Современный уровень российско американских отношений. Перспективы развития российско-американских отношений. Проблема стратегической стабильности

По мнению Барака Обамы, «Владимир Путин постоянно заинтересован в работе с нами и в том, чтобы выглядеть нашим партнером». Фото Reuters

При всех различиях в оценках современного состояния отношений между Москвой и Вашингтоном вряд ли кто-то возьмется отрицать, что сегодня они переживают один из самых глубоких кризисов в современной истории. Конечно, российско-американское взаимодействие и раньше не было безоблачным. Однако нынешний кризис носит более фундаментальный и всеобъемлющий характер, чем периодический спад в отношениях, который мы видели немало за последние десятилетия. По всей видимости, он станет и самым длительным: очевидных путей выхода из нынешней ситуации в обозримом будущем не просматривается.

Вторая холодная война?

В последнее время стало модным говорить о начале нового издания холодной войны в мировой политике и проводить параллели между нынешним противостоянием Москвы и Вашингтона и советско-американской конфронтацией второй половины прошлого века. Такие параллели выглядят большой натяжкой: если в годы холодной войны отношения между Кремлем и Белым домом составляли главную ось мировой политики, то в ХХI веке они являются хотя и важным, но далеко не определяющим элементом глобальной международной системы. Мир перестал быть биполярным, и вернуть его к жесткой биполярности холодной войны невозможно.

Кроме того, в российско-американском противостоянии сегодня отсутствует тот идеологический фундамент (советский коммунизм против западной демократии), который предопределял тотальный характер противостояния эпохи холодной войны. Если в современном мире и существует антагонистический конфликт цивилизаций, то уж, конечно, не между США и Россией, а скорее между западным либерализмом и исламским фундаментализмом.

Наконец, Россия по своему потенциалу хоть и остается великой державой, но все же не может как Советский Союз на равных конкурировать с США по всем направлениям, особенно в сфере экономики и современных технологий. Ближайшим аналогом Советского Союза, с точки зрения экономического противостояния, для США становится Китай, но с той немаловажной поправкой, что между этими странами существует глубокая экономическая взаимозависимость, которой никогда не было между СССР и Америкой и которая неизбежно сдерживает американо-китайское соперничество в целом.

Означает ли сказанное выше, что нынешний кризис в российско-американских отношениях сегодня менее опасен, чем обстановка в годы холодной войны? Скорее наоборот. За десятилетия холодной войны Москва и Вашингтон смогли выработать и зафиксировать определенные «правила игры», позволявшие снижать риски неконтролируемой конфронтации. Совместными усилиями была создана плотная инфраструктура каналов коммуникаций, консультационных механизмов, двусторонних и многосторонних соглашений, призванных повысить предсказуемость и управляемость отношений. Сформировавшаяся в годы холодной войны уникальная архитектура двусторонних отношений между Москвой и Вашингтоном была в целом стабильной, что и позволяло ей оставаться практически в неизменном виде на протяжении достаточно длительного времени.

Нынешнее положение дел в отношениях между Россией и США стабильным никак не назовешь. Практически все каналы коммуникаций между странами заблокированы, договорно-правовая база отношений разрушается буквально на глазах, об общих «правилах игры» в мировой политике и говорить не приходится. Объективно растут риски возникновения конфликтов в результате случайностей, технических неполадок или неверно истолкованных действий противоположной стороны.

Неблагоприятно складывается общий международный фон: резко возросла нестабильность международной системы, терроризм приобретает глобальный характер, множатся региональные конфликты, растет угроза распространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и т.д.

Дополнительным осложняющим фактором является президентская избирательная кампания в США, которая резко сужает горизонты внешнеполитического планирования для Белого дома и увеличивает факторы неопределенности для американских партнеров на мировой арене.

События самого последнего времени зародили надежду на то, что в Москве и Вашингтоне начинают осознавать масштабы нарастающих рисков и угроз международной безопасности: ведутся консультации по Украине, активизировались усилия по политическому урегулированию в Сирии, продолжается взаимодействие по ядерному досье Ирана, стороны придерживаются близких позиций по ядерной проблеме Корейского полуострова. Все это так, но говорить о стабилизации отношений более чем преждевременно.

Существующие риски перерастания конфронтации политической в военную по-прежнему нарастают, о новых «правилах игры» в двусторонних отношениях договориться пока не удается. Ненормальное состояние и негативная динамика отношений между Москвой и Вашингтоном становятся серьезной проблемой не только для наших двух стран, но и для международной системы в целом.

Отталкиваясь от известного афоризма Отто фон Бисмарка о том, что «политика есть искусство возможного», попробуем определить, что возможно и что невозможно в российско-американских отношениях на обозримую перспективу.

Судя по всему, сторонам будет весьма сложно добиться главного: восстановить доверие в отношениях друг с другом. Никакие встречи на высшем и высоком уровнях, никакие «вторые треки», никакие договоренности по частным - пусть и важным – вопросам не решают проблемы глубокой взаимной подозрительности, не снимают с повестки дня многочисленных взаимных претензий и обид. Доверие между Москвой и Вашингтоном подорвано основательно, и для его восстановления потребуется много времени, усилий, а главное – политической воли с обеих сторон.

У России и США отсутствует и вряд ли скоро возникнет единое видение основополагающих тенденций мирового развития, движущих сил этого развития, будущего мирового порядка, судьбы ведущих международных организаций, реформ международного права и т.д.

Между Кремлем и Белым домом – глубокое расхождение в понимании того, что является «законным», «справедливым», «этичным», «ответственным» в мировой политике. И в этом смысле можно констатировать «разрыв в ценностях» между российской и американской политическими элитами, что, в свою очередь, необязательно означает столь же глубокого разрыва в базовых ценностях между российским и американским обществами.

В силу отсутствия доверия и общего видения развития международных отношений в обозримой перспективе практически нереальным представляется сценарий повторной «перезагрузки» российско-американских отношений – независимо от того, кто придет в Белый дом в январе 2017 года и кто будет находиться в Кремле после выборов 2018 года.

«Перезагрузка» стала возможной при уникальном стечении исторических обстоятельств. И даже при этом она очень быстро исчерпала себя, не приведя к необратимому прорыву в отношениях, к переводу их в новое качество. Тот же Договор СНВ-3 при всем своем позитивном значении не выходит за рамки старой стратегической культуры периода холодной войны.

Что же тогда можно отнести к категории «возможного» в российско-американских отношениях?

Для ответа на этот вопрос стоит обратиться к тем сферам международных отношений, где роль России и США в обозримой перспективе будет оставаться значительной и где без их активного взаимодействия каждая из сторон будет сталкиваться с нарастающими проблемами.

Прежде всего, несмотря на различные представления о грядущем миропорядке, Россия и США не заинтересованы в обвальном разрушении миропорядка нынешнего. Обе державы остаются по преимуществу консервативными игроками, в целом ориентированными на удержание глобального статус-кво. В новом мировом порядке, какую бы форму он ни принял, роль Москвы и Вашингтона будет менее значимой, чем сейчас.

Очевидно также и то, что Россию и США объединяет и будет объединять общее желание избежать ядерного конфликта. При всем значении ядерных арсеналов третьих стран сегодня, как и в период холодной войны, существуют лишь две ядерные сверхдержавы. И такое положение сохранится на долгое время.

Российские и американские интересы совпадают и в том, что касается противодействия распространению ОМУ и борьбы с международным терроризмом. Не следует забывать, что усилия по разрешению ядерной проблемы Ирана и по ликвидации химического оружия в Сирии продолжались даже в самые острые моменты украинского кризиса. Конечно, отсутствие доверия будет ограничивать масштабы и глубину сотрудничества, но это сотрудничество неизбежно будет развиваться. Там и тогда, где и когда будут затрагиваться фундаментальные интересы национальной безопасности сторон.

С чего начинать?

Существует мнение, что прогресс в российско-американских отношениях возможен только после прихода к власти в США новой администрации, то есть не раньше января 2017 года. Фактически же с учетом времени, необходимого для формирования новой президентской команды, любые сколько-нибудь важные инициативы следует отложить до лета, а то и до осени следующего года.

Насколько оправдан такой выжидательный подход? Прежде всего не следует преувеличивать значение партийных разногласий во внешней политике США. Новая американская администрация может отличаться от своих предшественников по стилю, по тактическим решениям, но не по своему пониманию основополагающих национальных интересов. Перевернуть страницу и начать новую главу с «чистого листа» в отношениях между Москвой и Вашингтоном в любом случае не получится. Напротив, чем более существенный позитивный задел унаследует преемник действующего президента США, тем легче ему будет двигаться вперед.

Кроме того, стремительно меняющаяся международная обстановка делает любую паузу в российско-американском диалоге непозволительной роскошью. Исторический опыт показывает, что такие паузы лишь усугубляют кризисные ситуации в различных регионах мира, ведут к повышению рисков прямого военного столкновения России и США, к усилению позиций сторонников конфронтации в обеих странах.

Чтобы избежать худших сценариев в российско-американских отношениях, надо не выжидать «благоприятного» момента, который может и не представиться, а, не откладывая, начинать работать по конкретным направлениям.

Во-первых, необходимо восстанавливать разрушенные каналы российско-американского диалога. На разных уровнях и с разными участниками – от военных до парламентариев, от чиновников до представителей спецслужб. Диалог никогда не считался уступкой одной стороны другой и тем более одобрением политики другой стороны. Но отсутствие диалога неизбежно порождает недоверие, страхи, создает дополнительные риски.

Во-вторых, крайне важно приглушить враждебную риторику – прежде всего на официальном уровне. Ведь такая риторика влияет на общественное мнение, апеллирует к застарелым комплексам и темным инстинктам национального самосознания, приобретая собственную инерцию, которую будет все труднее остановить.

В-третьих, надо попытаться в максимальной степени оградить сохраняющиеся позитивные аспекты российско-американских отношений от негативного воздействия нынешнего кризиса. Это касается, например, двустороннего сотрудничества по проблемам Арктики, ряда приоритетных для обеих сторон научных проектов, университетских партнерств или взаимодействия по линии муниципалитетов. Конечно, полностью изолировать все эти аспекты от общего негативного политического фона вряд ли получится, но стремиться к этому нужно.

В-четвертых, высокий градус российско-американской конфронтации может быть понижен за счет участия обеих стран в работе многосторонних механизмов: ближневосточный «квартет», G-20, АТЭС, международные экономические и финансовые институты. Не случайно именно в многостороннем формате был достигнут прогресс в решении иранской ядерной проблемы, в многостороннем формате обсуждаются вопросы сирийского урегулирования, идут переговоры по ядерной проблеме КНДР и т.д. Такой формат позволяет сторонам демонстрировать большую гибкость, избегая при этом видимости односторонних уступок.

В-пятых, весьма актуальным, хотя и нелегким делом должно стать возрождение и развитие диалога по линии российского и американского гражданских обществ.

В-шестых, все более актуальной становится задача укрепления и развития русистики в США и американистики в России. Профессиональные сообщества в двух странах уже давно испытывают значительные финансовые трудности, а сегодня к ним добавляется еще и деформирующий политический контекст. Грань между экспертом и пропагандистом, между академической наукой и околонаучной публицистикой становится практически неразличимой. Снижение качества независимой экспертизы или малая востребованность такой экспертизы объективно уменьшают шансы на перевод российско-американского диалога в конструктивное русло.

Выход из текущего кризиса в российско-американских отношениях – перспектива не самого ближайшего времени. Ближайшей же задачей должно стать изменение динамики этого кризиса с негативной на позитивную. Это создаст необходимые предпосылки для постановки более амбициозных задач.

5 ноября (24 октября по старому стилю) 1809 года. После революции 1917 года Соединенные Штаты отказались признавать Советское правительство. Дипломатические отношения между СССР и США были установлены 16 ноября 1933 года.

Российско-американские отношения за сравнительно короткий срок прошли сложную эволюцию — от готовности России и США к сотрудничеству до взаимных разочарований и постепенного дистанцирования стран друг от друга.

Первый президент России Борис Ельцин впервые посетил США 31 января — 1 февраля 1992 года. В Кэмп-Дэвиде прошел саммит с участием российского лидера и американского президента Джорджа Буша-старшего. Стороны договорились продолжать процесс сокращения стратегических ядерных вооружений, сотрудничать в области торговли оружием, сфере нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и пр. По итогам встречи принята Кэмп-Дэвидская декларация, зафиксировавшая новую формулу российско-американских отношений, впервые было официально провозглашено окончание холодной войны .

7-16 ноября 2001 года президент России Владимир Путин совершил первый государственный визит в США . Главной темой российско-американских консультаций стала координация совместных усилий в борьбе с терроризмом. Обсуждалась общая международная обстановка и ситуация в отдельных регионах мира — в Центральной Азии, в Ираке, в зоне арабо-израильского конфликта и на Балканах. По итогам переговоров Владимир Путин и Джордж Буш-младший приняли совместные заявления по положению в Афганистане и ситуации на Ближнем Востоке, борьбе с биотерроризмом, противодействию незаконному обороту наркотиков, новым отношениям между США и Россией, экономическим вопросам.

В настоящее время отношения России и США переживают непростой период из-за различных подходов к урегулированию ряда важных международных проблем. В контексте внутриукраинского кризиса, во многом спровоцированного Вашингтоном, с марта 2014 года администрация Барака Обамы пошла по пути сворачивания связей с Россией, в том числе прекратила взаимодействие по линии всех рабочих групп совместной Президентской комиссии и в несколько этапов ввела санкции против российских физических и юридических лиц. С российской стороны предприняты ответные шаги, как зеркальные, так и асимметричные.

В этих условиях особую значимость имеет продолжающийся политический диалог на высшем и высоком уровне.

29 сентября 2015 года президент России Владимир Путин и президент Соединенных Штатов Америки Барак Обама провели двустороннюю встречу "на полях" сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке.

30 ноября 2015 года Владимир Путин встретился с президентом США Бараком Обамой "на полях" конференции ООН по вопросам изменения климата в Париже. Состоялся подробный обмен мнениями по сирийской проблематике, обсуждалась также ситуация на Украине.

5 сентября 2016 года лидеры России и США встретились "на полях" саммита "Группы двадцати" в Ханчжоу (Китай). Также обсуждались актуальные вопросы международной повестки дня, в частности, ситуация в Сирии и на Украине.

Владимир Путин и Барак Обама также неоднократно общались по телефону.

28 января 2017 года состоялся телефонный разговор Владимира Путина с президентом США Дональдом Трампом. Владимир Путин поздравил Дональда Трампа с официальным вступлением в должность, пожелал успехов в предстоящей деятельности. В ходе беседы с обеих сторон был продемонстрирован настрой на активную совместную работу по стабилизации и развитию российско-американского взаимодействия на конструктивной, равноправной и взаимовыгодной основе.

4 апреля 2017 года лидеры России и США вновь пообщались по телефону .

Регулярный контакт поддерживали руководители внешнеполитических ведомств Сергей Лавров и Джон Керри, проведшие в 2015-2016 годах более 20 встреч и десятки телефонных разговоров.

В 2015-2016 годах Джон Керри четыре раза посещал Россию с рабочими визитами (12 мая и 15 декабря 2015 года, 23-24 марта и 14-15 июля 2016 года).

16 февраля 2017 года состоялась министра иностранных дел России Сергея Лаврова и госсекретаря США Рекса Тиллерсона. Переговоры Лаврова и Тиллерсона прошли в Бонне в преддверии министерского заседания G20.

Продолжается интенсивный обмен мнениями по актуальным международным и региональным проблемам, включая ситуацию на Ближнем Востоке, в Афганистане и на Корейском полуострове, противодействие международному терроризму и другим вызовам. При ведущей роли России и США выработана договоренность по урегулированию иранской ядерной проблемы, запущена работа Международной группы поддержки Сирии и введен в действие режим прекращения огня в этой стране.

Интенсивность обсуждения тематики контроля над вооружениями и нераспространения была резко снижена Вашингтоном в 2014 году наряду со свертыванием им контактов между военными. Вместе с тем, продолжается реализация Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений, подписанного 8 апреля 2010 года в Праге (вступил в силу 5 февраля 2011 года, срок действия — 10 лет с возможностью продления). Одним из наиболее проблемных в военно-политической сфере остается вопрос развертывания ПРО США. Диалог по нему приостановлен американцами, не желающими учитывать российские озабоченности, еще до событий на Украине.

В последние несколько лет динамика межпарламентских связей существенно снизилась из-за негативного отношения к сотрудничеству с российскими парламентариями со стороны членов Конгресса. После введения американцами санкций против целого ряда представителей Федерального Собрания имеют место только отдельные эпизодические контакты.

В условиях неблагоприятной экономической конъюнктуры и санкций отмечается снижение двустороннего товарооборота. По данным Федеральной таможенной службы РФ, внешнеторговый оборот России и США по итогам 2016 года составил 20276,8 миллиона долларов (в 2015 году — 20909,9 миллиона долларов), в том числе российский экспорт — 9353,6 миллиона долларов (в 2015 году — 9456,4 миллиона долларов) и импорт — 10923,2 миллиона долларов (в 2015 году — 11453,5 миллиона долларов).

По доле в российском товарообороте в 2016 году США заняли пятое место, по доле в российском экспорте — 10-е место, по доле в российском импорте — третье место.

В структуре экспорта России в США в 2016 году основная доля поставок пришлась на следующие виды товаров: минеральные продукты (35,60% от всего объема экспорта России в США); металлы и изделия из них (29,24%); продукция химической промышленности (17,31%); драгоценные металлы и камни (6,32%); машины, оборудование и транспортные средства (5,08%); древесина и целлюлозно-бумажные изделия (1,63%).

Российский импорт из США в 2016 году был представлен следующими группами товаров: машины, оборудование и транспортные средства (43,38% от всего объема импорта России из США); продукция химической промышленности (16,31%); продовольственные товары и сельскохозяйственное сырье (4,34%); металлы и изделия из них (4,18%); текстиль и обувь (1,09%).

В сфере двусторонних отношений действует несколько десятков межправительственных и межведомственных договоренностей по различным вопросам, включая транспорт, реагирование на чрезвычайные ситуации и т.п. В сентябре 2012 года вступило в силу соглашение об упрощении визовых формальностей. Россия ставит вопрос о дальнейшей либерализации режима взаимных поездок.

В области культурных связей с большим успехом в США проходят гастроли российских исполнителей классической музыки, театра и балета. Значительные усилия предпринимаются для сохранения и популяризации российского культурно-исторического наследия в США, включая музей на месте крепости Форт-Росс в Калифорнии.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Алексей Фененко К.и.н, в.н.с. Института проблем международной безопасности РАН, эксперт РСМД

Прогноз 2013-2020

В российско-американских отношениях существует интересная закономерность. Лидеры России и США каждые пять-шесть лет торжественно объявляют об окончании «холодной войны». Спустя несколько лет стороны - Москва и Вашингтон - оказывались, однако, в состоянии нового военно-политического кризиса. Российские и американские представители опять начинали переговоры о контроле над вооружениями и партнерстве, после чего цикл сближения / расхождения повторялся заново.

Неудача всех предшествующих попыток российско-американского сближения позволяет сделать два вывода. Первый: проблемы в двусторонних отношениях вызваны не злой волей лидеров России и США, а более глубинными причинами. Второй: высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий. Возникают вопросы: что определяет конфликтность российско-американских отношений и можно ли прогнозировать, а в идеале и корректировать, циклы роста /снижения взаимной напряженности на среднесрочную перспективу до 2020 г.?

1. Эволюция российско-американских отношений

Такая закономерность не случайна. Материально-техническая основа российско-американских отношений почти не изменилась со времен холодной войны. Взаимодействие России и США, как в прошлом отношения СССР и США, строятся на базе взаимного ядерного сдерживания и логике взаимно гарантированного уничтожения. Развитие экономических связей до недавнего времени было блокировано «поправкой Джексона–Веника» 1974 г. и малым объемом внешней торговли. Такая система неизбежно воспроизводит логику военно-политической конфронтации в двусторонних отношениях.

Цикличный характер был присущ советско-американским отношениям после 1945 г. В них отчетливо прослеживаются периоды, когда Москва и Вашингтон пытались вести диалог в стратегической сфере, свертывали переговорный процесс, балансировали на грани военно-политической конфронтации и снова пытались начать диалог. Эту логику унаследовали и российско-американские отношения. Недолгие периоды «сближения» России и США были связаны с диалогом в стратегической сфере; периоды «расхождения» - с невозможностью договориться о правилах ревизии стратегической стабильности.
Первая попытка российско-американского сближения охватывала период 1991–1993 гг. После распада Советского Союза российское руководство во главе с Б. Н. Ельциным (1991–1999) хотело добиться:

Признания России в границах РСФСР 1991 г.;
вывоза ядерного оружия (ЯО) с территории республик бывшего СССР;
получения международного признания в борьбе с Верховным советом.


Фото: ИТАР-ТАСС
1 февраля 1992 года, Кэмп-Дэвид,
совместная пресс-конференция Джорджа
Буша-старшего и Бориса Ельцина

В рамках Кэмп-Дэвидской декларации (3 февраля 1993 г.) президенты Б. Н. Ельцин и Дж. Буш-старший заявили о намерении построить «союз новых партнеров». В Вашингтонской хартии (17 июня 1992 г.) фиксировалось намерение сторон построить «общую систему безопасности от Ванкувера до Владивостока». Но США были готовы поддержать Б. Н. Ельцина только при условии глубокого сокращения советского военного (прежде всего, ядерного) потенциала. Поэтому после решения трех ситуативных задач в двусторонних отношениях начал накапливаться конфликтный потенциал. «Малая конфронтация» России и США конца 1990-х годов стала закономерным результатом взаимного разочарования сторон друг в друге. Соединенные Штаты поддержали Б. Н. Ельцина в его противостоянии с Верховным Советом (1993) и КПРФ (1996). Отказ Б. Н. Ельцина от продолжения сокращения вооружений был воспринят в Вашингтоне как нарушение негласных условий «сделки» начала 1990-х годов.

За действиями США Москва видела попытку произвести революцию в системе мирового управления: снизить роль ООН за счет возвышения тандема «Большая семерка-НАТО». Под воздействием этих факторов российские стратегические ядерные силы (СЯС) стали рассматриваться как гарантия безопасности России от потенциально враждебных действий со стороны Соединенных Штатов.

Вторая попытка сближения охватывала период 2001–2003 гг. В его основе лежала необходимость предотвратить коллапс системы контроля над вооружениями. Такая угроза стала реальностью после отказа России ратифицировать Договор СНВ-2 и объявления администрацией У. Клинтона о намерении выйти из Договора по ПРО. Психологическим фоном для переговоров стало взаимодействие сторон в рамках антитеррористической операции в Афганистане на рубеже 2001–2002 гг.

Москва согласилась с выходом США из Договора по ПРО и запустила совместные с НАТО программы по развитию систем ПВО и ПРО ТВД. Администрация Дж. Буша-младшего со своей стороны подписала с Россией Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) (2002 г.) и Московскую декларацию о стратегическом партнерстве, в соответствии с которой обязались консультироваться Москвой по всем вопросам развертывания систем ПРО.

Фото: Мюнхенская речь Владимира Путина,
10 февраля 2007

Но провозглашенная администрацией Дж. Буша-младшего стратегия «односторонних действий» вызывала опасения в Москве. В российско-американских отношениях нарастала конфронтация. В Мюнхенской речи 10 февраля 2007 г. президент В. В. Путин заявил, что в случае развертывания «третьего позиционного района ПРО» и продолжения расширения НАТО на Восток Москва может принять ответные меры военного характера. Последующие полтора года между сторонами шла «встречная эскалация по проблемам ПРО и ДОВСЕ. «Пятидневная война» вокруг Южной Осетии (август 2008 г.) с вовлеченностью в нее России и США стала финалом «малой» конфронтации конца 2000-х годов.

Третья попытка сближения охватывает так называемый период «Перезагрузки» 2009–2011 гг. В ее основе лежали объективные причины: (1) опасность коллапса режима контроля над вооружениями, (2) необходимость снижения угрозы военного столкновения России и США и (3) стремление администрации Барака Обамы выяснить, на каких условиях Москва готова к крупному сокращению стратегического потенциала.

На протяжении первых полутора лет политика «Перезагрузки» была относительно успешной. России и США удалось заключить Договор СНВ-3 (Пражский договор) и ввести в действие «Соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии» («Соглашение 1, 2, 3»). Стороны расширили сотрудничество по Афганистану - вплоть до создания в Ульяновске транспортно-логистического центра для транзита натовских грузов. США приостановили процесс расширения НАТО на постсоветское пространство и развертывание «третьего позиционного района» ПРО на территории Польши и Чехии. Москва стала взаимодействовать с США по вопросам ядерной программы Ирана, а Вашингтон снизил степень американского вмешательства во внутриполитические процессы в странах СНГ, прежде всего на Украине.

Фото: REUTERS / POOL New
Никита Мендкович: Афганский транзит и
интересы России

Но к середине 2010 г. в политике «Перезагрузки» наметились проблемы. У сторон возникли разногласия по трактовке преамбулы Договора СНВ-3, которая фиксировала взаимосвязь переговоров по ПРО/СНВ. Россия разработала проект дополнительного протокола к СНВ-3, касающийся ПРО. Белый дом предложил Москве подписать декларацию о сотрудничестве в сфере ПРО. Но за минувшие 15 лет Россия и США подписали как минимум пять подобных деклараций, которые выполнены не были. На Вашингтонском саммите 24 июня 2010 г. соглашения по ПРО достигнуто не было.

Президенты Б. Обама и Д. А. Медведев ограничились совместным заявлением о намерении сотрудничать в области наблюдения запусками баллистических ракет. В последующие полтора года разрешить проблему ПРО стороны не смогли. На Лиссабонском саммите НАТО 20 ноября 2010 г. Россия и страны альянса договорились искать компромисс в рамках проекта ЕвроПРО. Но 9 января 2011 г.

Совет НАТО принял решение, что система ЕвроПРО альянса будет развертываться отдельно от России. Переговоры Совета Россия-НАТО в Сочи (4 июля 2011 г.) не завершились успехом. Провал переговоров по ПРО накануне Чикагского саммита НАТО (май 2012 г.) означал, что поиск компромисса отложен не неопределенный срок.

Параллельно на протяжении 2011–2012 гг. в российско-американских отношениях назревал комплекс противоречий, вызванный:
отказом России начать переговоры по сокращению тактического ядерного оружия (ТЯО) в Европе;
недовольством российской стороны операцией НАТО в Ливии;
расхождением позиций Москвы и Вашингтона по Сирии;
активизацией с осени 2011 г. политики США в Центральной Азии;
обострением гуманитарных проблем вроде «дела Магницкого» и «дела Бута».

На официальном уровне Кремль и Белый дом отрицали факт наличия кризиса. Но после демонстративно негативного отношения администрации Б. Обамы к итогам парламентских и президентских выборов в России игнорировать взаимное непонимание стало невозможно. На очереди может оказаться новый виток обновления стратегических потенциалов, который почти всегда сопровождался обострением отношений.

2. Глобальные тенденции развития российско-американских отношений

Высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий.

На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной. Наиболее серьезные проблемы сосредоточены в области стратегической стабильности и связанной с ней проблематикой нераспространения ядерного оружия. Менее значимыми (но не менее конфликтными) будут международно-правовые и энергетические проблемы. Ситуация осложняется тем, что у России и США нет комплекса стабилизирующих экономических связей, как, например, в американо-китайских отношениях. Единственным стабилизирующем фактором российско-американских отношений остается система военно-стратегического паритета. Его поддержание требует, однако, модернизации российского ракетно-ядерного потенциала, что неизбежно создаст новые конфликтные узлы во взаимоотношениях Москвы и Вашингтона.

2.1. Проблема стратегической стабильности

Ключевой проблемой российско-американских отношений остается сохранение стратегической стабильности. Еще в конце 1980-х годов в США возник пласт экспертной литературы о том, что холодная война закончилась не блестяще: советский военный потенциал не был демонтирован по образцу Германии и Японии после Второй мировой войны. Снижение российского военного (особенно, ядерного) потенциала рассматривается как приоритетная задача политики национальной безопасности США.

Россия со своей стороны не стремилась радикально сокращать свой стратегический потенциал. Российская элита рассматривает военный (прежде всего ядерный) потенциал как гарантию от возможных враждебных действий Вашингтона. Для американской стороны стратегическая стабильность традиционно была связана с определением параметров развития стратегических ядерных сил. Основы концепции стратегической стабильности сформулировал в 1977 г. Видный американский эксперт в сфере контроля над вооружениями Пол Нитце. В своем меморандуме для Министерства обороны США он отмечал, что создание СССР нового класса межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН) подрывает стабильность в стратегической сфере.

Фото: Государственный департамент США
Встреча Джеймса Бейкера и Эдуарда
Шеварнадзе в Вайоминге, сентябрь 1989

Для ее сохранения Нитце советовал, во-первых, уделить на переговорах особое внимание тяжелым МБР и, во-вторых, исключить из переговоров крылатые ракеты как средство компенсации советского превосходства в МБР. С 1981 года администрация Рональда Рейгана предлагала СССР концепцию стратегической стабильности П. Нитце в качестве основы для переговоров.

В российской трактовке «стратегической стабильность» выступает набором условий, снижающих риск начала ядерной войны. До середины 1980-х годов советское руководство критиковало стратегическую стабильность как «буржуазную теорию». В Кремле опасались, что посредством сокращения тяжелых МБР с РГЧ ИН США хотят добиться односторонних преимуществ. Но в конце 1980-х годов ситуация изменилась.

Руководство СССР во главе с М. С. Горбачевым (1985–1991) стремилось удержать Вашингтон в режиме стратегического диалога. На встрече в Вайоминге 22–23 сентября 1989 г. министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе и госсекретарь США Дж. Бейкер выработали четыре принципа переговоров по контролю над вооружениями:

Разделить переговоры по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям (т.е. по ПРи СНВ);
уделить повышенное внимания проблеме сокращения тяжелых МБР (МБР с РГЧ ИН) как дестабилизирующего» вида СНВ;
допустить наличие «возвратного потенциала» (сокращение посредством не уничтожения, а складирования боеголовок);
исключить крылатые ракеты (т.е. неядерное высокоточное оружие) из переговорного процесса.

Логика Вайомингского компромисса легла в основу российско-американских договоров СНВ-1 (1991), СНВ-2 (1993) и СНП (2002). В 2009 г. ситуация изменилась. Дважды - в Хельсинки (20 апреля 2009 г.) и Амстердаме (20 июня 2009 г) - президент РФ Д. А. Медведев заявил, что Россия будет вести переговоры по СНВ только при условии пересмотра Вайомингского компромисса. Подписанный 8 апреля 2010 г. Договор СНВ-3 (Пражский договор) не только предусматривал снижение потолков СЯС до 1550 блоков у каждой из сторон, но и фиксировал новые правила стратегического диалога:

Cохранение права России и США на наличие «возвратного потенциала»;
учет проблемы ПРО в структуре стратегического баланса;
исключение из переговорного процесса неядерного высокоточного оружия;
отсутствие лимитов на РГЧ ИН;
отказ от приоритетности переговоров по сокращению тяжелых МБР;
ослабление системы взаимных инспекций.

Центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.

Условия «Пражского компромисса» остаются, однако, хрупкими. Стороны по-разному трактуют преамбулу Договора СНВ-3 о взаимосвязи стратегических оборонительных и наступательных вооружений. МИД России рассматривает ее как обязательство Соединенных Штатов вводить ограничения на количество развертываемых систем ПРО. Госдепартамент США видит в ней не более чем параметры будущих переговоров по ограничению вооружений. 23 ноября 2011 г. президент Д. А. Медведев заявил о возможности выхода России из СНВ-3 в случае резкого наращивания потенциала американской системы ПРО. Поэтому центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.

2.2. Проблема нераспространения ядерного оружия

Конфликтной сферой российско-американских отношений остается проблема нераспространения ядерного оружия. Формально Москва и Вашингтон совместно выступают за укрепление Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Фактически между Россией и США сложился комплекс противоречий, связанный с различной политикой в отношении государств-аутсайдеров международной системы нераспространения.

На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной.

За минувшие двадцать лет в США сформировалась стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy). Она предполагает превентивное изъятие оружия массового поражения у «опасных» (с точки зрения Вашингтона) режимов и предотвращение его попадания в руки транснациональных криминально-террористических сетей. Современная американская политика контрраспространения включает в себя пять вариантов действия:

«выкуп» ядерной программы у потенциально-опасного государства;
установление контроля над атомными объектами «проблемных» стран;
частичное признание ядерного статуса нарушителя в обмен на соблюдение им ряда международных соглашений;
силовые угрозы и нанесение (в крайнем случаев) разоружающих ударов по ядерным и протоядерным объектам «опасных режимов»;
ужесточение международного контроля над замкнутым ядерным топливным циклом (ЗЯТЦ).


Фото: hgimediacenter.com
Алексей Фененко: Парадоксы «Глобального
нуля»

Стратегия контрраспространения требует частичной ревизии условий Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Согласно Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) любое неядерное государство имело право на мирное использование атомной энергии. 11 февраля 2004 г. президент Дж. Буш-младший предложил проект реформы ДНЯО: (1) ввести запрет на поставки технологий ЗЯТЦ, странам, не овладевшим им до 1 января 2004 г.; (2) обязать страны, выходящие из ДНЯО, вернуть МАГАТЭ технологии ЗЯТЦ, (3) принять международный кодекс поведения в сфере мирного использования атомной энергии и (4) повысить статус Всемирной ядерной ассоциации как возможного контролера за рынком расщепляющихся материалов. С 2009 г. эти предложения отстаивает и администрация Б. Обамы в рамках проекта «безъядерного мира» или «глобального нуля». Они созвучны «Плану Баруха» (1946), согласно которому предполагалось передать все компоненты ЗЯТЦ, включая добычу урановой руды, под контроль Комиссии ООН по атомной энергии.

За минувшие пятнадцать лет администрации США утвердили несколько прецедентов реализации стратегии контрраспространения:

1. Ирак: проведение военной операции под предлогом изъятия ОМП у «потенциально опасного» режима;
2. Иран: требование свернуть программу обогащения урана;
3. КНДР: требование ликвидировать ядерные объекты под контролем МАГАТЭ и / или комиссии «пяти держав»;
4. Пакистан: требование допустить американских представителей к управлению ядерным потенциалом этой страны;
5. Индия: частичное признание ее ядерного статуса в обмен на открытие Дели своих гражданских ядерных объектов для МАГАТЭ .

Россия, напротив, относится к политике контрраспространения настороженно. Российская общественность не понимает, почему США, позволяя Франции и Германии проводить самостоятельную коммерческую политику в отношении «проблемных» стран, отказывают в этом праве России.

Российская сторона подозревает, что под прикрытием риторики о необходимости усиления ДНЯО Соединенные Штаты выдавливают конкурентов с перспективных ядерных рынков. В Москве сильны опасения, что перечисленные выше прецеденты - задел для применения стратегии контрраспространения к России и КНР. На период до 2020 г. сохраняется угроза статусного конфликта, связанного со стремлением Москвы повысить свою роль в международной системе нераспространения, с одной стороны, и неготовностью Вашингтона согласиться с ревизией сложившегося порядка - с другой.

2.3. Проблема реформы системы международного права

Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.

На протяжении последних двадцати лет в политике США оформилась тенденция к реформе системы международного права. Предшествующая система, сложившаяся по итогам Второй мировой войны, учитывала преобладание пяти великих держав (США, СССР, Великобритания, Франция, КНР) и как минимум двух сверхдержав с примерно равными военными потенциалами (США, СССР). Окончание холодной войны и распад СССР в 1991 г. не привели к серьезным сдвигам на международно-правовом уровне. Современный мировой порядок действует на основе институтов Ялтинско-Потсдамской системы. Поэтому утверждение американского лидерства требует от США проводить политику реформирования структуры мирового порядка.

Для реализации этих инициатив Соединенные Штаты проводили политику по нескольким направлениями:

Инициирование на международном уровне обсуждения проблемы неэффективности деятельности ООН, особенно - Совета Безопасности ООН;
создание серии прецедентов действия других организаций, институтов или «клубов» (прежде всего -НАТО или «Группы восьми») без санкции СБ ООН;
отказ от введения международно-правовых ограничений деятельности США как лидера нового мирового порядка;
поощрение организации судебных процессов по делу лидеров суверенных государств;
организация прецедентов, призванных пересмотреть ряд норм международного гуманитарного права ХХ в. (например, нераспространение действия Женевской конвенции о нормах обращения с военнопленными 1929 г. на талибов).

Соединенные Штаты используют при этом ряд механизмов, которые затрагивают российские интересы. Первый - стремление снизить роль Совета Безопасности ООН как ключевого института, ответственного за поддержание международного мира и безопасности. Второй - спекуляции на международном уровне тематикой сталинизма и итогов Второй мировой войны. (Что создает задел для делегитимизации деятельности ООН). Третий - политизация тематики коррупции. Большинство данных о коррупции элит других стран, регулярно вбрасываемых американскими и британскими СМИ, пока не нашли документального подтверждения. Зато они создают политико-психологический фон, в котором лидеры суверенных государств чувствуют себя неуверенно. Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.

2.4. Проблемы энергетической безопасности


Фото: REUTERS/Kacper Pempel
Алексей Мастепанов: Сланцевый газ: что
он несёт России?

Потенциально конфликтной сферой российско-американских отношений остаются вопросы энергетической безопасности. Концепция «энергетической безопасности» была разработана в США после первого «нефтяного шока» 1973 г. Она предусматривала (1) диверсификацию источников энергоносителей, (2) развитие альтернативных отраслей энергетики (прежде всего - атомной энергетики), (3) обеспечение свободного доступа к источника энергоносителей, (4) допустимость использования силы для защиты энергетических интересов. В 1975 г. такое понимание энергетической безопасности стало программой «Группы семи».

Договор к Энергетической Хартии (ДЭХ) 1994 г. был призван повязать экспортеров энергоносителей (прежде всего - Россию) комплексом соглашений. Интеграция России в «Группу семи» изменила ситуацию. Москва с 2005 г. ставит вопрос о реформе понимания энергетической безопасности за счет большего учета интересов экспортеров. На саммите «Группы восьми» в Санкт-Петербурге (15–17 июля 2006 г.) России удалось добиться включения в документы нового понимания энергетической безопасности как обеспечения безопасности всего цикла добычи, транспортировки и распределения энергоносителей.

С этого времени в Вашингтоне разрабатываются и апробируются на практике различные варианты противодействия российскому «энергетическому оружию»: от поддержки Украины и Белоруссии в энергетических конфликтах с Россией до поощрения политики Туркменистана по созданию системы экспорта углеводородов в обход Российской Федерации.

В 1970-х годах первенство на энергетическом рынке принадлежало американо-британским компаниям (так называемых «семь сестер»). В 2000-х годах они уступили первенство государственным корпорациям России, КНР, стран Персидского залива, Индии, Индонезии и Бразилии. Отсюда - стремление американского бизнеса играть на разукрупнение конкурентов. У России и США нет также позитивного опыта взаимодействия в энергетической сфере. Совместные проекты («Сахалин-1», «Сахалин-2», «Северный мост») оказались несостоятельными. У российского и американского энергетического бизнеса пока не было опыта достижения компромиссов.

Дополнительным источником напряженности служит «британский фактор». До середины 1980-х годов Великобритания была ведущей энергетической державой зарубежной Европы. Но начавшееся с 1986 г. падение объемов добычи углеводородов в Северном море усилило роль энергетических поставок из СССР/России. Ведущая роль стала переходить к Германии как ключевому транзитному узлу поставок российских углеводородов. Такая тенденция вызывает противодействие Лондона. Британская дипломатия пытается использовать фактор стран Центрально-Восточной Европы для ослабления российско-германского энергетического взаимодействия. Эта политика пользуется всемерной поддержкой Вашингтона.

3. Региональные тенденции развития российско-американских отношений

Потенциально конфликтной остается ситуация на региональном уровне. У России и США по-прежнему сильны разногласия на региональном уровне, многие из которых унаследованы от периода холодной войны. Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов. Вместе с тем, на региональном уровне есть ряд стабилизирующих обстоятельств, которые могут создать условия для российско-американского конструктивного взаимодействия.

3.1. Европа

Материалы научно-практической
конференции «Евроатлантическое
сообщество безопасности: миф или
реальность», 23 марта 2012 г.

Наибольшие противоречия у России и США сохраняются в Европе. Ведущей организацией зарубежной Европы остается военно-политический блок НАТО, основанный на системе американского присутствия в Европе и предоставлении американских гарантий безопасности европейским союзникам.

Между Россией и НАТО возникает «дуга нестабильности» - спорное пространство от Мурманска до Нагорного Карабаха с замороженными или латентными этнополитическими конфликтами. На протяжении последних 50 лет в Евроатлантике соперничали два подхода к обеспечению безопасности. Атлантический подход фокусировал внимание на важности сохранения американских гарантий безопасности союзникам по НАТО. Евро-атлантический подход признавал американское лидерство в Европе, но стремился ограничить свободу действий Вашингтона через подписание взаимообязывающих соглашений. Элиты США, Великобритании и Нидерландов, Дании и Норвегии отстаивали приоритет атлантизма. Страны континентальной Западной Европы (прежде всего - Франция и ФРГ) выступали сторонниками евроатлантического подхода Советский Союз с середины 1960-х годов сделал ставку на сотрудничество с евроатлантизмом. Эту тенденцию продолжает и Российская Федерация. Ключевыми российскими инициативами рубежа 2000-х и 2010-х годов стали проекты Договора о европейской безопасности (ДЕБ) и «Евроатлантической инициативы в области безопасности» как механизма неофициального диалога . Москва стремится ограничить Вашингтон комплексом соглашений, призванных (1) снизить свободу США в вопросах применения силы, (2) создать механизм совместного обсуждения Россией и НАТО проблем европейской безопасности и (3) зафиксировать систему обязательств России и НАТО на случай конфликта с третьими странами.

Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов.

В Вашингтоне опасаются, что посредством подобных соглашений Москва попытается подорвать гарантии Соединенных Штатов перед странами Западной Европы и в конечном счете весь механизм НАТО. К началу 2010-х годов в Европе наметился кризис евроатлантизма. В странах ЕС происходит ренессанс трансатлантических отношений.

Во-первых, Франция при президенте Николя Саркози (2007–2012) отказалась от концепции голлизма как основы внешней политики. Возвращение Франции в военную организацию НАТО (2009), подписание франко-британской союзной декларации (2010), Ливийская война (2011) и совместное франко-британское выступление по Сирии (2012) доказали, что Париж осваивает роль «младшего» партнера США и Великобритании.

После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях.

Во-вторых, ослаб запущенный в 1996 г. проект «европейской оборонной идентичности». Летом 2011 г. был распущен ЗЕС. Его планировалось заменить Общеевропейской политикой безопасности и обороны (ОЕПБО). Но страны ЕС пока не сумели согласовать параметры европейских миротворческих сил. Реальной военной основой ЕС становятся франко-британские соглашения 2010 г.

В-третьих, изменился расклад сил в Евросоюзе. После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях. К конфликтным факторам можно отнести:

Стремление США участвовать в урегулировании военно-политических конфликтов на постсоветском пространстве;
продолжение политики расширения сферы ответственности НАТО;
развертывание США систем ПРО в зарубежной Европе;
отсутствие механизмов диалога России и НАТО о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО);
отсутствие адекватной замены ДОВСЕ;
включенность британского ядерного потенциала в американскую систему ядерного планирования;
нежелание Британии и Франции присоединиться к советско-американскому Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г.;
сохранение конфликтного потенциала в отношениях России со странами Центрально-Восточной Европы, вызванного в том числе историческим наследием.

До 2020 г. напряженность между Россией и США в Европе будет возрастать под воздействием трех обстоятельств. После отказа Франции от политики голлизма российская сторона лишилась влиятельного посредника в российско-американских отношениях, каким традиционно выступал Париж. В России усилилось разочарование в ОБСЕ как площадке переговорного процесса. США не отказались от проектов расширения НАТО на постсоветское пространство. Провал переговоров по российскому проекту Договора о европейской безопасности (ДЕБ) доказал, что России и США пока не удалось выработать новые правила взаимодействия в Европе.

3.2. Центральная Азия

Фото: Official White House Photo by Pete Souza
Мария Небольсина: Афганский транзит
Обамы

Российско-американские отношения в Центральной Азии строятся на основе пересечения двух на первый взгляд противоположных тенденций. Россия поддерживает антитеррористическую операцию НАТО в Афганистане и оказывает ей материально-техническую поддержку. (Хотя Кремль регулярно критикует альянс за недостаточную борьбу с производством наркотиков на афганской территории). Одновременно Москва опасается, что Вашингтон выстроит самостоятельную систему отношений с бывшими среднеазиатскими республиками СССР и подорвет механизмы ШОС и ОДКБ.

Ситуация осложняется отсутствием взаимного признания между НАТО и ОДКБ, что приводит к фактическому соперничеству в регионе двух военно-политических блоков. Новый взгляд Вашингтона на роль Центральной Азии был закреплен в Стратегии национальной безопасности США 2002 г. (СНБ-2002). В документе постулировались три основы центральноазиатской политики США. Во-первых, Вашингтон на обозримую перспективу намерен сохранить свое присутствие в Центральной Азии. Во-вторых, наличие военной инфраструктуры в Центральной Азии позволяет США решать комплекс военно-политических задач: от борьбы с транснациональным терроризмом до ограничения ресурсов России и «сдерживания» КНР. В-третьих, ни Ташкентский договор 1992 г., ни ШОС не препятствуют США выстраивать свою систему отношений с центральноазиатскими государствами.

Эта система может совпадать, а может и не совпадать с интересами России и КНР.

Попытки республиканцев провести «ускоренную демократизацию» Центральной Азии оказались неудачными. Администрация Б. Обамы учла ошибки предшественников. На Лиссабонском саммите НАТО 20–21 ноября 2010 г. Было принято решение о выводе военного контингента альянса из Афганистана в 2014 г. Позиции США косвенно усилило подписанное 27 сентября 2010 г. Соглашение между КНР и РФ о сотрудничестве в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. В Ташкенте, Душанбе и Ашхабаде оно было воспринято как резкое усиление позиций России и КНР в регионе. Возник объективный запрос на поиск контрбалансира России и КНР в лице США.

После центральноазиатского турне госсекретаря США Х. Клинтон в октябре 2011 г. Вашингтон осуществляет политику в регионе по следующим направлениям:
переговоры со странами Центральной Азии о партнерстве в вопросах предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана;
консультации со странами Центральной Азии о возможности сохранения американского присутствия в регионе после 2014 г.;
поддержка энергетической политики Туркменистана по созданию новых газопроводных систем в южном и восточном направлении;
вовлечение Узбекистана в переговорный процесс по Афганистану отдельно от партнеров Ташкента по ШОС;
предоставление США статуса партнера по диалогу ШОС;
содействие расширению количества участников ШОС (например, за счет присоединения к организации Турции или Индии).

Соединенные Штаты вновь, как и в 2002–2003 гг., пытаются выстроить комплекс самостоятельных военно-политических (а в идеале и энергетических) связей с центральноазиатскими государствами. Такая политика призвана размыть особый характер ШОС как первой организации обеспечения региональной безопасности без участия США.

Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР.

В ближайшие десять лет наибольшие опасения России в Центральной Азии будет по-видимому вызывать опасность повторения «сценария 2002 года». Весной 2002 г. администрация Дж. Буша-младшего стала зондировать возможность вступления или предоставления США статуса ассоциированного члена ШОС. Предложения Белого дома поставили ШОС на грань кризиса. Узбекистан поддерживал американские предложения. Китай выступил против подключения Вашингтона к ШОС. Только выведя за скобки вопрос об американском присутствии, страны ШОС приняли Устав организации на Санкт-Петербургском саммите 7 июня 2002 г.

Ресурсы Москвы в настоящее время меньше, чем были в начале 2000-х годов. Администрация Дж. Буша-младшего делала ставку на индуцирование кризиса в ШОС и смену центральноазиатских элит. Это порождало недоверие к американской политике в Центральной Азии. Администрация Б. Обамы действует более осторожно. Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР. Это повышает их шансы на выстраивание партнерских отношений со странами Центральной Азии.

На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе.

3.3. Тихоокеанский регион

К 2020 г. возрастающую роль в российско-американском взаимодействии будет играть Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) и - шире - международные отношения на Тихом океане. Стержнем этого региона выступает американо-китайское противостояние. Соединенные Штаты с середины 2010 г. перешли к обновленной политике «сдерживания Китая». Она включает в себя несколько направлений:
возрождение созданного в 1951 г. военного союза АНЗЮС (США, Австралия и Новая Зеландия);
выстраивание системы нового присутствия США в Индокитае, прежде всего за счет военного партнерства с Вьетнамом и усиления американского контроля за Малаккским проливом;
расширение военного партнерства США с Индией;
выстраивание нового объединения Транстихоокеанское партнерство (ТТП), призванного в том числе размыть особый характер отношений внутри АСЕАН.

Фото: grandstroy.blogspot.com
Артем Лукин: Россия и США в АТР:
возможно ли стратегическое партнерство?

Региональная политика России остается двойственной. Основой российской политики остается стратегическое партнерство с КНР в формате «большого договора» 2001 г. Визит премьер-министра В. В. Путина в Пекин 10–11 октября 2011 г. подтвердил намерение обеих сторон расширять его формат. Но одновременно Москва стремится уравновесить диспропорциональное влияние китайского бизнеса на российском Дальнем Востоке. С этой целью Россия периодически инициирует переговоры о расширении экономических связей с Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и США.

Администрация Б. Обамы пыталась вести игру на ослабление российско-китайского стратегического партнерства. Соединенные Штаты на протяжении 2009 г. предлагали КНР концепцию «группы двух» как привилегированного американо-китайского партнерства. В 2010 г. эксперты Института Брукингса разрботали концепцию «Северной альтернативы АСЕАН» (Northen Alternative of ASEAN): гипотетической организации с участием США, Канады, Южной Кореи и, возможно, Японии.

В запасе у Вашингтона есть ракетно-космическая сфера. После возрождения в ноябре 2010 г. блока АНЗЮС Канберра и Веллингтон активизировали контакты с Роскосмосом относительно возможности партнерства в области ракетно-космических технологий. Недействующим остается и российско-японское соглашение о партнерстве в сфере мирного исследования и использования космического пространства 1993 г. В контексте обостряющегося соперничества в АТР партнерство России с этими странами в области ракетно-космических технологий вызовет недовольство Пекина.

У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России. Неразделенными остаются шельфовые зоны Берингова пролива, где граница определена российско-американским соглашением 1867 г. (Последнее было выработано задолго до принятия Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. и не отражает его).

У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России.

На официальном уровне Вашингтон пока не ставит вопрос о прямых контактах США с дальневосточными регионами. Однако американские эксперты обсуждают возможность участия дальневосточных регионов России в АТЭС отдельно от остальной России, имея ввиду, что членами АТЭС выступают не государства, а экономики. Подобные проекты предлагаются американскими аналитиками в отношении возможности самостоятельного участия российского Дальнего Востока в ТТП или гипотетической «Северной альтернатив АСЕАН». В Москве учитывают распространенную в американских экспертных кругах ностальгию по Дальневосточной республике начала 1920-х годов.

Потенциальный комплекс российско-американских противоречий может сложиться вокруг АТЭС. «Богорские задачи» 1994 г. предусматривали (1) создание к 2020 г. Зоны свободной торговли по Тихому океану и (2) проведение либерализации к 2010 г. системы внешней торговли наиболее развитых член АТЭС. Эти задачи не были выполнены. Однако в Москве сильны опасения, что ускорение экономической интеграции в АТЭС могут создать проблемы для осуществления контроля федерального центра над миграционными потоками из КНР и деятельности дальневосточных регионов России.

Новой проблемой для российско-американских отношений может стать перераспределение полномочий между федеральным центром и дальневосточными регионами России. Перенос части столичных функций в один из городов Дальнего Востока может вызвать дискуссии о переустройстве Российской Федерации по конфедеративному принципу.

Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам.

США могут оказать поддержку подобным тенденциям за счет (1) выдвижения инициатив по самостоятельному вступлению российского Дальнего Востока в различные интеграционные объединения на Тихом океане и (2) попыток начать переговоры с дальневосточными регионами России о разрешении территориальных споров. На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе .

3.4. «Постсоветское» пространство

Отношения России с Соединенными Штатами на территории бывшего СССР отличаются высокой степенью прогнозируемости. С конца 1993 г. Белый дом независимо от партийной принадлежности администрации стремился:

Поддерживать «геополитический плюрализм» в Евразии (т.е. независимость и территориальную целостность бывших республик СССР);
развивать самостоятельный диалог с республиками бывшего Советского Союза независимо от позиции Москвы;
поощрять проекты экспорта углеводородов по независимым от России маршрутам;
препятствовать реализации интеграционных проектов, в центре которых находится Россия.

Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам. На период до 2015 г. ключевыми инструментами здесь могут выступать (1) поддержка Вашингтоном политиков, нацеленных на дистанцирование от России и (2) расширение взаимодействия НАТО и ЕС (при прямой или косвенной поддержке США) военно-политического взаимодействия республик бывшего СССР со структурами НАТО и ЕС. После 2015 г. Политика Вашингтона на «постсоветском пространстве» подвергнется переосмыслению: она будет, определяться успехами или неудачами интеграционного проекта «Евразийского союза».

3.5. Арктика

Фото: AFP / Charly Hengen
Алексей Фененко: Москва и Вашингтон в
Арктическом пространстве

В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие. Россия выступает за сложившуюся в 1920-х годах секторальную систему раздела Арктики. Соединенные Штаты выступают за интернационализацию Северного Ледовитого океана и отказа от секторального деления. Россия стремится закрепить за собой советский арктический сектор через признание части подводных хребтов Ломоносова и Менделеева продолжением Сибирской континентальной платформы. Вашингтон, как следует из текста «Региональной политики США в Арктике» (2009 г.), будут противодействовать этому процессу.

Ситуация осложняется тремя обстоятельствами. Дискуссия о переделе Арктики происходит между пятью арктическими державами, четыре из которых - члены военно-политического блока НАТО, Норвегия, Дания и Канада являются союзниками США по Вашингтонскому договору 1949 г. Соединенные Штаты могут иметь с ними территориальные противоречия, однако они (в отличие от противоречий с Россией) не имеют военно-политической подоплеки.

Квазиэкологические концепции рассматриваются в Вашингтоне как инструмент интернационализации Северного Ледовитого океана и, следовательно, сокращения акватории действия Северного флота ВМФ России. США, Норвегия и Швеция никогда не признавали эксклюзивных прав России на Северный морской путь. Развитие «общих экологических проектов» видится из Вашингтона, Осло и Стокгольма как косвенное согласие России на пересмотр статуса этой транспортной артерии.

В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие.

Арктические споры связаны с дискуссиями о перспективах развития российских и американских стратегических ядерных сил (СЯС), прежде всего - баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ). США стремятся девальвировать мощь Северного флота ВМФ России, который выступает основой морской компоненты российских СЯС. Союзники США поддерживают Вашингтон в этом устремлении.

Эти факторы до 2020 г. будут с высокой долей вероятности определять развитие российско-американских отношений в Арктике.

Новый формат российско-американскому взаимодействию в Арктике придает Мурманский договор между Россией и Норвегией 2010 г. Документ доказал:

Возможность ведения диалога России с другими арктическими странами без участия США;

Ограниченность формата взаимодействия России с арктическими союзниками США (Норвегия, несмотря на раздел спорных районов Баренцева моря и уступок Москвы по Шпицбергену, не признала Северный морской путь (СМП) внутренней транспортной артерией России);

Допустимость использования США территориальных уступок Москвы как прецедента для разрешения российско-американских пограничных споров.

К стабилизирующим факторам российско-американских отношений в Арктике можно отнести, во-первых, предельную сложность климатических условий Северного Ледовитого океана и, во-вторых, наличие у США территориальных противоречий с Данией и Канадой. Позитивную роль могут сыграть совместные российско-американские проекты глубоководного бурения для Северного Ледовитого океана.

4. Сценарии развития российско-американских отношений до 2020 г.

Развитие тенденций российско-американских отношений позволяет сделать вывод об исчерпании модели «навязанного консенсуса» как основы двусторонних отношений. Эта модель, сложившаяся в первой половине 1990-х годов, предполагала развитие российско-американского взаимодействия на основе повестки дня, выработанной при определяющей роли США. Эта модель исчерпала себя в 2007–2008 гг.

Попытка администрации Б. Обамы возродить ее в рамках политики перезагрузки не принесла результатов и столкнулась с противодействием Москвы. К концу 2012 г. Двусторонние отношения независимо от итогов предстоящих президентских выборов в США вошли в стадию определения будущего формата отношений. Здесь возможны три варианта.

Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами.

4.1. Возвращение к «малой конфронтации»

Модель «малой конфронтации» предполагает окончательное свертывание результатов политики «Перезагрузки», возвращение к конфронтационной риторике, модернизацию ракетно-ядерных потенциалов России и США и высокий уровень региональной конфликтности. Вероятность подобного развития событий высока. К такой модели взаимодействия могут привести следующие факторы:

Отсутствие договоренностей между Россией и США по ПРО;
неудача переговорного процесса 2009–2011 гг. по реформе системы европейской безопасности;
нарастание российско-американского соперничества в Центральной Азии;
негативное отношение американского истеблишмента (независимо от партийной принадлежности) к фигуре Владимира Путина;
психологический негатив в двусторонних отношениях, вызванный критичной позицией Белого дома к итогам парламентских и президентских выборов в России;
излишне резкая предвыборная риторика кандидата от республиканцев М. Ромни.

Ситуация может напоминать события 2007–2008 гг. Тогда в ответ на Мюнхенскую речь В. В. Путина американская сторона создала управляемый кризис вокруг Грузии с целью выяснить степень готовности Кремля реализовать на практике «мюнхенские предупреждения». Подобный кризис для проверки степени прочности позиций В. В. Путина и его готовности идти на применение силы может быть организован и ближайшие годы. Наиболее вероятными точками для его организации выглядят территориальные споры России с Японией, затяжной военно-политический кризис вокруг Грузии, попытки смены власти в Белоруссии, территориальные противоречия в Арктике, «размораживание» конфликтов в Приднестровье и Нагорном Карабахе. Возникнет опасность встречной эскалации региональных конфликтов по образцу 2008 г.

Фото: wallpaperhd.info
Доклад «Ядерное оружие и стратегическая
стабильность: поиски российско-
американского консенсуса в XXI веке»

Потенциал российско-американской конфликтности в стратегической сфере остается также высоким. В определенной степени он даже выше, чем был в советско-американских отношениях 1960-х и 1970-х годов. Во-первых, Россия и США подошли к критическим потолкам сокращения СЯС - до 1550 оперативно-развернутых боезарядов у каждой из сторон. Дальнейшее снижение потолков (ниже 1000 боезарядов) может сделать возможным нанесение разоружающего удара по стратегическим силам одной из сторон.

Во-вторых, за минувшие двадцать лет Россия и США обновляли свои СЯС намного медленнее, чем в 1970-х и 1980-х годах. Потенциал для вывода из строя ядерных систем будет намного меньше, чем это было до 2009 г.

В-третьих, сужаются возможности для достижения компромисса по ПРО. Вашингтон выделяет крупные средства на реализацию этого проекта, а американский бизнес получает крупные военные заказы. Американцы не видят, на какую крупную уступку со стороны Москвы они могли бы разменять возможное соглашение по ПРО.

В-четвертых, Россия при угрозе быстрого наращивания потенциала американской ПРО может пойти на выход из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г. Итогом может стать воссоздание системы 1980-х годов: противостояние в Европе на базе ракет средней и меньшей дальности. Для такой системы будет характерно предельно малое подлетное время к целям на территории России и стран ЕС и высокая вероятность возникновения регионального конфликта с использованием ядерного оружия.

Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами. Приоритетными задачами станут сохранение Договора СНВ-3 и выработка мер предотвращения конфликтов. И Россия, и США будут заинтересованы в посреднике, каким традиционно была Франция.

В настоящее время такой посредник в Европе отсутствует. Возможно, им станет британская дипломатия по мере расширения военно-политической самостоятельности Лондона от Вашингтона. В этом случае для России многократно возрастет ценность британского направления.

4.2. «Стагнационный сценарий»

«Стагнационный сценарий» двусторонних отношений основан на замораживании современных тенденций. Его основными чертами можно считать:

Сохранение системы взаимного ядерного сдерживания и ракетно-ядерного паритета как основы российско-американских отношений;
ведение вялотекущих переговоров по противоракетной обороне без достижения ощутимых результатов;
ускорение попыток США играть на подрыв российско-китайского стратегического партнерства или (в случае неудачи) переформатирование политики Индии на конфронтацию с Москвой и Пекином;
опосредованное соперничество в Центральной Азии при демонстративной риторике о наличии общих интересов в Афганистане;
высокий уровень соперничества на территории бывшего СССР и в Европе (где Россия, как СССР в 1960-х годах, попытается играть на противоречиях стран ЕС и США);
сохранение демонстративно конструктивных контактов между лидерами России и США независимо от партийной принадлежности будущего президента США,
сведение повестки двусторонних отношений до контроля над вооружениями.

Немалую роль будет также играть способность стран ЕС добиться реальной военно-политической автономии от США. Участие России в переговорах по проблемам европейской безопасности снизит у российской элиты ощущение опасности. Игнорирование России при решение европейских проблем ужесточит политику Москвы. Обе стороны, возможно, попытаются использовать в своих целях обостряющийся с 2009 г. «немецкий вопрос»: проблему полного восстановления суверенитета Германии.

В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС.

Наиболее серьезным узлом противоречий станет, по-видимому, Центральная Азия. Вашингтон с высокой степенью вероятности будет пытаться размыть роль ШОС и ОДКБ. Достижение этой проблемы возможно двумя путями. Первая - широкая поддержка оппозиции в странах Центральной Азии. Второй - интеграция США в структуры ШОС. В обоих случаях речь может идти о росте неустойчивости в этом регионе.

Серьезным испытаниям этот сценарий подвергнется в 2018–2020 гг. Договор СНВ-3 не предусматривает промежуточных сроков сокращения СЯС. Теоретически одна из сторон может заявить о намерении не проводить основные сокращения поэтапно, а перед началом сокращений выйти из СНВ-3. В такой ситуации ей удастся сохранить СЯС на уровне 2010 г. Это даст России или США преимущества в случае коллапса СНВ-3.

В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС. После этого (примерно к 2018 г.) элиты России и США будут действовать, исходя из наличия или отсутствия ракетно-ядерного паритета.

4.3. Позитивный сценарий

Фото: The Missile Defense Agency
Доклад «Десять лет без договора по ПРО.
Проблема противоракетной обороны в
российско-американских отношениях»

Позитивный сценарий в настоящее время наиболее сложен для реализации. Российско-американские отношения на 80% связаны с проблемами контроля над вооружениями. Без соглашения по ПРО российская сторона не пойдет на подписание новых соглашений по СНВ. Поэтому России и США следует найти развязку наиболее сложных проблем на достратегическом уровне.

России и США следует начать диалог по проблеме тактического ядерного оружия (ТЯО). Выйти на реальные сокращения ТЯО сторонам к 2020 г. вряд ли удастся. Но переговорный пакет по ТЯО может включать в себя следующие аспекты. Прежде всего, речь идет об уточнении VII статьи ДНЯО о правовых условиях присутствия ТЯО на территории третьих стран. России важно вернуться к переговорами о создании «безъядерной зоны» в Центрально-Восточной Европе. Эти переговоры предусмотрены Основополагающим актом Россия-НАТО (1997), но находятся в замороженном состоянии.

Проблема ТЯО возрождает дискуссии по германскому вопросу. С 2009 г. Берлин последовательно выступает за вывод американского ТЯО из Европы. Вывод американского ТЯО из Германии убирает основу американских ядерных гарантий Берлину. Это ставит вопрос о характере будущей политики ФРГ. Московский договор 1990 г. снял с Германии остатки оккупационного статуса. Но он сохранил введенные Боннским договором 1952 г. запреты на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, на требование вывода иностранных войск до подписания мирного договора, на развитие ряда компонентов вооруженных сил и на принятие внешнеполитических решений без консультации с державами-победительницами. Россия и США могут вернуться к проблеме заключения мирного договора с Берлином и восстановления полноценной правосубъектности Германии в военной сфере.

России важно начать диалог с США по проблеме развертывания американских систем ПРО в Европе. Кризис вокруг третьего позиционного района ПРО был как-будто урегулирован заявлением президента Б. Обамы 17 сентября 2009 г. об отсутствии планов его развертывания. Но Вашингтон не денонсировал подписанные в 2008 г. договоры с Польшей и Чехией. Теоретически ничто не мешает следующей администрации США возобновить этот проект. Москва обеспокоена озвученными осенью 2009 г. проектами США по развитию систем ПРО морского базирования в Европе. Москве важно получить гарантии неразвертывания подобных систем в морских акваториях Черного и Балтийского морей. После конфликта вокруг третьего позиционно района ПРО российская сторона считает девальвированной Московскую декларацию 24 мая 2002 г. России и США важно разработать новый механизма контроля в сфере ПРО.

Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии.

Российская сторона заинтересована в учете британского фактора на переговорах по СНВ. Британские стратегические ядерные силы (СЯС) с 1962 г. включены в американскую систему ядерного планирования и теоретически применяются вместе с СЯС США. Соединенные Штаты могут развивать СЯС выше лимитов СНВ-3 в рамках совместных с Великобританией программ. Особого внимания заслуживает Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. В настоящее время Великобритания и Франция не участвуют в нем и теоретически могут развивать этот класс ракет. В настоящее время стороны не имеют вооружений этого класса. Но в будущем они могут вернуться к этой проблеме, восстановив программу создания ракет средней и меньшей дальности или крылатых ракет наземного базирования. (Например, для модернизации совместных франко-британских крылатых ракет воздушного базирования «Storm Shadow»).

России и США следует также выработать правила военного взаимодействия в Европе. В настоящее время Европа вернулась к ситуации 1960-х годов, когда у сторон не было правил игры в военной сфере. Военные операции НАТО на Балканах привели к девальвации Стокгольмского соглашения СБСЕ о мерах доверия в Европе (1986 г.). ДОВСЕ распался после введения российского моратория на его соблюдение в 2007 г. Переговоры по российской инициативе о Договоре о европейской безопасности с 2010 г. заморожены. Возобновление переговоров по обычным вооружениям в Европе стало бы важным компонентом политики «Перезагрузки».

К этой группе проблем примыкает вопрос о выработке Россией и США комплекса взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. В период биполярной конфронтации подобные обязательства были зафиксированы в Декларации по предотвращению ядерной войны 1973 г. При М. С. Горбачеве ее положения были расширены в рамках Венских соглашений о мерах доверия 1989–1990 гг. После 1991 г. Россия и США избегали этой проблемы как пережитка холодной войны. Конфликт вокруг Южной Осетии доказал, что этот оптимизм был преждевременным.

Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это - главное психологическое разочарование последних 20 лет.

Для России и США важно определить стратегию переговоров в отношении Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Этот многосторонний документ был подписан еще в 1996 г., но до настоящего времени в силу не вступил. Россия при этом остается единственной ядерной державой с наиболее полным форматом участия в этом режиме. США и КНР не ратифицировали ДВЗЯИ, но ввели национальные моратории на ядерные испытания. Великобритания и Франция ДВЗЯИ ратифицировали, но не объявили мораторий на запрет ядерных испытаний. Россия сохраняет и мораторий на проведение ядерных испытаний, и ратифицировала в 2000 г. ДВЗЯИ. Россия, таким образом, оказывается в невыигрышной ситуации в условиях начавшихся во второй половине 2000-х годов программ модернизации ядерных арсеналов всех легальных ядерных держав.

Менее ясны перспективы российско-американского диалога в других регионах. Однако потенциал для создания подобных механизмов диалога у сторон имеется. На Дальнем Востоке приоритетной задачей для России и США должно стать урегулирование споров по морским пространствам. В Центральной Азии сторонам важно определить формат взаимодействия по выводу войск НАТО из Афганистана и перспективам взаимодействия Вашингтона с ШОС. Последний вариант предполагает возможность организации широких переговоров по проблемам региональной безопасности. Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии. Реализация этих мер придаст необходимую позитивную повестку для отношений Москвы и Вашингтона. В противном случае Россия и США могут повторить негативный опыт 1970-х годов, когда проблемы контроля над вооружениями в Европе фактически сорвали политику разрядки.

* * *
В российских и американских СМИ уже два года муссируется тезис о кризисе политики перезагрузки. Отказ Соединенных Штатов идти на компромиссы по ПРО, сохраняющиеся трения вокруг Ирана, Сирии и Грузии, поддержка Вашингтоном Японии в территориальном споре с Россией осуждение Госдепартаментом США итогов парламентских и президентских выборов в России, свертывание деятельности американских гуманитарных организаций - все это симптомы более глубокой проблемы. Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это - главное психологическое разочарование последних 20 лет.

Возникают три сценария развития двусторонних отношений после 2012 г.:

Негативный: он предполагает демонтаж «перезагрузки» и возвращение к «малой конфронтации» России и США 2007–2008 гг.;
«стагнационный»: двусторонние отношения ограничатся поиском компромисса в области контроля над вооружениям;
позитивный: стороны продолжат искать пути преодоления трудностей, возникших на переговорах по ПРО/СНВ, и разрабатывать позитивную повестку двусторонних отношений.

Позитивный сценарий не означает, что Россия и США откажутся от конфликтной модели взаимного ядерного сдерживания. Но параллельно Москва и Вашингтон могут попытаться развивать стабилизирующие экономические связи. В этом смысле для Москвы не так уж важно, кто после 2012 г. будет у власти в Вашингтоне. И республиканец, и демократ будут стремиться к сокращению стратегических вооружений. И республиканец, и демократ вряд ли пойдут на серьезный компромисс по ПРО или ядерным вооружениям в Европе. Ни республиканец, ни демократ не признает приоритетных российских интересов на территории бывшего СССР. И ни республиканец, ни демократ не ослабит механизма американского военного присутствия в Европе. Разница будет в риторике и готовности выслушать противоположную сторону.

Примечания

1. Условия подписанного 3 января 1993 г. российско-американского Договора СНВ-2 содержали в себе ряд диспропорций в пользу США: принцип «возвратного потенциала» и приоритет сокращения межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН). Конгресс США ратифицировал Договор СНВ-2 в 1996 г. Россия настояла на подписании в 1997 г. Нью-йоркских протоколов к СНВ-2, которые вводили разграничения тактических и стратегических перехватчиков ПРО и подтверждали действие Договора по ПРО 1972 г. В 2000 г. Россия ратифицировала СНВ-2 в пакете с Нью-Йоркскими протоколами. Конгресс США отказался ратифицировать Нью-Йоркские протоколы, опасаясь, что с их помощью Россия пытается свернуть работу над созданием систем ПРО «заатмосферного перехвата» (проект THAAD). Договор СНВ-2 в действие не вступил.
2. Индийский прецедент имеет двоякое значение. По условиям ДНЯО только ядерные государства имеют право свободно допускать инспекторов МАГАТЭ к своим ядерным объектам. По условиям подписанного 2 марта 2006 г. Соглашения о партнерстве в сфере мирного использования атомной энергии США, таким образом, «подтянули» Индию к статусу легальной ядерной державы. Но одновременно был создан прецедент, что «условно легальная» ядерная держава обязана открыть МАГАТЭ свои гражданские ядерные объекты. Прецедент может принять новую направленность в случае, если до 2020 г. к нему присоединится одна из союзных США легальных ядерных держав - Великобритания или Франция.
3. Формально ЕАСИ не имеет официального статуса. Ведущую роль в ней играют Корпорация Карнеги (США), Фонд Роберта Боша (Германия), ИМЭМО РАН (Россия). Но накануне Таллинского саммита НАТО 21 апреля 2010 г. МИД России приветствовал инициативу. Эксперты ЕАСИ готовят ежегодный доклад о приоритетных проблемах европейской безопасности и презентуют его на ежегодной конференции в Мюнхене.
4. В ходе американо-британских переговоров на острове Ньюфаундленд (август 1941 г.) президент США Ф. Д. Рузвельт (1933–1945) добился от премьер-министра Великобритании У. Черчилля (1940–1945), что Лондон согласится с тем, чтобы метрополии участвовали в войне наравне с Великобританией. В рамках Декларации Объединенных Наций (1 января 1942 г.) доминионы подписались наравне с метрополией.

http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1529#top

Существует ли способ выйти из тупиковой ситуации в Украине? После того, как администрация Трампа решила одобрить поставку Украине смертоносного оружия, это стало острой проблемой для Москвы, считает профессор Московского государственного института международных отношений Андраник Мигранян .

По словам Миграняна, который имеет связи с высокопоставленными лицами в российском правительстве, большинство московской элиты считает, что минские соглашения не работают. Киев не собирается выполнять свою часть обязательств, и проблема только усугубляется решением Вашингтона вооружить украинское правительство.

Украина - из-за своего географического положения - стратегически важна для России. Гораздо больше, чем для Соединенных Штатов. Кроме того, Москва и Киев имеют культурные, этнические, экономические, языковые и религиозные связи.

«Украина является экзистенциальной проблемой для России, и Россия не может позволить Украине быть частью НАТО или любого другого блока», - подчеркнул Мигранян.

По его словам, для установления мира на Украине необходимо чтобы были выполнены три предварительных условия. Во-первых, Украина не будет частью никакого враждебного Москве альянса. Во-вторых, Киев должен дать более широкую автономию своим регионам. И в-третьих, русскоговорящие на Украине должны иметь возможность изучать свой язык и говорить по-русски, а также изучать свою культуру, несмотря на протесты украинских националистов.

Поставка американского оружия Украине неизбежно приведет к еще большей напряженности в отношениях России с США, что усилит давление на Москву и заставит ее сопротивляться. Более того, такой шаг заставит Кремль все больше сближаться с Китаем в попытке противостоять Вашингтону. По мнению Миграняна, Москва приближается к моменту, когда она может вступить в полномасштабный военный союз с Китаем.

По мере того, как США обостряют отношения с Китаем, Россия становится еще более влиятельной. Китайцы понимают, что для того, чтобы иметь шанс бросить вызов США, им нужна Россия. Таким образом, Пекин, вероятно, будет поддерживать Москву, потому что не может позволить своему стратегическому союзнику пасть перед лицом американского давления. Да и Пекин не может противостоять США в одиночку.

По мнению Миграняна, китайско-российский союз мощнее, чем Соединенные Штаты. И если Соединенные Штаты будут продолжать оказывать военное и экономическое давление на Россию, им придется столкнуться с последствиями в виде нового Евразийского блока, который бросит вызов их господству. Таким образом, Вашингтону стоит тщательно продумать свои шаги в отношении России, чтобы не допустить такой исход.

«На самом деле, подталкивать Россию к военно-политическому союзу с Китаем во время финального противостояния было бы весьма опрометчиво. Это закончится катастрофой для всех», - сказал Мигранян.

Специально для "Правды.Ру" политолог, доцент факультета мировой политики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова Алексей Фененко анализирует новейшую историю российско-американских отношений, развенчивает устоявшиеся мифы и рассказывает чего ждать России от нового президента США.

— Как повлияло избрание Дональда Трампа на российско-американские отношения?

— Полагаю, что мы в России излишне персонифицируем российско-американские отношения и преувеличиваем степень их зависимости от внутренних выборов. Современные государства — это гигантские бюрократические системы, которые отводят любому политику "коридор возможностей". Есть объективные стратегические интересы государства, включающие его статус в мировом порядке, и система отношений с другими государствами. Радикально сломать их современному политику вряд ли под силу: система блокирует его действия. Несмотря на предвыборную риторику, все понимают, что данный политик сможет реализовать, а что нет, что система ему позволит, а что нет. Мы можем много рассуждать на тему отличия Трампа от Клинтон или Обамы. Но в то же время понимаем: ни один из них не распустит НАТО, не ликвидирует американское присутствие за рубежом, не свернет глобальный режим свободной торговли и не согласится на реинтеграцию бывшего СССР. Для этого нужно глобальное потрясение, а пока его нет, их политика предопределена системой.

Современные лидеры государств — это выходцы либо из бюрократии, либо из крупного бизнеса. То есть системные политики, привыкшие с юности играть по правилам, а не ломать их, утверждая собственные. Современные политики привыкли к компромиссу. Это не фанатики и не харизматики, готовые ради идеологии или амбиций устроить новое "восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта". И это не старый тип "политика-полководца", который с опорой на армию получает карт-бланш на любые шаги. Ничего удивительного, что в первые два месяца пребывания у власти администрации Трампа радикальных перемен мы не увидели. До выборов можно позволить себе определенные вольности в выступлениях. А жизнь и система быстро скорректировали их.

Обратите внимание: со всеми последними президентами США наши отношения развивались по одной и той же схеме. Сначала: хуже, чем при Клинтоне, Буше, Обаме… быть не может. Затем: пришел прагматик Буш, Обама, Трамп… и пойдет на диалог с Россией. Следом: сам президент не плох, но ему мешают конгресс, Пентагон, фонды, диаспоры… Наконец: хуже, чем при этой администрации быть не может! Не исключаю, что в 2020 году наши СМИ будут ждать прихода "прагматика-демократа" вместо Трампа.

— В целом, на какой стадии развития или деградации сегодня находятся российско-американские отношения, по вашим оценкам?

— Ключевую роль в российско-американских отношениях играют объективные, а не субъективные факторы. В их развитии я выделил бы три ключевых момента.

Первый момент — 1994 год. Тогда администрация Билла Клинтона, судя по официальным документам, пришла к выводу, что российско-американские отношения так не перешли в новое качество по сравнению с советско-американскими отношениями. Россия осталась единственной в мире страной, способной технически уничтожить США и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. У России остался унаследованный от СССР военно-промышленный комплекс — единственный в мире, сопоставимый с американским. У России также остался единственный — альтернативный американскому — спектр фундаментальных наук. Россия унаследовала статус постоянного члена Совета безопасности ООН, то есть возможность дипломатически блокировать действия США. В таком качестве Россия объективно остается препятствием для американского лидерства в мире — независимо от того, будет ли находится в Кремле Ельцин, Зюганов, Лебедь или Путин.

Следовательно, наши отношения — это по-прежнему взаимное ядерное сдерживание, как определил это министр обороны США Уильям Перри в январе 1995 года. Мы по-прежнему держим в заложниках ключевые города и военные объекты друг друга. Можно много раз сказать, что мы партнеры, но все прекрасно понимают: партнеры не держат ядерный пистолет у виска друг друга. На рубеже 1994-1995 годов администрация Клинтона наметила четыре стратегические цели в отношении России:

1) максимальное сокращение российского военно-промышленного комплекса, прежде всего — ядерного потенциала;

2) предотвращение реинтеграции бывшего СССР;

3) закрепление итогов распада "социалистического содружества";

4) содействие децентрализации российского ТЭК.

Разумеется, американцы предпочитали иметь дело с "либеральным" сегментом нашей элиты, предпочитая преподносить свою стратегию, как "квазипартнерство" с Россией. Но стратегические цели США в отношении нашей страны оставалась неизменными.

Второй момент — 1997 год, когда Россия и КНР подписали Декларацию о многополярном мире. По сути, это было заявкой двух стран на формирование иного варианта мирового порядка — альтернативой провозглашенной в 1993 году концепции "американского лидерства". С этого времени любая администрация в Белом доме понимала: в мире появился новый политический альянс, который заявил о намерении ограничивать гегемонистскую политику США. У американской дипломатии появилась новая задача: расколоть блокирующий их гегемонию альянс Москвы и Пекина или, как минимум, не допустить его усиления.

Мы часто говорим о том, что после окончания "холодной войны" международные отношения "деидеологизировались". Но это не так. Наоборот, с середины 1990-х годов пошло новое, часто даже более острое, идеологическое столкновение двух проектов мироустройства: американского (модель построения однополярного мира) и российско-китайского (модель многополярности). Россия и Китай при этом стали привлекать на свою сторону Индию, страны Латинской Америки и ряд стран ЕС (Францию и Германию). Мир, по сути, стал идеологически раскалываться на сторонников принятия и неприятия американской гегемонии.

— Третий этап, наверное, мюнхенская речь Владимира Путина в 2007 году?

— Да, она стала для американцев важным сигналом: Россия заявила о возможности противодействия создаваемой ими модели мирового порядка. Это корректировало задачи США в отношении России. Прежде она была им неприятна самим фактом своего существования — блокировкой их гегемонии собственным ресурсом. Теперь речь шла о том, что Россия может целенаправленно действовать против их лидерства. Следовательно, задачи по сдерживанию России расширились. К этому времени элиты обеих стран осознали, что выработать позитивную повестку российско-американского диалога не удалось. Совместная борьба с терроризмом распалась из-за вторжения американской коалиции в Ирак и установления военного присутствия США в Центральной Азии. Совместная борьба с нераспространением ядерного оружия рухнула в ходе кризисов вокруг ядерных программ Ирана и КНДР. Идея энергетического партнерства умерла, как только Россия поставила в "восьмерке" вопрос о пересмотре концепции "энергетической безопасности". Напоминаю, что идея изгнать Россию из "восьмерки" появилась в Вашингтоне не во время кризиса вокруг Крыма, а накануне Петербургского саммита 2006 года, когда подобные рекомендательные резолюции приняли обе палаты конгресса.

Зашел в кризис и стратегический диалог по контролю над вооружениями из-за ПРО.

Поэтому американцы начинают противодействовать не просто России как таковой, но еще и политики России. А это большая разница. Политика "перезагрузки — 2009-2011" была попыткой Белого дома прощупать, на каких условиях Россия готова к сокращению своего ядерного потенциала. Как только в Вашингтоне поняли, что ни на каких, — сразу же летом 2011 года, еще до возвращения Путина, американцы начали ее свертывание. А после волнений в Москве зимой 2012 года администрация Обамы сочла, что открылось окно возможностей для давления на "ослабленного Путина".

Вывод Белого дома весной 2012 года был прост: наступаем, пока не поздно! Американская дипломатия инициировала свертывание стратегического диалога по ПРО, отказ от диалога по реформе европейской безопасности, введение ограничительных антироссийских санкций. Причем начался этот процесс задолго до Крыма с закона Магнитского. Они предприняли попытки прорыва в Центральную Азию, играя на срыв проекта "Евразийского союза", и, наконец, все увенчалось украинским кризисом. В мире опасно заискрило — настолько, что стороны прошлой осенью практически официально заговорили об опасности даже не новой "холодной войны", а горячего военного столкновения.

Первые два месяца нахождения у власти администрации Трампа доказали главное: принципиального поворота к соглашению между сторонами не произошло. Администрация Трампа не готова к "большой сделке" с Россией. Мюнхенская конференция в феврале стала моментом истины: там говорили о чем угодно, кроме реформы европейской безопасности. Никаких принципиальных подвижек американской позиции по Сирии и Украине. Нам сейчас с американцами надо восстановить хотя бы негативную повестку переговоров: снизить риск военного конфликта. Но время уходит, а проблема так и осталась замороженной.

— Как вышло, что даже при такой высокой зависимости российской элиты от западных финансовых институтов у нас все равно остаются с США негативные отношения?

— Даже наличие собственности на Западе, обучение детей, зависимость от доллара не сделали нашу элиту партнером США. Ведь если американцы из документа в документ пишут о необходимости сдерживания России, значит признают, что этого мало. Даже с элитой, повязанной вроде бы такими обязательствами, Россию зачем-то надо сдерживать, выстраивать вокруг ее границ буфер из враждебных государств, подтягивать инфраструктуру НАТО… Не парадокс ли?

Есть и другой психологический парадокс. Нам говорят, что в 1990-е годы Россия все сдала. Будь это так, американцы должны бы были быть довольными и умиротворенными победителями. Но это не так. Почитаем официальные американские документы, выступления американских лидеров — бросается в глаза смесь раздражения, ярости и тревоги в отношении России. Даже в 1990-х американцы фиксировали, что "остаточная мощь России слишком велика".

Прямо как в великом романе Толстого "Война и мир": вся русская элита говорит по-французски, лучше, чем по-русски, воспитывает детей во Франции, имеет там недвижимость, но для Наполеона она все равно враждебна — даже при наличии всех этих условий. Как, кстати, и Наполеон для нее. И это не парадокс. Просто Франция в то время выступала реальным претендентом на мировую гегемонию. А гегемону мало иметь во враждебных станах даже связанную с ним элиту — ему необходим демонтаж силовых потенциалов конкурентов, а в идеале и их территориальное разукрупнение.

Соединенные Штаты действуют сегодня как самый обычный претендент на мировую гегемонию - не лучше и не хуже старой Франции. Русская и китайская элита может идеально владеть английским языком и иметь много замков на Западе, но это мало что меняет, поскольку американская гегемония невозможна без демонтажа силовых потенциалов России и Китая. Вот — грань, которую не перейдет никакая взаимная финансовая или культурная зависимость.

— Есть ли сейчас у Трампа какая-либо стратегия в отношении нашей страны?

— Американцы понимают: Россия — единственная страна мира, которая может уничтожить США технически и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. Китай такой способностью пока еще не обладает. Поэтому у Трампа, как у Буша и Обамы, в отношении России есть две задачи: сокращение нашего военного потенциала и недопустимость реинтеграции бывшего СССР в какой-либо форме. Разумеется, если Россию можно ситуативно использовать для решения каких-то американских тактических проблем, например, в Афганистане или в отношении ядерной программы КНДР, то это будут делать. Но тактическое взаимодействие не отменяет стратегических задач.

Более тревожна третья задача — для американцев очень важно расстроить политический альянс России и КНР - без этого их движение вперед невозможно. И здесь администрация Трампа будет продолжать игру на его подрыв. Им придётся придумать, как его устранить, либо отказаться от гегемонистской стратегии. Степень реалистичности последнего сценария оцените сами.

Вообще, мы преувеличиваем различия между политикой отдельных администраций США. Американская стратегия строится на основе "пул идей". В определенный период времени разрабатывается прорывная стратегия, которая затем реализуется на протяжении 30-40 лет. Американцы меняют ее в двух случаях: или если стратегия провалилась, или если изменились условия. Нынешняя внешнеполитическая стратегия США основана на том "идейном пуле", который был выработан в самом конце 1980-х годов. Там было четыре положения: 1) содействовать разоружению СССР (затем России); 2) сохранить американское военное присутствие в Европе и Восточной Азии; 3) не допустить возвышение нового конкурента, сопоставимого с СССР 1970-х годов; 4) не допустить изменение региональных балансов, то есть усиления недружественных Вашингтону региональных держав. Пока в основе всех "Стратегий национальной безопасности США" лежат эти идеи.

— В каких сферах можно констатировать усиление взаимодействия США и России и что это нашей стране принесло полезного?

— Сейчас у России и США есть три объективные задачи. Выработать комплекс мер по снижению опасности горячего военного конфликта. Возобновить стратегический диалог по сохранению хоть какого-то контроля над вооружениям и выработать комплекс взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. Это приоритетные меры. Их обсуждали на первом этапе пресловутой политики "Перезагрузки", но дальше дискуссий и всевозможных круглых столов дело не пошло. Время ушло. Будет ли новый шанс вернуться к ним — большой вопрос. "Мюнхен-2017" продемонстрировал, что пока администрация Трампа не стремится к этому.

Война в Сирии разрушила идею о том, что у России и США есть общая борьба с транснациональным терроризмом. Мы ведем в Сирии две параллельные антитеррористические операции вроде бы с общей целью, но при этом не взаимодействуем, а думаем, как не столкнутся друг с другом. И регулярно слышим из Вашингтона, что взаимодействия с Москвой не будет. Значит, еще одна страховка в российско-американском взаимодействии ушла в прошлое.

— Как реагировать в этих условиях на увеличение оборонного бюджета США?

— Нам давно пора обратиться к наследию выдающегося немецкого военного стратега и полководца Гельмута фон Мольтке старшего — автора молниеносных побед Пруссии над Данией, и Францией. Можно закупить много нового оружия. Но без солдат, готовых умереть за победу. Что толку в новом оружии, если солдаты побросают его и убегут в первом или втором бою? Оно станет трофеем победителя.

Во-вторых, надо посмотреть, на что пойдет военный бюджет. Можно потратить огромные деньги на бесперспективные дорогие проекты. Во времена Мольтке им были "сражающие аэростаты", над которыми смеялся немецкий стратег. Сегодня… Посмотрите, американцы уже почти двадцать лет пытаются создать некие "космические перехватчики": деньги уходят, а результата все нет. Можно, кстати, потратить военный бюджет на инфраструктуру жизнедеятельности. Новые матрасы и термосы — хорошо, но боеспособность не очень повышается.

В-третьих, Мольтке учил: мало превосходить врага вообще — надо превосходить его в конкретное время и в конкретном месте. Немецкий стратег называл это реализуемым превосходством. Россия, например, была в 1903 году намного сильнее Японии по всем количественным показателям — но сильнее вообще, а не в конкретное время и не в конкретном месте. Иначе более слабая сторона включает механизм компенсации: она находит болевые точки сильного противника и беспощадно бьет в них. И размышляя об ответе на рост американских военных расходов, нам, думаю, лучше думать о болевых точках США, удар по которым девальвирует самый большой военный бюджет.

Пример нам показал бывший министр обороны США Дональд Рамсфельд — полагаю, один из лучших министров на этом посту. Он еще зимой 2001 г. забил тревогу: американская армия стала слишком зависима от систем спутниковой навигации и связи. У американцев невероятно дорогие системы вооружений. Но если завтра некий противник нанесет удар по американским спутникам, Пентагон окажется самой беззащитной армией в мире. Подобный "космический Перл Харбор" сделает бессмысленным гигантские бюджетные траты на "умное оружие", ибо оно зависимо от уязвимой инфраструктуры. Так что большой военный бюджет — это, согласимся с Мольтке, еще не гарантия военной победы.

— Многие эксперты полагают, что с Трампом невозможно выстраивать отношения в каком-то ином формате, кроме торговли. Вы согласны с этим мнением?

— Торговля — это очень оптимистический сценарий. Посмотрите: едва приходит новая администрация США, у нас в России просыпается надежда заключить с американцами некое "большое соглашение". Мол, сейчас, в обмен на поддержку Россией действий США, последние признают ее интересы на постсоветском пространстве, в Европе или сфере ПРО. И ни разу подобные надежды не оправдались. Американцы упорно отказываются от торговли, красиво заявляя, что "не меняют принципы на сделку". Позиция Ва

шингтона: да, хорошо, что Россия нам где-то помогла, но уступок не будет — "демократией или союзниками мы не торгуем", как говорила еще в 2005 году госсекретарь Кондолиза Райс.

Торговля — это взаимные уступки. Американцы понимают, что Россия тоже попросит что-то взамен. Для просто великой державы торговля и компромиссы — нормальная дипломатическая практика. Но США не видят себя обычной державой, они претендент на гегемонию.

Американцы в начале 1990-х годов переформатировали Ялтинско-Потсдамский порядок под свои интересы. Уступки России или Китаю — это частичная ревизия выгодной США мировой конфигурации, то есть в чем-то снижение американского влияния. А вот этого в Вашингтоне не хотят. Там преобладает настрой на расширение американского могущества, а не его сокращения посредством поиска компромиссов.

И главное: американцы не видят, на какую крупную уступку может пойти Россия. В Белом доме (независимо от партийного характера администрации) надеются, что это будет быстрое сокращение российского ядерного потенциале, сужение российского влияния в бывшем СССР и пересмотр российско-китайского "большого договора" 2001 года. Но американцы реалисты, они понимают, что Москва на такие уступки не пойдет. А локальные сделки Вашингтону мало что дают.

Мы часто забываем, что Соединенные Штаты — страна с приоритетом внутреннего законодательства над международным. Почему американцы так легко отказываются от своих международных обязательств? А не дорого стоит! Любой сенатор может инициировать в Конгрессе отзыв соответствующей подписи или ее проверку на предмет соответствия законодательству США. Торговля для американцев — это ситуация когда приходится, скрепя сердцем, признать свою неудачу или ограниченность ресурсов. Так что за торговлю с США нам еще предстоит борьба и немалая.

— В начале марта, по информации неназванных источников в администрации президента США и некоторых западных дипломатов, стало известно, что Дональд Трамп может временно отложить работу над договоренностями с Россией по борьбе с ИГ ("Исламское государство" — террористическая организация, запрещенная в России, — ред.) и другим вопросам нацбезопасности. Затем глава Белого дома отказался раскрывать свои планы в отношении России? С чем, на ваш взгляд, все это связано?

— Все просто. Это еще раз доказывает, что у России и США различные цели в Сирии. Для России приоритет — ликвидация ИГИЛ и других радикальных группировок. Для США — свержение правительства Асада и переформатирование Сирии. По какому варианту — американцы умалчивают. Но главное, это еще раз демонстрирует различие наших интересов.

Мне интереснее другое: а что будет, если США при Трампе решат пойти на частичное сотрудничество с Россией по Сирии? Результат может быть не столь благоприятным для Москвы и Дамаска, как мы часто думаем. Например, американцев очень волнует появление "Астанинского формата" — переговоров России, Ирана и Турции. В Вашингтоне, судя по открытой информации, видят в нем опасность усиления ШОС и отхода Турции от единой линии НАТО. Но, представим, что США решат размыть "Астанинский формат", став его участником или введя в него кого-то из своих партнеров. Вот такой угрозе нам будет противостоять сложнее. "Удушение в объятиях" — не новая тактика американской дипломатии.

— При этом интересно получается: большая часть американского истеблишмента крайне негативно настроена по отношению к России, а большая часть нашей верхушки в любой момент готова кинуться в объятия американцам. По-моему, мы что-то потеряли в себе, что-то очень важное?

— Скажу больше — это какая-то особенность нашего менталитета после Второй мировой войны. Мы в глубине души никак не можем согласиться с тем, что конфронтация (в той или иной форме) — естественное состояние наших отношений с США. Посмотрите: после 1945 года наше общество постоянно ожидает, что, наконец, в США придет к власти "хороший президент", который снимет конфронтацию и начнет переговоры с СССР/Россией. А он все никак не приходит. По каким-то причинам нам сложно признаться себе, что противоречия у России не с конкретным президентом, а с самими США. Наша интеллигенция не считает нормальным мир, где великие державы ведут друг с другом жесткую и непримиримую борьбу.

Российский международник Владимир Печатнов написал в 2006 году интересную статью "Любовь — горечь к Америке". В ней он доказал, что еще в 1950-х годах высшая советская номенклатура относилась к США с симпатией: не случайно, что советская пропаганда старательно отделяла "реакционные круги США" от "американского народа". В 1970-х годах в СССР в рамках научных институтов сложилась целая группа литераторов, которая под видом критики "американских буржуазных концепций" знакомила советского читателя со всеми американскими книжными новинками. Причем эти критические работы были написаны в дружелюбном к США тоне. Советская интеллигенция тайно ловила американские радиоголоса — ни у кого из слушателей не вызывал ненависти или ярости сам факт, что американцы критикуют нашу страну, как, например, относились немцы конца XIX века к любой негативной информации о Германии, что повергло в шок русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Впрочем, это черта русского сознания на протяжении последних веков. Наше российское общество никогда не считало себя "квинтэссенцией прогресса", как немецкое. Наша элита всегда смотрела на Запад (а не на Восток) как на эталон для подражания. В России всегда были две партии — западники и славянофилы, но никогда не было тихоокеанской партии, которая позиционировала бы Россию как азиатскую страну? В этом смысле "готовность идти в объятия американцев" ничем не отличается от англофильства русской аристократии XIX века в разгар "Большой игры" с Лондоном. Ответного русофильства у британской аристократии не было.

Но сейчас я вижу скорее обратный процесс — отношение к США как таковым в российском обществе намного хуже, чем в брежневском СССР. Тогда наше советское общество было уверено, что хорошим отношениям с Америкой мешает коммунизм. Теперь мы больше узнали Соединенные Штаты, и то, что мы о них узнали, не способствовало росту их популярности в нашем обществе. К российскому обществу все больше приходит осознание простой истины: "А как разговаривали бы США с Россией, если бы она даже в самые трудные годы не имела возможности уничтожить США?" Главное, приходит осознание: любовь к американкой культуры не равноценна любви к политике Вашингтона. В этом смысле американский политолог Генри Киссинджер прав: Соединенные Штаты теряют Россию по сравнению с брежневским СССР.

На самом деле американцы проигрывают на том же, на чем проиграли французские якобинцы и наши русские большевики. Как только французская армия вышла за границы Франции, она перестала быть "армией революции" — ее стали воспринимать как обычную французскую армию. Как только Красная армия вошла в 1920 году в Польшу, она перестала быть Красной армией — она стала для поляков обновленной Русской армией. Большевики могли создать хоть десять Интернационалов, но для остального мира они стали просто новым русским правительством. Аналогично и американцы могут говорить бесконечно о "распространении либеральных ценностей". Для остальных их армия — не либеральная, а американская армия; их спецслужбы — не демократические спецслужбы, а американские. Многие в США удивляются, почему в России падает престиж либеральной демократии. А ответ лежит на поверхности: потому что для большинства россиян "распространение демократии" — это форма экспансии США.

— Какую стратегию Кремля в отношении Белого дома вы прогнозируете, к чему будет стремиться Москва?

— Полагаю, что такую же, как со всеми. Никто никаких излишних надежд на Трампа не питал. Да, наши СМИ вырвали несколько его фраз из контекста, где он говорил о возможности нормализовать отношения с Россией. Тоже самое говорили Буш-младший и Обама, кстати. Но все это — не более чем предвыборные заявления. Вопрос был нему переоценки приоритетов, а в том, отойдем ли мы хотя бы от балансирования на грани горячего военного конфликта, что мы видели в Сирии осенью 2016 года.

Наша задача — вернуться хотя бы к негативной переговорной повестке. 80% повестки российско-американских отношений занимали вопросы контроля над вооружениями. И это было отнюдь не плохо, вопреки сетованиям отечественных ультралибералов. Москва и Вашингтон не любили друг друга. Но риск прямого военного конфликта между ними оставался низким — не в последнюю очередь благодаря наличию стабилизирующих механизмов в отношениях друг с другом. На этой основе появлялись и первые ростки позитивной повестки: российско-американское сотрудничество в космосе выросло из свертывания программы СОИ и подписания договора СНВ-1.

Контроль над вооружениями и стратегический диалог — это пока будущее наших с США отношений, причем самое оптимистичное и позитивное.

— Как скоро удастся урегулировать вопрос Крыма с новым американским руководством? А там и остальная часть Западного мира солидаризируется…

— Малореалистично. Дело не в Крыме, а в том, что для американцев Украина в границах на 1 января 2014 года — это гарантия невосстановления СССР. Для США независимо от конкретного лидера неприемлема реинтеграция постсоветского пространства.

Воссоединение Крыма с Россией видится из Вашингтона, как попытка России пересмотреть итоги 1991 года. Но вся идеология американской политики строилась на невозможности пересмотреть итоги распада СССР. Единственное, что можно сделать — вынести проблему Крыма за скобки.

Беседовал Александр Дремлюгин

Друг из Вашингтона: Трамп хочет дружить с Путиным