Речь сталина 19 августа 1939 фальшивка или
Секретная речь Сталина, представленная членам Политбюро 19 августа 1939 г., была тайно предана огласке и опубликована 28 и 29 ноября 1939 г. в нескольких французских и голландских газетах. Все копии исходили из одного источника - сообщения французского агентства новостей «Гавас» из Женевы, где располагалась штаб-квартира Лиги Наций. Сообщение было датировано 27 ноября. Все тексты перед публикацией были либо подвергнуты цензуре, либо подвергнуты цензуре и отредактированы.
Сразу же после подписания советско-германского пакта 23 августа 1939 г., по всей вероятности, Наркоматом иностранных дел был выпущен документ под названием «Официальные правительственные директивы Москвы дипломатическим миссиям СССР на Балканах». Эти «Директивы» скорее всего имели другое название. Как видно из содержания самого документа, он исходил от Коминтерна. Текст этих «Директив», как и оригинальный текст речи Сталина в английском переводе автора этой статьи, публикуется ниже. Нам известно, что этот документ был направлен не только коммунистическим партиям Балканских стран, но и секциям коммунистов других зарубежных стран, без сомнения, под разными названиями. В течение нескольких дней после их появления эти «Директивы» были перехвачены или, как в данном случае, тайно переданы нескольким иностранным агентствам и, по крайней мере, одному журналисту. Среди копий этого документа были идентифицированы те, что предназначались коммунистам в Великобритании, Болгарии и Румынии. Выдержки из «Директив», направленных английским коммунистам, были опубликованы в газете «The Scotsman» 3 ноября 1939 г. Они идентичны соответствующим отрывкам из копий, посланных компартиям Балканских стран.
«Директивы» Коминтерна разъясняли лидерам зарубежных компартий те преимущества, которые Советский Союз якобы мог получить в результате советско-германского договора. Они явно были рассчитаны на широкое распространение среди лидеров коммунистических партий зарубежных стран с целью дальнейшего внутрипартийного обсуждения пакта и его выгод. Как и речь Сталина, «Директивы» содержали обоснование причин заключения пакта с Гитлером. Оба документа показывают, что Сталин стремился продемонстрировать достоинства пакта членам зарубежных коммунистических партий, которые были шокированы этим неожиданным соглашением с нацистами.
Еще одно разоблачение Москвы появилось 8 сентября 1939 г. в Хельсинки в вечерней газете «Svenska Pressen», выходившей на шведском языке. В ней была опубликована информация, почерпнутая одновременно из обоих документов и дополненная подробностями из близких Кремлю источников. Как и «Директивы», информация, представленная в газете «Svenska Pressen», является еще одним доказательством подлинности секретной речи Сталина.
Вскоре после первого появления «Директив» одна из их версий была доведена до сведения по меньшей мере одной из ключевых групп иностранных коммунистов в Москве. Они были переданы в Секретариат Коминтерна 9 сентября 1939 г., когда либо Генеральный секретарь Коминтерна Георгий Димитров, либо Д.З. Мануильский, осуществлявший связь между советской секцией Коминтерна и иностранными секциями, провели беседу, разъяснявшую преимущества пакта и историю его заключения в соответствии с тем, как это было представлено в «Директивах». Исторические материалы, связанные с оригинальной версией речи Сталина, свидетельствуют о том, что Сталин назначил Димитрова ответственным за доведение информации о пакте до зарубежных партий. На встрече в Кремле с И.В. Сталиным, В.М. Молотовым и А.А. Ждановым 7 сентября 1939 г. на Димитрова была, вероятно, возложена прямая обязанность разъяснить товарищам из руководства Коминтерна новую советскую политику.
На этой встрече в Кремле 7 сентября Димитрову прочитали лекцию о политической ситуации, сложившейся после заключения советско-германского пакта. С начала месяца Димитров и Мануильский уже проделали определенный объем информационной работы в Секретариате. Еще раньше, 27 августа, они обращались к Сталину с письменной просьбой разъяснить новую ситуацию. Шок, произведенный заключением пакта, к этому времени достиг невероятных размеров и продолжал нарастать в связи с непониманием проводимой политики и волнениями в рядах коммунистов, оскорбленных соглашением с нацистами. Можно предположить, что встреча Димитрова со Сталиным и его ближайшими соратниками состоялась в связи с августовским запросом.
В тот день Димитров в своем личном дневнике записал то, что ему говорил Сталин. Эти заметки, содержащие, вероятно, только часть того, что он слышал, остаются тем не менее замечательным источником информации о намерениях Сталина в период после подписания пакта. В ходе этой встречи Сталин мог передать Димитрову копию «Директив», а глава Коминтерна, возможно, сделал более подробные записи беседы для своих служебных целей и только часть этой информации доверил личному дневнику.
Прилежный «летописец» и один из руководителей немецкой компартии в изгнании Вильгельм Пик находился в Секретариате Коминтерна 9 сентября. Он, по своему обыкновению, записал многое из того, что слышал. Судя по его записям, информация, переданная в Секретариат 9 сентября, была значительно более конкретной, чем это следует из текста личного дневника Димитрова о встрече со Сталиным в Кремле. Записи Пика указывают на то, что Димитров к этому моменту был уже ознакомлен с «Директивами».
Свидетельства, о которых далее пойдет речь, показывают, что «Директивы» циркулировали за границей еще до 7 сентября 1939 г. К тому же премьер-министр Румынии, правительство которого перехватило одну из копий «Директив», утверждал, что они попали за границу через советские дипломатические представительства. Следовательно, ни Генеральный секретарь Коминтерна Димитров, ни руководители иностранных компартий в Москве не играли никакой роли в их разработке, несмотря на свою принадлежность к Коминтерну.
Высказывания, приписываемые Сталину, Григорию Зиновьеву и В.И. Ленину с 1920-х гг., предвосхищают программное содержание документов 1939 г., хотя более ранним текстам явно недостает понимания специфических условий надвигавшейся войны, как раз того, что Сталин добавил к своей речи для членов Политбюро 19 августа 1939 г.
К примеру, в 1920 г. Ленин объяснил, какие революционные цели стояли за провалившейся военной кампанией против Польши и предполагаемым продвижением Красной Армии дальше на Запад. Этот разоблачительный документ был впервые опубликован в 1992 г. Две более ранние цитаты из речей его последователей Сталина и Зиновьева также непосредственно связаны с историей пакта и его секретного дополнительного протокола. Эти тексты позволяют увидеть долговременную последовательность в политике Кремля, которая отразилась в речи Сталина и «Директивах» 1939 г.
Первая цитата представляет собой отрывок из статьи Сталина в газете «Правда» от 15 марта 1923 г. Она отсылает нас к ленинскому объяснению целей продвижения Красной Армии на Запад: «Во время войны с Польшей [в 1920 г. ] ситуация была такова, что мы были ослеплены нашими первоначальными легкими победами в этой кампании и недооценили значение подъема национального чувства в Польше в те дни. Когда в сложившихся обстоятельствах мы предприняли попытку прорваться в Европу через Варшаву, то столкнулись с сопротивлением большинства польского населения. Таким образом, мы создали ситуацию, в которой успехи советских войск под Минском и Житомиром были сведены на нет, и престиж советской военной мощи на Западе пошатнулся».
В том же 1923 г. Зиновьев объяснил важность революции, которую советское руководство намеревалось в то время экспортировать в Германию. Сталин также был членом комитета, планировавшего революцию. Зиновьев в основном повторил слова Ленина, который до этого неоднократно высказывал аналогичную мысль: «С самого начала пролетарская революция в Германии имела большее значение, чем революция в России. Германия - индустриально развитая страна, [которая] находится в центре Европы… Советская Германия с первых дней своего существования образовала бы тесный союз с СССР… Революция в Германии поможет Советской России победить в деле создания социалистической экономики, тем самым создать непоколебимую основу для победы социалистической формы экономики во всей Европе».
Немногим более года спустя, 19 января 1925 г., Сталин снова выступил с речью, на сей раз на пленуме Центрального Комитета партии. К моменту этого выступления прошел почти год со смерти Ленина. Сталин сформулировал основной политический принцип использовать Красную Армию для распространения революции в Западную Европу. Таким образом, в очередной раз возник план использования Красной Армии, чтобы обеспечить успех революционных действий за рубежом.
Сталин предвидел возникновение новой большой войны. Он предсказывал, что нестабильность внутри капиталистических стран будет увеличиваться с ростом бедствий военного времени, и страны, вовлеченные в военные действия, будут ослабляться. Внутренняя нестабильность будет нарастать за счет дезорганизации, бедствий и разрухи, вызванных военными действиями. Видение Сталиным исторических перспектив оставалось таким же, как у Ленина, то есть гражданская война, мятежи, революционные действия, которые имели место в России и в Центральной и Западной Европе к концу и после, на тот момент последней, «Великой войны».
В этой, сталинской адаптации плана Ленина, Красная Армия должна была быть высокоорганизованной и оснащенной для того, чтобы стать инструментом интервенции за границу. Красная Армия должна была с сокрушительной силой вступить в грядущую войну после того, как основные противники истощат свои силы. По мнению Сталина, война была неизбежна даже при том, что капитализм в Европе, как он был вынужден признать, уже пережил послевоенный кризис. Однако отложить революцию не означало отказаться от нее.
Вместе с тем Сталин предостерегал своих слушателей, что обстановка может измениться. Как показала практика (с таким же успехом он мог бы сказать «неоднократно показала»), революционные силы на Западе, несмотря на грядущие бедствия, могут оказаться неспособными победить буржуазию в «решающей схватке» при том, что вполне возможны многочисленные локальные беспорядки. Он напомнил о недавних попытках революционных государственных переворотов в Эстонии и Латвии - государствах, граничивших с Советским Союзом. Революции там, не имея значительной иностранной помощи, потерпели поражение. Он имел в виду помощь Красной Армии. Он не упоминал о других неудачных попытках социалистической революции недавнего времени, в частности, провал большевистского переворота в Германии осенью 1923 г. Публичное признание всех недавних неудач Москвы в достижении ключевых целей большевизма могло навести слушателей Сталина на мысль о его собственной решающей роли в этих провалах. Сталин ограничился примерами Эстонии и Латвии.
Неизменно возвращаясь к теме войны, он тем не менее отдал должное вопросу мира. «Наш флаг, - сказал он, - был и остается флагом мира… Но если начнется война [а он был уверен, что война начнется], мы будем готовы и во всеоружии. Однако мы будем последними, кто вступит в военный конфликт - таким образом, мы сможем обеспечить решающий перевес сил. Наша мощь будет залогом нашей победы. При осложнениях в окружающих нас странах вопрос спасения [революций будет зависеть от] нашей армии и ее готовности». Таким образом, Сталин недвусмысленно дал понять своим революционно настроенным слушателям, что вся эта шумиха вокруг советского флага мира была не более чем завесой для ленинской программы мировой революции.
И, конечно же, он не проповедовал пустых теорий. Аналогичная схема - смесь разговоров о мире и благородной миссии «освобождения» - была использована им в качестве ширмы для похода Красной Армии на Запад в 1939 году. Тогда, после подписания советско-германского пакта «советизация» по-ленински вновь была направлена на Запад. Через два с половиной месяца после того, как «революция из-за границы» вместе с авангардными частями Красной Армии пришла в восточную Польшу в 1939 году, Сталин задумал принести ее и в некогда царскую Финляндию. Выступая в январе 1940 г. в период трудной для Советов военной кампании в Финляндии, перед ближайшими соратниками, которых он собрал в связи с годовщиной смерти Ленина, Сталин сказал, что «мировая революция как единый акт - это полная ерунда. Она требует разного периода времени в разных странах. Действия Красной Армии также являются делом мировой революции». Вслед за практикой успешных приобретений Кремля в Балтийском регионе в 1940 г., Сталин использовал ту же пропагандистскую маску и в 1944 и 1945 гг., когда с помощью Красной Армии расширял «сферу влияния» Советского Союза за пределы того, что еще недавно именовалось «странами по ту сторону железного занавеса».
Учитывая высказывания, приведенные выше, и принимая во внимание характерные особенности поведения Сталина и его ближайшего окружения, а именно то, что он, как и другие представители большевистской иерархии, почерпнул большинство своих революционных идей у Ленина, что он постоянно повторял сам себя и что его приспешники всегда стремились цитировать его, читатель незамедлительно обнаружит, что речь от 19 августа 1939 г. и «Директивы» от Наркоминдела того же года являются продолжением размышлений, процитированных выше. Эти документы 1939 г. приведены ниже.
Речь Сталина была напечатана в нескольких газетах Парижа, а также в ряде иностранных газет 28 и 29 ноября 1939 г. Все десять франкоязычных копий, найденные автором, содержат идентичные отличия от варианта, переданного агентством «Havas», текст которого следует ниже. Несомненно, все упомянутые копии были подвергнуты цензуре. Идентичность искажений свидетельствует о том, что исправления и сокращения были сделаны по требованию цензора. Во Франции существовала военная цензура, в обязанности которой среди прочего входила задача следить, чтобы в публикациях не содержалось враждебных выпадов в отношении иностранных правительств.
К тому же некоторые из опубликованных версий, очевидно, позднее подверглись дополнительной правке редакторами газет. Это явствует из того, что опубликованные в разных газетах материалы отличаются по размеру и по существу. Наиболее полные копии на французском языке были, в частности, опубликованы в «Le Journal» и «Le Figaro» в Париже, а также в «Le Peuple» в Брюсселе.
Производная версия текста агентства «Havas», которая использовалась при сверке последовательности абзацев в этом переводе, появилась в женевском научном журнале «Revue de droit international de sciences diplomatiques et politiques» в конце 1939 г. Публикация была датирована задним числом 30 сентября. Вероятнее всего, этот вариант был перепечатан из парижской газеты «Le Temps» за 29 ноября 1939 г. «Le Temps» считалась в то время полуофициальным печатным органом Министерства иностранных дел Франции - этим и объяснялся выбор редакторов «Revue». Именно этот, в значительной степени отредактированный и подвергнутый цензуре французский вариант использовался большинством историков, критически настроенных в отношении аутентичности речи.
Копии текста речи, включая вариант агентства «Havas», появились также на голландском языке в «Nieuwe Rotter-damsche Courant» и в «De Telegraaf» в Амстердаме, обе - 28 ноября 1939 г. (в последнем случае текст был несколько сокращен). Вариант, опубликованный в «Courant», практически идентичен (с поправкой на особенности голландского языка) немецкому переводу донесения, которое было получено агентством «Havas» по телеграфу для внутреннего использования в государственных учреждениях немецкими международными обозревателями и впоследствии переведено. Только два слова отличают текст в «Nieuwe Rotterdamsche Courant» от немецкого варианта, что вполне может быть результатом ошибки переводчика или просто типографской ошибкой. (Одна явная ошибка в немецкой копии будет специально прокомментирована ниже в тексте английского перевода.) Однако и голландский, и немецкий варианты длиннее и содержат идентичные слова (хотя и на разных языках) и смыслы, которые отличаются или вовсе отсутствуют в опубликованных французских копиях.
Анри Рюффен (Henry Ruffin), репортер агентства «Havas» в Женеве, который получил и распространил этот текст речи, написал предисловие об истории вопроса и добавил в заключение несколько деталей по поводу намерений Сталина. Рюффен также упомянул о реакции Политбюро на замечания Сталина. Эти пояснительные материалы полностью содержатся в немецкой версии и в варианте, опубликованном в «Nieuwe Rotterdamsche Courant», и соответственно вошли в наш перевод на английский язык.
В Нидерландах в то время не существовало цензуры. Следовательно, мы можем принимать немецкий текст, непосредственно «снятый» с телеграфной ленты, за исторический исходный текст до того момента, когда будет обнаружен оригинальный телеграфный текст, полученный самим Рюффеном.
* * *Все сопроводительные письма к «Директивам», посланные находившимися в Бухаресте министрами Великобритании, Франции и Германии министрам иностранных дел в Лондоне, Париже и Берлине, были датированы периодом времени от 5 до 10 сентября 1939 г. Эти временные рамки позволяют приблизительно представить дату появления этого документа, - вероятно, не позднее, чем через неделю после подписания пакта. Однако ссылки на архивные материалы, содержащие более ранние упоминания о появлении похожей информации, создают впечатление, что «Директивы», вероятно, были подготовлены еще раньше, сразу после 23 августа 1939 г., дня заключения советско-германского пакта, а может быть, даже до того момента, когда министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп и Молотов скрепили документ своими подписями.
Премьер-министр Эдуард Даладье (Edouard Daladier) и члены Палаты депутатов Франции вскоре были оповещены о речи Сталина, даже если они сами не прочитали опубликованного в конце ноября газетного текста. О нем шла речь и в опубликованном 1 декабря 1939 г. правительственном документе по военным вопросам. Все пункты «Директив», приведенные выше, были также упомянуты в этом официальном документе.
* * *Некоторым читателям может показаться странным, что эти ошеломляющие документы не цитировались большинством историков, писавших о кануне Второй мировой войны. Ведь речь Сталина была опубликована во многих газетах, связанных с агентством «Havas». Однако, хотя 28 и 29 ноября 1939 г. в парижской прессе и были опубликованы многочисленные копии этого документа, ни одна из них не появилась тогда в англоязычном парижском издании «International Herald Tribune». Это до некоторой степени объясняет причину того, что этот документ не получил впоследствии широкого распространения в англоязычных журналах и газетах. Однако если текст речи Сталина и та информация, которой ее сопроводил Рюффен, не попали на страницы новостных англоязычных изданий, то факт сталинского опровержения подлинности этой речи освещался, по крайней мере, несколькими газетами в Соединенных Штатах Америки.
В июле 1956 г. Анри Рюффен подтвердил, что он был одним из трех женевских журналистов, которым 27 ноября 1939 г. были доверены копии текста речи Сталина. Он отвечал на вопросы Витольда Свораковски, заместителя директора Гуверовского института (Hoover Institution), по поводу этого документа. В 1950-е гг. Свораковски, в прошлом - польский дипломат, сам занимался изучением советско-германских отношений. В ходе своих изысканий он и направил Рюффену запрос о происхождении текста сталинской речи.
В ответ Рюффен сообщил, что этот текст был доверен ему Харитоном Чавишвили (Khariton Chavichvili), представителем Грузинского национального правительства в изгнании. Как писал Рюффен, Чавишвили пользовался покровительством правительства Швейцарии, которое было осведомлено о его деятельности. По мнению Рюффена, большевистские функционеры Женевского отделения Лиги Наций и Министерства иностранных дел в Париже стремились поначалу воспрепятствовать распространению агентством «Havas» полученной информации. Когда же этого сделать не удалось, они пытались не допустить ее опубликования.
Свораковски говорил также, что в 1939 году, когда публикации все-таки появились, он находился в Париже и сам столкнулся с жесткой цензурной политикой во Франции в те дни. Он писал, что в январе 1940 г., после ноябрьских публикаций 1939 г., он хотел включить текст речи Сталина в передачу на Радио Парижа, которое вещало на его оккупированную родину. Однако тогдашний французский цензор изъял из проекта беседы польского дипломата все ссылки на сталинскую речь, чтобы не провоцировать кремлевского лидера.
По не вполне понятным причинам различные производные копии этой речи были опубликованы и в ходе Второй мировой войны в вишистской Франции. Более десяти лет назад одна из них была обнаружена Татьяной Бушуевой в архиве бывшего Советского Союза и опубликована ею в журнале «Новый мир». Она, очевидно, не предполагала, что найденная ею копия не является оригиналом. [Переводы речи Сталина на английский язык были сделаны с этой вторичной копии.]
Сам Сталин объявил текст своей речи фальсификацией сразу после его первой публикации во французской газете. Его опровержение было опубликовано в газете «Правда» 30 ноября 1939 г. Начиная с середины 1950-х гг. вплоть до 2004 г. историки вслед за Сталиным заявляли, что этот текст сфабрикован. Однако с момента первой публикации текста речи Сталина во Франции только три историка пытались более или менее систематически установить аутентичность речи и сопутствующие ей обстоятельства. Работы двух из них вышли в свет.
Однако ни один из этих историков не изучал французские газеты достаточно внимательно (а скорее всего вообще не изучал!), чтобы выяснить, все ли опубликованные на французском языке копии идентичны, а они как раз не идентичны. Еще одним показателем полноты их исследовательской работы может служить тот факт, что оба историка использовали в качестве основного предмета критики вторичную копию из швейцарского научного журнала «Revue». И это при том, что, повторим, она была подвергнута и цензурной, и редакторской правке.
Не было найдено никаких свидетельств того, что кто-либо из критиков аутентичности текста от агентства «Havas», включая самого Сталина, когда-либо вообще исследовал газетные копии. Случись такое, то они и даже более последовательные критики могли бы обнаружить, что некоторые из версий, появившиеся во французской прессе, были подвергнуты цензуре, а иные, как уже говорилось, прошли не только цензуру, но и были дополнительно отредактированы, включая, повторим, и тот вариант, который избран для анализа в опубликованных критических статьях. Если мы сравним телеграфный текст, полученный от агентства «Havas», и версию из голландской газеты, которая не проходила цензуру, с различными отредактированными версиями из французских газет, то мы легко обнаружим, какие тексты действительно стоило исследовать.
Надо отметить, что существенным пунктом возражений одного из критиков является сам факт проведения заседания Политбюро 19 августа 1939 г. Переводчик Молотова (а позже и Сталина) В.Н. Павлов, отвечая на вопросы советского военного историка П.А. Жилина в 1972 г., сказал, что Сталин был инициатором подготовки договора с Германией и собственноручно подготовил проект документа, который действительно «обсуждался в Политбюро». В Наркоминделе, по его словам, «такой документ не готовился и не обсуждался». Логично предположить, что в Кремле таким же образом был подготовлен еще один документ, а именно «Директивы».
Следовательно, несмотря на некоторые интересные и полезные находки, содержащиеся в исследованиях двух претендующих на окончательный анализ авторов, их суждения так же, как и мнения других, менее педантичных историков-критиков, да и самого Сталина, по поводу текста его речи 19 августа 1939 г., следует признать несостоятельными. Критики пытаются отрицать аутентичность заведомо искаженного, подвергнутого цензурной и редакторской правке текста, напечатанного сначала во французских газетах, а позднее в научном журнале в Женеве.
В наше время, через 67 лет после первой публикации, речь Сталина от 19 августа 1939 г. в ее оригинальной версии следует рассматривать как ценный исторический текст, подлинность которого никогда не была серьезно оспорена.
Очевидно, что включение этого текста в исторический канон может потребовать решения давно назревшей задачи масштабного пересмотра истории Второй мировой войны и обстоятельств, ей предшествовавших, а также причин, приведших к холодной войне.
В предвоенные годы многие хорошо осведомленные дипломаты, «знатоки Москвы», такие как Джордж Ф. Кеннан (George F. Kennan) из США, Жан Пайар (Jean Payart) из Франции, Юлиус Лукашевич (Juliusz Lukasiewicz) и Вацлав Гржибовский (Waclaw Grzybowski) из Польши, Фридрих фон дер Шуленбург (Friedrich von der Schulenburg) и Эрнст Кестринг (Ernst Kostring) из Германии, утверждали, что Сталин хотел большой войны в Европе, чтобы ослабить ее и тем самым создать условия, при которых Красная Армия могла бы осуществить «большевизацию» стран к западу от границ Советского Союза. Их анализ того, как Советы намеревались использовать грядущую «Великую войну», оказались подтверждены текстами речи Сталина от 19 августа 1939 г. и «Директив». Явное стремление некоторых историков примкнуть к Сталину, годами опровергая подлинность его речи, само по себе должно стать предметом серьезного профессионального внимания.
Приложение 1
Перевод на английский язык оригинального немецкого текста речи Сталина на заседании Политбюро от 19 августа 1939 г., полученного от французского агентства «Havas» по телеграфу из Женевы 27 ноября 1939 г. В ходе этого перевода особое внимание было уделено передаче смысла в соответствии с существующими французскими версиями текста того времени. В немецком переводе оригинальной женевской телеграфной копии речи Сталина и поясняющего сопроводительного текста, полученных через французское официальное агентство новостей «Гавас», абзацы, выделенные ниже, отсутствовали. Они приводились в соответствие с абзацами французских версий речи всякий раз, когда, отличаясь по языку, были очень близки или идентичны по содержанию.
Вставки в квадратных скобках в нижеследующем тексте сделаны с пояснительной целью.
FOREIGN NEWS AGENCIES
NO. 724, Berlin, 28.11.39
Why did Soviet Russia sign a Pact with Germany? The world community has asked this question for some time - and it continues to ask. What moved the government of the Soviet Union to sign political and economic treaties with Germany on October 19 ? Until now we have not known what the conditions were under which Stalin received the unanimous approval of the Politbiuro for this shift in his policy. Now, today, the veil has been lifted.
We have received from Moscow, from a source which we consider to be absolutely trustworthy, the following detailed information on the meeting held, at Stalin"s initiative, on August 19 at 10 p.m., and the speech that he delivered there for the occasion. On August 19, in the evening, Politbiuro members were urgently called together for an urgent and secret meeting, which was also attended by prominent leaders of the Comintern, but only those from its Russian section. Not one of the foreign Communists, not even Dimitrov, Secretary General of the Comintern, were invited to this meeting, whose purpose, not indicated on the agenda, was to hear Stalin"s report.
Stalin began to speak immediately, saying in essence the following: «Peace or war. The issue has come to a critical pass. Its resolution will depend wholly on the position that will be taken by the Soviet Union. We are absolutely convinced that, should we conclude a treaty of alliance with France and Great Britain, Germany will be forced to remove its pressure from Poland and seek a modus vivendi with the Western powers. In this way, war might be avoided, but subsequent developments with respect to us will take on a dangerous character.
«On the other hand, if we accept Germany"s proposal, which you know, is to conclude a nonaggression pact with it, it will undoubtedly attack Poland. Then the entry of England and France will become inevitable.
«In such circumstances, we will have good prospects of remaining outside the conflict and, taking advantage of our position, we will be able to await our turn. This is just what our interests demand.
«Our choice is therefore clear: We must accept the German proposal and send the English and French delegations back home with a courteous refusal.
«It is not difficult to foresee the advantage that we shall gain from this
course of action. It is obvious to us that Poland will be destroyed before England and France are at all in a situation to come to her assistance. In this case, Germany will turn over to us a part of Poland right up to the limits of Warsaw, including Ukrainian Galicia.
«Germany will give us full freedom of action in the three Baltic states. It will not oppose the return of Bessarabia to Russia . It will be prepared to yield to us Romania, Bulgaria, and Hungary as a sphere of influence.
«Only the question of Yugoslavia remains open, its resolution depending on the position taken by Italy. If Italy remains on the side of Germany, then the latter will demand that Yugoslavia enter the zone of its influence. Through Yugoslavia it will obtain access to the Adriatic Sea. However, if Italy does not enter with Germany, then it will obtain access to the Adriatic Sea through Italy, and in this case Yugoslavia will pass into our sphere of influence.
«We must, however, keep in sight the possibility that Germany will emerge from the war as loser, and not as victor.
«Let us examine the case of its defeat. In this case, England and France will still be strong enough to occupy Berlin and to destroy a Soviet Germany, and we shall not be in the situation to come effectively to the help of a Soviet Germany.
«Our goal therefore requires that Germany should wage war as long as possible so that England and France grow sufficiently weary and exhausted and are unable to destroy a Soviet Germany.
«Our position will derive from this consideration: While remaining neutral, we will help Germany economically, providing it with raw materials and foodstuffs. But our assistance, it should go without saying, must not exceed a certain limit in order not to damage our economy or weaken the power of our army.
«At the same time, we must carry out an active Communist propaganda, especially in countries of the Anglo-French bloc and, above all, in France. We must be prepared for the situation. In that country in wartime our party will be forced to abandon the path of legality to shift to clandestine operations. We know that such activities require large resources, but we must unhesitatingly make the sacrifices. If this preparatory work is carried out thoroughly, the security of a Soviet Germany will be assured. That situation will contribute to the Sovietization of France.
«In order to achieve this goal, we must, as I said at first, insure that the war lasts as long as possible and that we devote toward this end the resources which we have.
«Now let us examine the second hypothesis, that of a German victory.
«Some believe that such a possibility would represent the gravest danger for us. There is a particle of truth in this assertion. But it would be an error to assume that this danger is as immediate and as great as some imagine.
«If Germany wins, it will emerge from the war too exhausted to wage war on us during the next decade. Its principal concern will be to keep watch on defeated England and France in order to prevent their rising up again.
«Moreover, a victorious Germany will have vast colonies. Their exploitation and adaptation to German procedures will also occupy Germany for several decades. It is patent that Germany will be too busy elsewhere to turn against us.
«Comrades», Stalin concluded, «I have given you an insight into my considerations. I repeat that it is in your interest that a war should break out between the Germany and the Anglo-French bloc. For us it is crucial that this war last as long as possible, so that both sides emerge exhausted. For these reasons we must accept the pact proposed by Germany and do everything possible so that this war, once begun, lasts as long as possible. At the same time, we must intensify our propaganda work in the belligerent states in order to be well prepared for the moment when the war ends».
Stalin"s speech, listened to with reverential attention, was not followed by any discussion.Only two insignificant questions were asked, which Stalin answered. His proposal, that the Non-Aggression Pact with Germany be accepted, was adopted unanimously. Subsequently the Politbiuro adopted a decision to charge Manuil"skii, the president of the Comintern, with working out jointly with Dimitrov, its general secretary, under Stalin"s personal direction, appropriate instructions to be passed to the Communist Party abroad.
Приложение 2
Английский перевод документа, озаглавленного «Официальные правительственные директивы Москвы дипломатическим миссиям СССР на Балканах», был сделан автором статьи с архивных копий, существующих на французском и немецком языках. Немецкая версия считается переводом с румынского оригинала. Перехваченные «Директивы» после перевода на французский язык были переданы дипломатическим представителям Великобритании и Франции премьер-министром Румынии Армандом Калинеску (Armand Calinescu) в начале сентября 1939 г. Немецкий посол сообщал в сопроводительном письме своему министру иностранных дел, что он тоже получил копию на французском языке (которая послужила одним из источников для нижеследующего перевода на английский язык) из другого источника в Румынии и что изначально он пришел из г. Варны в Болгарии.
OFFICIAL GOVERNMENT INSTRUCTIONS SENT FROM MOSCOW
TO DIPLOMATIC MISSIONS OF THE USSR ESTABLISHED
IN THE BALKANS
«The Comintern sent the following official communique to all Communist parties in the Balkans.
1. Russia has realized that it is time to abandon the tactics adopted by the seventh congress of the Comintern held in 1933. It must be acknowledged that, owing to these tactics, our Communist Party was able to conclude alliances with bourgeois and democratic states in order to stop the fascist wave, which was spreading rapidly. Owing to these tactics, we were also able to impede the triumph and the establishment of fascism in France in 1933.
2. The desire of France and England to draw the USSR into the peace front is based on a calculation clear to anyone. The two countries in tended to destroy the Rome-Berlin Axis, largely employing the forces of our country for this purpose.
This combination was very disadvantageous for us. We would have helped to rescue Anglo-French imperialism, which would have represented an absolute violation of our principles. these principles by no means rule out a temporary agreement with our common enemy, fascism. But, whatever its nature, an agreement with the bourgeoisie would serve to strengthen the bourgeoisie and capitalism, which is absolutely contrary to our principles.
3. Considering the above, the USSR has taken up a program which we will carry out later. In keeping with this program, we are wholly disinterested in the war that may break out in Europe. We have decided to bide our time. The revolutionary activity, which is continuously developing under the guidance of Communist parties in all countries, will prepare a favorable ground for our future intervention. The Communist Party must exploit the difficulties that inevitably will arise in this war begun by the capitalist countries. The party will make the decisions necessary for the establishment of the dictatorship of the proletariat. The General Council of the Comintern believes that its evaluations are founded on currently real, objective and also subjective conditions which will permit the outbreak of a social revolution.
4. We inform you that our agreement with the Axis should be viewed as a diplomatic victory won by us. At the same time it offers a diminution of the prestige of Germany.
After the conclusion of our Pact with Germany, that country abandoned all agitation against Communism. The official communique that we received completely convinces us that, in fact, all anti-Communist propaganda has truly been prohibited. From a legally published report published by the Communist Party of England we judge that the working class of that country is quite well informed of the purpose of the Pact states with respect to Russia was one of the causes that brought about the failure of an Anglo-French-Soviet pact and precipitated the conclusion of the Russian-German pact. These states rejected the military help of the Soviet Union and, in the event of a war, agreed only to accept aid in equipment».
Перевод с английского Ирины Павловой
Заявил: «в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение способное захватить власть» и «диктатура этой <большевистской> партии становится возможной только в результате большой войны», и что если «война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный характер для СССР». Некоторые историки ставят под сомнение сам факт заседания и считают текст речи фальшивкой . Другие историки доказывают что речь имела место . Сам Сталин категорически отрицал возможность такой речи. Вот что он, в частности, заявил по этому поводу:
а) Не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;
б) После открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии...
в) Правящие круги Франции и Англии грубо отклонили как мирные предложения Германии,...
Таковы факты.""
По мнению активного деятеля перестройки доктора исторических наук, академика РАЕН Ю. Н. Афанасьева , эта речь находится в одном ряду с выступлениями Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий (а также его реплики и тосты на банкете, устроенном по этому случаю) и на главном Военном совете 14 мая г.
Как считается, «добыл» эту информацию женевский корреспондент «Гавас» Анри Рюффен (Ruffin), которому некий «заслуживающий доверия источник» и предоставил текст «сталинской речи». Интересно, что предполагаемый «сталинский доклад» впоследствии дважды дополнялся новыми деталями (видимо, «достоверный источник» из советского Политбюро передавал Рюффену стенограмму по частям) - в -м и годах. Спустя три недели после нападения Германии на СССР Рюффен (обосновавшийся в вишистской Франции) вновь возвращается к «секретной речи», публикуя ее 12 июля в Journal de Geneve. Среди новшеств: «В результате (войны) Западная Европа подвергнется глубокому разрушению» ; «Диктатура коммунистической партии возможна лишь в результате большой войны» ; «В случае поражения Германии… неизбежно последует ее советизация и создание коммунистического правительства» ; «Если мы окажемся достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из развития событий, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника, равно как и все народы, попавшие под опеку Германии» и проч. Нацистская пропаганда д-ра Геббельса быстро подхватила «данные» Рюффена («Москва без маски», «Сенсационные разоблачения о подлой двойной игре Москвы» - заголовки берлинских газет, использовав их в качестве аргументации «коварства большевистской Москвы», и заодно приложила к общей пропагандистской линии: «Гитлер - защитник Европы от коммунизма ».
Из этого может следовать, что материал попал в «Гавас» со значительным временным лагом, чем и объясняется его анахронистичность. Это делает более вероятным советское происхождение информации сообщения: в случае, если бы она шла из Германии, такой лаг (серьезно снижающий, в глазах неосведомленного читателя достоверность сообщения) был бы малообъясним.
Ссылки
Библиография
- Центр хранения историко-документальных коллекций, бывший Особый архив СССР, ф. 7, оп. 1, д. 1223.
- Бушуева Т. «…Проклиная, попробуйте понять…» // Новый мир . - 1994 - № 12. - С. 230-237.
- Голин, Э. Сталин и начало Второй мировой войны // Вестник. - 1999. - № 17 (224). - 17 августа.
- Jakel, E. Über eine angebliche Rede Stalins vom 19. August 1939 // Vierteljarhshefte für Zeitgeschichte. - 1958. - H. 4. - S. 380-389.
Гитлер настойчиво добивался приезда Йоахима Риббентропа в Москву до вторжения Вермахта в Польшу. «Время не ждет, торопит», — сообщалось в меморандуме из Берлина для Вячеслава Молотова.
Историки много лет спорят — выступал ли Сталин с речью на заседании Политбюро 19 августа?.. И если выступал, то о чем шла речь?
Оппоненты утверждают, что пресловутой «речи Сталина» 19 августа 1939 года на самом деле не было, а ее известный пересказ — не более чем плод журналистских домыслов. Внешнеполитический курс Советского Союза в августе 1939 года носил прагматичный характер и ничем не отличался от действий других великих держав. И решение Гитлера напасть на Польшу никак не зависело от Московского пакта.
Насколько такая точка зрения справедлива?..
Ведь если решение Гитлера напасть на Польшу не зависело от пакта со Сталиным, откуда же столько волнений и отчаянных призывов на тему: «Советские товарищи, немедленно примите Риббентропа?»… По мере приближения установленной даты вторжения, Берлин все более нервничал — по вполне прозаичной причине: Гитлер не мог начинать войну без сталинских гарантий благожелательного нейтралитета. Слишком высоки были риски. Отсюда пресловутая фраза в германском меморандуме: «Время не ждет, торопит».
Разобраться в том, что произошло 19 августа нам помогает телеграмма № 189 германского посла графа Вернера фон дер Шуленбурга с отчетом о событиях минувшего дня. 19 августа Шуленбург дважды виделся с Молотовым и в первый раз они разговаривали между 14 и 15 часами.
Германский посол извинился за настойчивость, с которой он добивался встречи. Он знал, о чем говорил: подготовка к нападению на Польшу вступила в последнюю фазу («Время не ждет»).
Советский нарком ответил немецкому дипломату с чувством юмора: «Когда того требует дело, то не стоит откладывать». Вел себя Молотов безжалостно: он не скрывал готовности советского правительства к диалогу, но решительно отказывался «даже приблизительно определить время поездки» Риббентропа в Москву. Визит важный, проблемы серьезные, мероприятие необходимо подготовить (а время-то «не ждет) — и так далее. Особое внимание Молотов вновь уделил дополнительному секретному протоколу. На том дипломаты и расстались.
Складывалось впечатление, что Молотов по-прежнему тянет время. Как будто видимая неопределенность сохранялась в поведении Сталина. Казалось, что он по-прежнему размышляет о выборе между Берлином и Парижем, взвешивая все «за» и «против».
Однако примерно в 15. 30. Молотов неожиданно попросил Шуленбурга вновь приехать в Кремль. Они встретились через час.
На этот раз советский нарком иностранных дел и глава правительства СССР вел себя иначе . Он сообщил германскому дипломату, что за прошедшее время сделал доклад советскому правительству , получив указание передать Шуленбургу проект пакта о ненападении. Впервые называлась и возможная дата приезда Риббентропа в Москву: 26 или 27 августа. Шуленбург в телеграмме № 189 отметил: «Молотов не объяснил мне причины резкого изменения своей позиции. Я допускаю, что вмешался Сталин» . И с предположением германского посла трудно не согласиться.
Итак, из телеграммы № 189 Шуленбурга следует:
Первое. 19 августа в Кремле между 15. 00. и 15. 30. состоялось какое-то важное политическое совещание на уровне правительства. На этом совещании Молотов сделал доклад . Правительство в СССР было лишь технической инстанцией, все ключевые решения принимались Политбюро ЦК ВКП(б), поэтому речь шла не о заседании Совнаркома, а именно Политбюро.
Второе. Участники совещания обсуждали развитие советско-германских отношений.
Третье. После совещания, благодаря решению Сталина, как полагал автор телеграммы, позиция Молотова неожиданно стала более благоприятной для заключения долгожданного пакта в ближайшее время.
Эти три факта очевидны и бесспорны.
Вопрос заключается в том, что сказал Сталин своим соратникам?..
Вот публицистическая версия, записанная на основании пересказа:
«Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать “модус вивенди” с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный для СССР характер. Если мы примем предложение Германии, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. Западная Европа будет подвергнута серьезным волнениям и беспорядкам. В этих условиях у нас будет много шансов остаться в стороне от конфликта, и мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.
Опыт 20 последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию. Германия предоставляет нам полную свободу действий в Прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР. <…> Товарищи! В интересах СССР — Родины трудящихся, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать все, чтобы эта война длилась как можно больше с целью изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией, и работать над тем, чтобы эта война, объявленная однажды, продлилась максимальное количество времени».
Доказательств подлинности этой записи у историков нет, ее часто называют фальшивкой и дезинформацией. Но ведь о чем-то Сталин говорил и явно не о сельском хозяйстве. Речь шла о чем-то таком важном , что заставило Молотова немедленно вызвать вновь Шуленбурга.
Смысл рассуждений Сталина во время заседания Политбюро 19 августа 1939 года мы можем представить на основании достоверных записей о другой сталинской речи. 7 сентября, вскоре после начала европейской войны, Сталин встречался с руководителями Коминтерна и заявил:
«Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая, и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону».
Таким образом, заявление Сталина, сделанное 7 сентября, позволяет составить ясное представление о тех аргументах, которые он изложил на заседании Политбюро 19 августа в пользу заключения пакта о ненападении, включавшего секретный дополнительный протокол.
Итак, днем 19 августа Сталин принял стратегическое решение — в пользу пакта с Гитлером и большой европейской войны .
В тот же день произошли еще три важных события.
Аккредитованные в Польше дипломаты Великобритании и Франции получили отрицательные ответы польского министра иностранных дел Юзефа Бека по поводу возможности присутствия любых иностранных войск на суверенной польской территории в мирное время. Бек заявил: «Маршал Ворошилов пытается сейчас мирным путем добиться того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 году ». Иными словами, в глазах поляков у большевиков была плохая «кредитная история».
В Берлине было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение.
Поздним вечером 19 августа Шуленбург передал в Берлин, врученный ему Молотовым проект пакта о ненападении, подчеркнув, что настоящий договор вступит в силу только в случае «подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам» , являющегося по требованию советской стороны, «составной частью пакта» .
(Продолжение следует. )
1Когда-то откроют архивы, и мы найдем много интересного. Но главного не найдем.
В. Суворов. «День М»
Пора вспомнить о пресловутом заседании Политбюро ЦК КПСС 19 августа 1939 года. Напомню, что смелый исследователь Татьяна Бушуева нашла в архивах текст выступления Сталина на этом заседании и опубликовала его в журнале «Новый мир» в 1994 году. После этого вышли в свет четыре книги В. Суворова, но ни в одной из них он ни словом не упоминает об этой публикации. Может, он о ней ничего не знает?
Сомнительно. Документ, найденный Т. Бушуевой, неоднократно цитировался в статьях, поддерживающих версию Владимира Богдановича. Есть упоминания о нем и в работах, направленных против его версии. Так что В. Суворов, который внимательно следит за всеми публикациями за и против, не мог ничего не знать об этом открытии его сторонницы.
Правда, кремлевские историки уже успели окрестить найденный Т. Бушуевой документ фальшивкой. Возьмем такой факт: найденный текст является переводом с французского. Трудно предполагать, что Сталин произнес свою речь на французском, поэтому Т. Бушуева утверждает: эта запись сделана кем-то из работников Коминтерна, присутствовавших на заседании. Коммунистические же фальсификаторы, основываясь на том, что текст найденного Т. Бушуевой документа слово в слово повторяет ту самую статью агентства Гавас, о которой нам рассказал В. Суворов в шестой главе «Ледокола», утверждают, что это всего-навсего ее копия. То есть что появилось раньше, сообщение Гавас или документ в архивах, установить невозможно. И каждый волен трактовать ситуацию в свою пользу.
Могли ли эти происки коммунистических фальсификаторов смутить В. Суворова? Ясно, что не могли. В той же шестой главе «Ледокола» он рассказал, каким путем совершенно секретная речь Сталина могла попасть на Запад - через одного из деятелей Коминтерна. Значит, обнаружение в советских архивах этого документа подтверждает его собственные слова. Но Владимир Богданович по этому поводу молчит, как партизан. Почему?
Да по той же причине, по которой он не привел в «Ледоколе» ни самого сообщения агентства Гавас, ни единой выдержки из него, а только опровержение этого сообщения в «Правде». Дело в том, что ДАННОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ СТАЛИНА РАБОТАЕТ ПРОТИВ ВЕРСИИ В. СУВОРОВА!
Документ полностью я привел в приложении, так что можете сами убедиться в правоте этого моего утверждения. Я же обращу ваше внимание на несколько моментов. В начале речи Сталин говорит: «Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать «модус вивенди» с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный характер для СССР (выделено мной. - В.В.). Если мы примем предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Франции и Англии в эту войну станет неизбежным. Западная Европа будет подвергнута серьезным волнениям и беспорядкам. В этих условиях у нас будет много шансов остаться в стороне от конфликта…»
В выделенном предложении прямо говорится, что СССР имел возможность предотвратить войну. Но какую войну? Вторую мировую? А вот и нет, Сталин же прямо говорит: «Германия откажется от Польши и станет искать «модус вивенди» с западными державами». То есть в случае заключения договора о взаимопомощи с Францией и Великобританией будет предотвращена германо-польская война. С какой стороны это должно волновать товарища Сталина?
Что, Польша в то время была лучшим другом СССР? Да ничего подобного. Не буду вдаваться в подробности, но даже «правоверные резунисты» не станут отрицать, что в то время Польша не была дружественной Советскому Союзу страной. Так что ее судьба никоим образом не могла интересовать Сталина. Вернее, могла, но только с точки зрения безопасности СССР. Если вспомнить, что в то время поляки мечтали о «Великой Польше от моря до моря», существование Польши никоим образом нашу безопасность не увеличивало.
Правда, наличие общей границы с Германией вроде бы эту безопасность снижало. Но это в сравнении с ситуацией конца лета 1939 года. Только ведь эта ситуация в будущем неминуемо должна была измениться. Вот смотрите: если СССР заключит договор с Западом, не будет германо-польской войны, но как пойдут события дальше, не известно. Может, Гитлер угомонится, а может, и нет. Куда в последнем случае будут направлены его устремления?
Вариант, когда Германия начинает войну с СССР в союзе с Польшей, Финляндией, Румынией и Венгрией, вовсе не был фантастическим (о нем мы подробно поговорим ниже). Более того, к этому же союзу могли присоединиться Латвия и Эстония. Так что заключение договора о взаимопомощи с Западом вовсе не гарантировало СССР от войны с Германией. Правда, у нее были бы в этой войне союзники, Англия и Франция. Но давайте вспомним, какую помощь в реальной истории оказали эти самые союзники Польше? Да никакой. Они объявили Германии войну, после чего спокойно смотрели, как Гитлер громит Польшу. Если бы Гитлер в союзе с той же Польшей напал на Советский Союз, они точно так же объявили бы войну Германии (а может быть, и Польше), после чего спокойно смотрели бы, как Гитлер громит Россию.
Если СССР заключит пакт с Германией, начнется германо-польская война и «вмешательство Франции и Англии в эту войну станет неизбежным». Обратите внимание, Сталин говорит прямо: если мы примем предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, Германия нападет на Польшу, вмешаются Англия с Францией и начнется мировая война. НО СОВЕТСКИЙ СОЮЗ В ЭТОЙ ВОЙНЕ УЧАСТИЯ ПРИНИМАТЬ НЕ БУДЕТ.
Невооруженным взглядом видно, что этот вариант для СССР предпочтительнее. Причем независимо от того, стремился ли Советский Союз к мировой революции или же просто хотел жить со всеми в мире. Даже не важно, кто в тот момент был у власти в России, большевики, или, скажем, кадеты с эсерами, они должны были бы принять этот вариант.
Обратите внимание, в своей речи Сталин рассматривает всего два возможных варианта - заключение договора о взаимопомощи с Францией и Англией и заключение пакта о ненападении с Германией. Но ведь был и третий вариант действий советского руководства - вообще не заключать никаких договоров ни с Западом, ни с Гитлером. Сталин этот вариант даже не рассматривает. Почему? Да потому, что ГЕРМАНО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА ВСЕ РАВНО НАЧНЕТСЯ, НО ВОТ ВМЕШАТЕЛЬСТВО ФРАНЦИИ И АНГЛИИ ОТНЮДЬ НЕ БУДЕТ НЕИЗБЕЖНЫМ.
Подробно этот тезис я рассмотрю и обосную позднее, сейчас же просто скажу: ничего невероятного в таком варианте не было. Но для СССР это самый худший из возможных вариантов. Судите сами: Гитлер уничтожает Польшу, и СССР получает вместо плохого, но слабого соседа плохого и сильного. Причем руки у этого соседа развязаны, потому как войны у него ни с кем нет.
2Далее Сталин разбирает выгоды, которые предоставляет пакт о ненападении с Германией. «Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию. Германия предоставляет нам полную свободу действий в прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию».
Опять давайте рассуждать. В результате пакта все государства, имевшие в тот момент территориальные претензии к СССР, оказываются в зоне его влияния. Проще говоря, Советский Союз может оказать на них силовое давление, чтобы они стали его сателлитами, а то и вовсе вошли в состав СССР. То есть проделать ту самую операцию, которая была проделана с прибалтийскими республиками. В результате Германия, если она когда-нибудь задумает напасть на СССР, окажется без союзников.
А если вместо пакта с Германией заключить союз с Францией и Англией, Советский Союз ровным счетом ничего не получает. Враждебные, или, говоря мягче, не очень дружественные, государства на его западной границе остаются, так что угроза с Запада ничуть не уменьшается. Какой вариант должен выбрать правитель государства, независимо ни от какой идеологии, тот, в результате которого его безопасность повышается, или тот, в результате которого она всего лишь не снижается?
Представим себе, что Советский Союз совершенно не виноват в приходе к власти Гитлера, что ситуация августа 1939 года сложилась не благодаря его усилиям, а где-то даже вопреки им. Что должно делать руководство СССР в таком случае? Заключать ли союз с Западом, рискуя заполучить в ближайшем будущем войну с Германией, или же заключить пакт с Гитлером, после чего ему в ближайшем будущем будет не до войны с Россией? Для каждого здравомыслящего человека выбор самоочевиден.
Так что, с точки зрения Запада Сталин поступил очень нехорошо, уклонившись от войны с Гитлером и заставив воевать с ним западные демократии. Но с точки зрения Востока (т. е. нас с вами) он поступил совершенно правильно.
Тут нужно обратить внимание на один нюанс. Даже если считать, что заключение союза с Англией и Францией предотвращало начало Второй мировой войны, заключение пакта с Германией вовсе не делало ее неизбежной. Гитлер мог вдруг взять и раздумать нападать на Польшу, поляки могли испугаться и удовлетворить требования Гитлера, наконец, Англия с Францией могли раздумать защищать Польшу. Все эти варианты были маловероятны, но все же вероятность их была не нулевая. Так что если принять за истину утверждений В. Суворова «ключ от начала Второй мировой войны попал на сталинский стол», то можно продолжить: «…но Сталин, повернув ключ на один оборот, перебросил его на столы лидеров Запада».
3Переходим к проблемам революции. Сталин говорит: «В то же время мы должны предвидеть последствия, которые будут вытекать как из поражения, так и из победы Германии». Опять же ничего криминального тут нет. Глава любого государства, предвидя, что в ближайшем будущем может начаться война между его соседями, должен постараться оценить возможные последствия этой войны для его державы. Если бы Сталин был лидером какой-нибудь другой державы, не СССР, он должен был бы рассматривать будущую ситуацию с точки зрения вступления или не вступления его государства в эту войну. Но Сталин был лидером именно СССР, т. е. государства победившего пролетариата, поэтому он рассматривает варианты революционного развития событий.
«В случае ее (Германии. - В.В.) поражения неизбежно произойдет советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизированная Германия окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут еще достаточно сильны, чтобы захватить Берлин и уничтожить советскую Германию. А мы не будем в состоянии прийти на помощь нашим большевистским товарищам в Германии».
Видите, Сталин не говорит, если Германия будет терпеть поражение, мы должны ударить ей в спину, он говорит, если Германия ПРОИГРАЕТ войну, в ней произойдет революция, которой мы должны оказать поддержку. В одном случае (поражение Германии в затяжной войне) мы сможем это сделать, в другом (поражение Германии в скоротечной войне) не сможем. Предельно ясно, что СССР не собирался вмешиваться в идущую войну, выступать на чьей-либо стороне, он собирался воспользоваться РЕЗУЛЬТАТАМИ войны после ее окончания.
Далее Сталин говорит: «Таким образом, наша задача заключается в том, чтобы Германия смогла вести войну как можно дольше, с целью, чтобы уставшие и до такой степени изнуренные Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию. Придерживаясь позиции нейтралитета и ожидая своего часа, СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая ее сырьем и продовольственными товарами».
Ай, какой нехороший этот товарищ Сталин! Он не только не собирается вступаться за страны Запада, но еще и желает, чтобы кровавая война продолжалась как можно дольше. Позиция действительно людоедская, но лично мое негодование несколько уменьшается при воспоминании, что точно такой позиции придерживались США в Первую мировую войну. Собирались американцы придерживаться этой стратегии во Вторую мировую, да Япония с Германией не позволили, объявив им войну.
Тут нужно опять вспомнить, что моральные критерии в политике не применимы. Если лидер какой-то державы будет придерживаться принципов абстрактного гуманизма в ущерб интересам своей страны, ничего хорошего для его страны из этого не выйдет.
Наконец мы переходим к самой интересной части выступления Сталина: «Рассмотрим теперь второе предположение, т. е. победу Германии. Некоторые придерживаются мнения, что эта возможность представляет для нас серьезную опасность. Доля правды в этом утверждении есть, но было бы ошибочно думать, что эта опасность будет так близка и так велика, как некоторые ее представляют. Если Германия одержит победу, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы начать вооруженный конфликт с СССР по крайней мере в течение десяти лет». Дальше Сталин подробно рассматривает, что будет делать Германия в этом случае, как будут развиваться события на покоренных ей территориях, но НИ СЛОВА НЕ ГОВОРИТ О ТОМ, ЧТО СССР В УДОБНЫЙ МОМЕНТ ДОЛЖЕН НАПАСТЬ НА ГЕРМАНИЮ!
Сталин опять же анализирует проблему революции, но на этот раз не в Германии, во Франции. Он делает вывод, что она рано или поздно произойдет и Советский Союз должен быть готов оказать ей помощь. Как видите, из этого самого документа, который, по словам Владимира Богдановича, должен обнажить жутко агрессивную суть Советского Союза, следует противоположный вывод - СССР не собирался нападать на Германию ни в 1941-м, ни в 1942-м, ни в каком либо еще году. Более того, ему просто незачем было это делать.
4Надеюсь, теперь стало предельно ясно, почему В. Суворов не привел в «Ледоколе» ни единой строчки из того самого сообщения агентства Гавас. И почему он никак не откликнулся на открытие Т. Бушуевой «сенсационного документа». Текст речи товарища Сталина играет против версии Владимира Богдановича, вот он и решил этот текст не цитировать, а сосредоточиться на самом факте заседания Политбюро 19 августа 1939 года.
Только ведь и этот факт работает против него!
Давайте рассуждать логически. Как установил В. Суворов, план будущей войны был разработан где-то в 1925 году. В 1935-м или 1936-м он был окончательно утвержден и принят к исполнению. То есть все, что делалось в СССР в области внутренней и внешней политики в 1939 году, делалось по этому плану. Но ЗАЧЕМ ТОГДА НУЖНО БЫЛО УСТРАИВАТЬ ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО, ПОСВЯЩЕННОЕ ОДНОМУ ИЗ ПУНКТОВ ЭТОГО ПЛАНА в августе 1939 года?
Тут опять нужно вспомнить основные пункты вскрытого В. Суворовым сталинского плана:
Привести в Германии к власти сильного и агрессивного лидера (Гитлера).
Помочь Германии восстановить свою армию.
Втравить этого лидера в войну с Западом.
Всячески усыпить любые подозрения Гитлера относительно намерений СССР.
Дать Германии как следует увязнуть в этой войне.
Нанести ей удар в спину.
Два первых пункта в августе 1939 года были выполнены, нужно переходить к третьему. Как нам доказывает Владимир Богданович во всех своих трудах, этот пункт мог быть выполнен только после заключения германо-советского пакта о ненападении. Значит, в более детальном плане, где были написаны не только пункты, но и варианты их исполнения, так и значилось: «Заключить пакт с Гитлером». Конечно, прежде чем делать это, нужно было убедиться, выполнено ли все, что должно было предшествовать заключению этого пакта. Но для этого совершенно не нужно было собирать Политбюро. Достаточно было Сталину пригласить в свой кабинет руководителей учреждений, ответственных за выполнение каких-то подпунктов (Наркомата обороны, иностранных дел, НКВД, Генштаба, разведки), опросить их, все ли у них готово, а потом, ни с кем и ни о чем больше не советуясь, дать Молотову команду подписать пакт. Именно так и должен был действовать Сталин, если бы ситуация конца лета 1939 года была создана стараниями вождей Советского Союза.
Другое дело, если ситуация эта сложилась без участия СССР. Тут действительно нужно было осмыслить ее, сделать выводы, посоветоваться с товарищами. В этом случае и пришлось бы собирать Политбюро и приглашать на него товарищей из Коминтерна.
Не стоит забывать и то, что 1939 год следовал за 1937-м и 1938-м. А в эти годы в СССР происходила великая чистка, в результате которой все, кто мог иметь мнение, хоть чуть-чуть отличное от мнения товарища Сталина, отправились в расстрельный подвал. Так что для ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ Иосифу Виссарионовичу вовсе не нужно было опираться на какой-то коллективный орган. Если он решил начать Вторую мировую войну, он мог начать ее, не спрашивая разрешения ни у кого. Тогда при чем тут заседание Политбюро? Сталин мог собрать его только в том случае, если был не уверен в своем анализе ситуации и принятом им решении. Ему нужно было ПОСОВЕТОВАТЬСЯ.
Конечно, сталинское Политбюро единогласно одобрило бы любое решение вождя, только ведь Сталин в своей речи не дает готового решения. Он анализирует ситуацию, предлагает разные варианты, делает вывод о том, что один из них наиболее предпочтителен. То есть его соратники не ограничены заранее волей вождя, они могут, не вступая в полемику со Сталиным, указать какие-то другие, упущенные им варианты, предложить другие решения. А ведь, как это доказывает В. Суворов в «Очищении», после великой чистки вокруг Сталина собрались не только самые преданные, но и самые умные, самые волевые и решительные люди. Так что посоветоваться с ними О ВНОВЬ ВОЗНИКШЕЙ ситуации было нелишне.
Ну ладно, предположим, это заседание Политбюро понадобилось Сталину для того, чтобы оповестить представителей высшего эшелона Партии и Коминтерна, до поры до времени не посвященных в детали плана мировой революции, об изменении политики по отношению к Германии. Но обратите внимание на саму дату этого заседания: 19 августа 1939 года. Почему именно в этот день Сталин якобы произнес свою эпохальную речь?
Вспомним, ситуация, приведшая к вступлению Англии и Франции в войну, создалась 29 марта 1939 года, когда Англия дала Польше гарантии ее целостности и независимости. Вот тогда, где-то в начале апреля, и должен был Сталин собрать Политбюро, произнести свою речь и сделать вывод, что с Германией нужно заключить договор о ненападении. А потом, после единодушной поддержки членами Политбюро, предпринять какие-то шаги для заключения этого договора. Но Сталин почему-то вместо этого настойчиво ищет возможность договориться с западными демократиями о совместном обуздании Гитлера. И только 19 августа вдруг резко меняет курс.
Да потому, что незадолго до этой даты, а именно 15 августа, он получил предложение Гитлера заключить пакт о ненападении!
Да, да, заключить договор предложил не «коварный Сталин», а «доверчивый Гитлер». Если полагать, что до этого момента Сталин вообще не думал о заключении какого-то договора с Гитлером, все становится на свои места. Три дня ему понадобилось на то, чтобы осмыслить германские предложения, взвесить их достоинства и недостатки, и 19 августа Сталин собирает Политбюро, на котором доводит свои соображения до соратников.
5Чтобы окончательно разделаться с этим заседанием Политбюро, скажу пару слов о найденном Т. Бушуевой документе. Все видные историки, как у нас, так и за рубежом, пришли к единогласному мнению, что это фальшивка. Их выводы базируются на анализе текста документа и некоторых обстоятельствах, связанных с его появлением. Но для нашего исследования совершенно не важно, фальшивка это или нет. Если это подлинник, я только что доказал, что он работает против версии В. Суворова. Если это фальшивка, одна из глав «Ледокола» (шестая) оказывается высосанной из пальца. Более того, несколько глав из других трудов В. Суворова тоже оказываются построенными на данных из того же источника (пальца).
Теперь давайте задумаемся над таким фактом: если эта речь сфабрикована где-то и кем-то на Западе, почему в ней нет прямых указаний на то, что СССР собирается на кого-то когда-то нападать? Все дело в том, что, если бы такие указания в речи присутствовали, читатели западных газет, в которых она была опубликована, стазу же сочли бы ее фальшивкой. Они ведь (читатели) жили в то самое время, так что им прекрасно были известны все события, приведшие к возникновению ситуации конца лета 1939 года. Они знали, кто виноват в этой ситуации, а кто нет. Так что, если бы кто-нибудь попытался их убедить, что виноваты во всем Сталин и большевики, они только покрутили бы пальцем у виска.
Вот и пришлось неведомым фабрикаторам для придания правдоподобности своей фальшивки написать в ней то, что Сталин вполне бы мог сказать.
Зачем же они это сделали? Кому была адресована эта фальшивка? Сомневаться не приходится - персонально Гитлеру. Вспомним, что в ноябре 1939 года (а именно тогда появилось пресловутое сообщение агентства Гавас) Запад остался один на один с Германией. К такой ситуации лидеры Франции и Англии не привыкли, им обязательно нужно было приставить к затылку Германии русский горчичник. Но СССР и Германия только что заключили «Договор о дружбе и границе», так что надеяться на какой-то конфликт между ними не приходилось. Выход один - постараться как-то поссорить Гитлера со Сталиным. Вот и была запущена эта фальшивка. И свою роль она сыграла.
» от агентства «Гавас».
В современной околоисторической литературе и публицистике широко циркулирует «секретная речь Сталина от 19 августа 1939 года» (якобы произнесенная им на не менее секретном заседании Политбюро и членов Коминтерна) — эдакое программное выступление, в котором советский генсек излагает свои «коварные замыслы и планы» относительно завоевания и большевизации Европы.
Иные, опираясь на эту «речь Сталина», едва ли не историю переписали — к примеру, известный фальсификатор Резун (клепающий свое чтиво под претенциозным псевдонимом Суворов). У Резуна вообще его «историческая концепция» причин Второй мировой вертится вокруг 19 августа 1939 г. как отправной точки, когда «Сталин принял решение о начале мировой войны».
Что же удумал Иосиф Виссарионович? Оказывается, «Мир или война. Этот вопрос вступил в критическую фазу. Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займет Советский Союз. Мы совершенно убеждены, что если заключим договор о союзе с Францией и Великобританией, Германия будет вынуждена отказаться от Польши и искать modus vivendi с западными державами. Таким образом, войны удастся избежать, и тогда последующее развитие событий примет опасный для нас характер.
С другой стороны, если мы примем известное вам предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападет на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы. Итак, наш выбор ясен: мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой.
Нетрудно предвидеть выгоду, которую мы извлечем, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши вплоть до подступов Варшавы, включая украинскую Галицию.
Германия предоставит нам полную свободу действий в трех прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию.
Остается открытым вопрос о Югославии, его решение зависит от позиции, которую займет Италия. Если Италия останется на стороне Германии, тогда последняя потребует, чтобы Югославия входила в зону ее влияния, ведь именно через Югославию она получит доступ к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдет вместе с Германией, то тогда она за счет Италии получит выход к Адриатическому морю, и тогда Югославия перейдет в нашу сферу влияния. Все это в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны.
Однако мы должны предвидеть последствия как поражения, так и победы Германии. Рассмотрим вариант, связанный с ее поражением. У Англии и Франции будет достаточно сил, чтобы оккупировать Берлин и уничтожить Германию, которой мы вряд ли сможем оказать эффективную помощь. Поэтому наша цель заключается в том, чтобы Германия как можно дольше вела войну, чтобы уставшие и крайне изнуренные Англия и Франция были не в состоянии разгромить ее.
Отсюда наша позиция: оставаясь нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая ее сырьем и продовольствием; однако, само собой разумеется, эта помощь не должна переходить определенных границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике и не ослабить мощь нашей армии.
В то же время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в странах англо-французского блока и прежде всего во Франции. Нам нужно быть готовыми к тому, что в этой стране наша партия во время войны будет вынуждена прекратить легальную деятельность и перейти к нелегальной. Мы знаем, что подобная деятельность требует больших средств, но мы должны без колебаний пойти на эти жертвы. Если эта подготовительная работа будет тщательно проведена, тогда безопасность Германии будет обеспечена, и она сможет способствовать советизации Франции.
Рассмотрим теперь вторую гипотезу, связанную с победой Германии. Некоторые считают, что такая возможность представляла бы для нас наибольшую опасность. В этом утверждении есть доля правды, но было бы ошибкой полагать, что эта опасность настолько близка и велика, как некоторые себе это воображают.
Если Германия победит, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы воевать с нами в ближайшие десять лет. Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать их подъему.
С другой стороны, Германия-победительница будет обладать огромными колониями; их эксплуатация и приспособление к немецким порядкам также займут Германию в течение нескольких десятилетий. Очевидно, что Германия будет слишком занята другим, чтобы повернуть против нас.
Товарищи, — сказал в заключение Сталин, — я изложил вам свои соображения. Повторяю, что в ваших интересах, чтобы война разразилась между рейхом и англо-французским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому чтобы война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится»...
Как видим, прямо не Сталин, а Макиавелли! Все спланировал и организовал: пусть, мол, все хорошенько передерутся (саму драку тоже мы закажем) — а тогда мы их, полуживых...
Сей стенографический вариант сталинского «доклада» ни в каких архивах не обнаружен (да это и невозможно — стенограммы заседаний Политбюро начали вести только после войны). Откуда же он взялся у «историков» вроде Резуна со товарищи? Из сообщения французского агентства «Гавас» (Havas — в 1944-м было преобразовано в «Франс пресс»), перепечатанного 28 и 29 ноября 1939 года французскими газетами (Le Figaro, Le Petit Journal, L"Action francaise и др.). «Добыл» эту информацию чрезвычайной важности женевский корреспондент «Гавас» Анри Рюффен (Ruffin), которому некий «заслуживающий доверия источник» и предоставил текст «сталинской речи».
30 ноября 1939 г. газета «Правда» опубликовала материал «О лживом сообщении агентства «Гавас»: «Редактор «Правды» обратился к тов. Сталину с вопросом: как относится т. Сталин к сообщению агентства «Гавас» о «речи Сталина», якобы произнесенной им «в Политбюро 19 августа», где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». Тов. Сталин прислал следующий ответ: «Это сообщение агентства «Гавас», как и многие другие его сообщения, представляет вранье...» Сталин выступил с резкой отповедью и авторов назвал «кафешантанными политиками».
Сам ли Рюффен изобретал «документ» или кто помогал (второе более вероятно, о чем ниже), но вышецитированное сочинение могло появиться только тогда, когда оно, собственно, и появилось — поздней осенью 1939-го, ни раньше (не могло оно появиться и 19 августа 1939-го), ни позже.
Сочинитель достоверно знал (события к тому времени уже произошли) и аккуратно отразил «сталинский прогноз» в период августа— ноября 1939 г.: с англо-французами СССР к согласию не пришел; с Германией договор заключил; Польша была разгромлена и поделена; Англия и Франция войну Германии объявили; в Прибалтике СССР начал проявлять активность... Но касаемо того, что должно было произойти после выхода этого сообщения, у автора явные проблемы, а порой и вовсе нелепицы — вроде намерений Гитлера уступить Сталину в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию, Венгрию, а при определенных обстоятельствах — еще и Югославию. Абсурд полный! И близко Гитлер не собирался делать ничего подобного.
Странно, не правда ли? Как провидчески точен рюффеновский Сталин в том, что произошло в период 19 августа — 28 ноября 1939-го (ни одной ошибки!) и как по-детски наивен (если не сказать — глуп) в своих ожиданиях относительно того, что еще только должно было произойти.
Разве мог Иосиф Виссарионович 19 августа безапелляционно заявлять: «Очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь»?.. Это было «очевидно» в ноябре, но никак не в августе.
Непонятна, исходя из уверенности Сталина в том, что Англия и Франция не окажут Польше помощь, его убежденность, что они обязательно втянутся в войну. Скорее (раз уж нельзя ничем помочь Польше) у англо-французов был мотив искать тот самый modus vivendi (т. е. временное соглашение, когда при существующих обстоятельствах невозможно достичь полной договоренности) с Германией. Англия и особенно Франция и вступили в войну с большой неохотой.
Или другой нюанс. На момент прочтения «доклада» 19 августа Сталин, естественно, знал, что англо-французы дали гарантии Польше. Но он не мог знать, что 25 августа министр иностранных дел Англии Эдуард Галифакс и посол Польши в Лондоне Эдвард Рачиньский подпишут англо-польский союзнический договор и возьмут на себя обязательство в случае прямого или косвенного нападения «какого-либо европейского государства» оказывать друг другу немедленную помощь. А к договору приложат секретный протокол, в котором расшифровывалось понятие «европейское государство»: Германия. Только Германия! Ни Англия, ни Франция не объявили СССР войну после того, как 17 сентября он ввел свои войска на территорию экс-Польши.
19 августа Сталин, вознамерившийся делить Польшу с Германией, должен был бы как минимум оговориться, что Англия и Франция (раз уж он был на сто процентов уверен, что они готовы воевать за Польшу) могут объявить войну и Советскому Союзу! Но этот вариант (и как в таком случае должен поступать СССР) Сталину даже в голову не пришел. Оно и понятно: фальшивка сочинялась много позже 19 августа.
Не менее забавно, что «сталинский доклад» впоследствии дважды дополнялся новыми деталями (видимо, «достоверный источник» из советского Политбюро носил Рюффену стенограмму по частям) — в 1941м и 1942 годах.
Спустя три недели после нападения Германии на СССР Рюффен (обосновавшийся в вишистской Франции) вновь возвращается к «секретной речи», публикуя ее 12 июля в Journal de Geneve. Среди новшеств: «В результате [войны] Западная Европа подвергнется глубокому разрушению»; «Диктатура коммунистической партии возможна лишь в результате большой войны»; «В случае поражения Германии... неизбежно последует ее советизация и создание коммунистического правительства»; «Если мы окажемся достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из развития событий, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника, равно как и все народы, попавшие под опеку Германии» и проч. Геббельсовская пропаганда охотно подхватила «данные» Рюффена («Москва без маски», «Сенсационные разоблачения о подлой двойной игре Москвы» — заголовки берлинских газет), использовав их в качестве аргументации «коварства большевистской Москвы», и заодно приложила к общей пропагандистской линии: «Гитлер — защитник Европы от коммунизма».
В 1942 г. на контролируемой режимом Виши французской территории выходит антисоветская (при этом пронацистская) книга профессора Праделя «Щупальца марксизма. Возникновение, тактика и действия советской дипломатии 1920—1940» (к одной из глав Рюффен написал предисловие, предоставив рассматриваемый «документ»). В «речи Сталина» опять появились дополнения: «Опыт последних двадцати лет ясно доказывает, что в мирное время в Европе не может быть коммунистического движения, достаточно сильного, чтобы взять власть»; «Мы знаем, что эта деятельность требует больших средств, но мы должны пойти на эти жертвы без колебаний и поручить французским товарищам поставить в числе первоочередных задач подкуп полиции»; «Но нужно быть готовым и к другому: в побежденной Франции неизбежно произойдет коммунистическая революция...» Тут все ясно: в движении французского Сопротивления огромную роль играли коммунисты, против которых (вкупе с обоснованиями репрессий) в первую очередь и была направлена публикация.
Кому могла быть выгодна эта фальшивка и в чьих интересах старался Рюффен?.. В нейтральной Швейцарии (Рюффен был корреспондентом в Женеве) орудовали разведки всего мира. Первая публикация в «Гавас» «речи Сталина» произошла спустя всего несколько дней после инцидента на советско-финской границе (26 ноября 1939го), после которого началась война. Возможно, именно это обострение ситуации и вынудило советского генсека выступить лично с опровержением на страницах «Правды» — причем общий смысл его отповеди сводился к тому, что фальшивка изготовлена в англо-французских кругах (именно на Англию и Францию Сталин возложил вину за войну в Европе). Парижу и Лондону эта публикация могла быть выгодна в плане создания противоречий и недоверия между Москвой и Берлином.
И все же более вероятно, что (в ноябре 1939-го, так же, как и в 1941—42 гг.) Рюффен трудился в интересах нацистов и Германии. Тут уместно привести другую провокацию этого журналиста, которая была реализована посредством того самого агентства «Гавас». Так, 27 мая 1940 года, в разгар гитлеровского наступления на Западе, «Гавас» публикует сообщение за авторством Рюффена, который, ссылаясь на очередные «достоверные источники», рассказывает о том, что английские войска-де расстреляли целый батальон бельгийцев за то, что те плохо воевали.
Насколько этот факт достоверный, не знаю (известно только, что в Бельгии Рюффен в то время не был, а прислал свое сообщение из Женевы), но эта информация имела серьезные последствия: на ее основе (либо воспользовавшись ею как благовидным предлогом) бельгийский король Леопольд III решил разорвать отношения с союзниками и издал приказ о капитуляции бельгийской армии (в 0 часов 20 минут 28 мая акт о капитуляции был подписан). Король возвратился в занятый фашистами Брюссель, где оккупанты вернули ему дворец. А вот правительство Бельгии (во главе с премьер-министром графом Юбером Пьерло) осталось в изгнании, решив продолжить борьбу с оккупантами, но бельгийцы ни Пьерло, ни союзникам-англичанам, «совершившим подлость», не верили, и движение Сопротивления в Бельгии размаха не получило. Спасибо (от Гитлера) Рюффену и «Гавас».
Судя по всему, «речь Сталина», опубликованная «Гавас» в ноябре 39-го, из разряда тех провокаций, что преследовали своей целью втянуть Англию и Францию в войну против СССР.«Сталинский доклад» должен был продемонстрировать «логику» действий и «коварство» замыслов советского руководства.
Англо-французов как бы подталкивали: нужно напасть и разгромить СССР как страну, оказывающую помощь Германии (лишив таким образом последнюю, находящуюся в состоянии войны с англо-французами, сырья и продовольствия). Не зря, видимо, первая публикация фальшивки пришлась именно на обострение отношений между Советским Союзом и Финляндией — в момент, когда у англо-французов был хороший повод для начала войны против СССР под видом защиты финнов. Известно, что у Франции и Англии были замыслы отправить экспедиционный корпус в Финляндию, а также осуществить бомбардировки бакинских нефтепромыслов.
Наибольший интерес такое развитие событий представляло для Германии — вывести СССР из нейтралитета, втянув его в мировую войну против Англии и Франции. Позднее, в 1941—42 гг., этот «документ» играл другую прикладную роль — в качестве обоснования германских претензий на роль защитника европейской цивилизации от большевизма. С конца 80-х и по наши дни эту фальшивку, не погнушавшись перенять эстафету от Геббельса, используют антисталинисты, укладывая «секретную речь» в общий ряд обличения «сталинских преступлений».
