисейки в палате содержится "оплывший жиром, почти круглый мужик, с тупым, совершенно бессмысленным лицом. Это - неподвижное, обжорливое и нечистоплотное животное, давно уже потерявшее способность мыслить и чувствовать. От него постоянно идет острый, удушливый смрад". На жестокие побои Никиты мужик не отвечает ни звуком, ни движением, ни выражением глаз.
Пятый обитатель палаты № 6 - бывший сортировщик писем, блондин с добрым, по лукавым лицом. Он одержим идеей, что его награждают редкими орденами.
В палате редко бывают новые люди: заходит только цирюльник. Однако, вскоре прошел слух, что помешанных начал посещать доктор.
Доктор Андрей Ефимович Рагин в юности готовил себя к духовной карьере, но по настоянию отца посвятил себя медицине. У доктора осторожная походка и высокий голос. Одевается он небрежно. До поступления Андрея Ефимовича в должность, в больнице творился произвол и царил ужасный беспорядок. Андрей Ефимович отнесся к беспорядкам равнодушно. В первое время он работает очень усердно, больные хвалят его за внимание и компетентность. Со временем доктору надоедает однообразная и бесполезная работа. Доктор приходит к выводу, что мешать людям умирать ни к чему. Андрей Ефимович опускает руки и наведывается в больницу не каждый день. В приемной Андрея Ефимовича по утрам встречает фельдшер Сергей Сергеевич. В городе он имеет громадную практику, носит белый галстук и считает себя более сведущим, чем доктор, который совсем не имеет практики. Сергей Сергеевич религиозен. По воскресеньям кто-нибудь из больных вслух читает акафист, а затем фельдшер обходит палаты и окуривает больных ладаном.
Андрей Ефимович принимает больных наскоро, операции больше не делает (с некоторых пор ему неприятен вид крови), поспешно выписывает лекарства, чтобы больные поскорее оставили его в покое. Со временем процесс "лечения" ему окончательно надоедает, больных принимает фельдшер. Придя домой, Андрей Ефимович начинает читать. Он покупает очень много книг но истории и философии. По вечерам доктора навещает почтмейстер Михаил Аверьяныч. Под влиянием хороших мыслей, вычитанных из книг, собственное прошлое и настоящее становится противно Андрею Ефимовичу. Он приходит к выводу, что служит вредному делу и получает жалование от людей, которых обманывает. Земство выделяет дополнительные средства на усиление медицинского персонала в больнице. В город прибывает молодой врач Евгений Федорович Хоботов. Он пользуется единственной книгой - "Новейшие рецепты венской клинике за 1881 год". Новых порядков он не вводит, боясь оскорбить Андрея Ефимовича. Новый доктор в тайне завидует старому и охотно занял бы его место.
Однажды в конце марта босой жид Моисейка просит у Андрея Ефимовича копеечку. Со смешанным чувством жалости и брезгливости доктор просит Никиту выдать Моисейке сапоги. Иван Дмитриевич обзывает доктора гадиной и палачом, шарлатаном, говорит, что его убить надо, утверждает, что сотни сумасшедших гуляют на свободе, а несколько несчастных должны отсиживать за всех в палате № 6.
Андрей Ефимович советует Ивану Дмитриевичу бежать, но сам же соглашается, что это бесполезно. Беседовать с Иваном Дмитриевичем очень нравится доктору. Он решает, что тот очень умный и интересный человек, решает навещать его почаще.
На другой день Иван Дмитриевич признается доктору, что принял его за шпиона. Он обвиняет доктора в безволии, лени, попустительстве.
Андрей Ефимович начинает ходить в палату № 6 каждый день. Доктор Хоботов однажды застает своего коллегу за разговором с сумасшедшим и вскоре уговаривает фельдшера подслушивать эти разговоры вместе с ним. Послушав "философствования" Андрея Ефимовича, они оба приходят к мысли, что доктор не в себе.
Андрей Ефимович замечает, что отношение к нему окружающих меняется. Все намеками советуют ему бросить пить. Под благовидным предлогом его вызывают в городскую управу, где задают на первый взгляд безобидные вопросы. Выйдя из управы, Андрей Ефимович догадывается, что это была комиссия, призванная освидетельствовать его психическое здоровье. Вечером к нему заходит почтмейстер и приглашает поехать вместе с ним за границу.
Через неделю Андрею Ефимовичу предложили подать в отставку. Вместе с приятелем он отправляется в Москву, где почтмейстер ведет себя "по-барски". Доктор досадует на своего друга. Они отправляются в Варшаву, где почтмейстер проигрывает 500 рублей, одалживает их у доктора, у которого после этого остается только 86 рублей. По возвращении доктору приходится поменять привычки: ни работы, ни денег у него нет. Он не в силах возобновить контакт с Иваном Дмитриевичем, так как состояние последнего ухудшается. Андрей Ефимович всем должен. Редкие визиты коллеги Хоботова и фельдшера его раздражают. Почтмейстер сочувствует ему, но денег не отдает. Однажды почтмейстер и Хоботов вдвоем навещают Андрея Ефимовича. Почтмейстер по обыкновению шутит, и даже обещает женить Андрея Ефимовича. Тот неожиданно раздражается и с негодованием выгоняет гостей. Оставшись один, раскаивается в своем поступке. На другое утро отправляется к почтмейстеру и извиняется перед ним. Почтмейстер серьезно предлагает ему заняться своей болезнью. Доктор уверяет, что он не болен. Вечером к Андрею Ефимовичу заходит Хоботов и неожиданно приглашает его на консилиум в больницу.
Андрей Ефимович оказывается в палате № 6. Никита отбирает его платье. Иван Дмитриевич насмешливо призывает его "пофилософствовать", и бывший доктор признает, что полностью пал духом. Андрей Ефимович пытается выйти погулять, но Никита жестоко избивает его.
Наутро Андрей Ефимович впадает в апатию, не отвечает на вопросы, не реагирует на посетителей. Под вечер он умирает от апоплексического удара.
