Утопленница читать полностью. Читать онлайн книгу «Майская ночь, или Утопленница. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Ворог його батька знає! почнуть що-небудь робить люди хрещенi, то мурдуютця, мурдуютця, мов хорти за зайцем, а всё щось не до шмигу; тiльки ж куди чорт уплетецця, то верть хвостиком – так де воно й вiзмецця, неначе з неба .

I. Ганна

Звонкая песня лилась рекою по улицам села ***. Было то время, когда утомлённые дневными трудами и заботами парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать своё веселье в звуки, всегда неразлучные с уныньем. И задумавшийся вечер мечтательно обнимал синее небо, превращая всё в неопределённость и даль. Уже и сумерки; а песни всё не утихали. С бандурою в руках пробирался ускользнувший от песельников молодой козак Левко, сын сельского головы. На козаке решетиловская шапка. Козак идёт по улице, бренчит рукою по струнам и подплясывает. Вот он тихо остановился перед дверью хаты, уставленной невысокими вишнёвыми деревьями. Чья же это хата? Чья это дверь? Немного помолчавши, заиграл он и запел:

Сонце низенько, вечір близенько,
Вийди до мене, моє серденько!

– Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! – сказал козак, окончивши песню и приближаясь к окну. – Галю! Галю! ты спишь или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Не бойся: никого нет. Вечер тёпел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою, обмотаю своим поясом, закрою руками тебя – и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои беленькие ножки. Сердце моё, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою… Нет, ты не спишь, гордая дивчина! – проговорил он громче и таким голосом, каким выражает себя устыдившийся мгновенного унижения. – Тебе любо издеваться надо мною, прощай!

Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошёл от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звёздочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто; и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках её.

– Какой же ты нетерпеливый, – говорила она ему вполголоса. – Уже и рассердился! Зачем выбрал ты такое время: толпа народу шатается то и дело по улицам… Я вся дрожу…

– О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись ко мне покрепче! – говорил парубок, обнимая её, отбросив бандуру, висевшую на длинном ремне у него на шее, и садясь вместе с нею у дверей хаты. – Ты знаешь, что мне и часу не видать тебя горько.

– Знаешь ли, что я думаю? – прервала девушка, задумчиво уставив в него свои очи. – Мне всё что-то будто на ухо шепчет, что вперёд нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки всё глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.

Какое-то движение тоски выразилось на лице её при последних словах.

– Два месяца только в стороне родной и уже соскучилась! Может, и я надоел тебе?

– О, ты мне не надоел, – молвила она, усмехнувшись. – Я тебя люблю, чернобровый козак! За то люблю, что у тебя карие очи, и как поглядишь ты ими – у меня как будто на душе усмехается: и весело и хорошо ей; что приветливо моргаешь ты чёрным усом своим; что ты идёшь по улице, поёшь и играешь на бандуре, и любо слушать тебя.

– О моя Галя! – вскрикнул парубок, целуя и прижимая её сильнее к груди своей.

– Постой! полно, Левко! Скажи наперёд, говорил ли ты с отцом своим?

– Что? – сказал он, будто проснувшись. – Что я хочу жениться, а ты выйти за меня замуж – говорил.

Но как-то унывно зазвучало в устах его это слово «говорил».

– Что же?

– Что станешь делать с ним? Притворился старый хрен, по своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и ещё бранит, что шатаюсь бог знает где, повесничаю и шалю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю его.

– Да тебе только стоит, Левко, слово сказать – и всё будет по-твоему. Я знаю это по себе: иной раз не послушала бы тебя, а скажешь слово – и невольно делаю, что тебе хочется. Посмотри, посмотри! – продолжала она, положив голову на плечо ему и подняв глаза вверх, где необъятно синело тёплое украинское небо, завешенное снизу кудрявыми ветвями стоявших перед ними вишен. – Посмотри, вон-вон далеко мелькнули звёздочки: одна, другая, третья, четвёртая, пятая… Не правда ли, ведь это ангелы Божии поотворяли окошечки своих светлых домиков на небе и глядят на нас? Да, Левко? Ведь это они глядят на нашу землю? Что, если бы у людей были крылья, как у птиц, – туда бы полететь, высоко, высоко… Ух, страшно! Ни один дуб у нас не достанет до неба. А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далёкой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по нём на землю ночью перед светлым праздником.

– Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Её становят перед Светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.

Николай Васильевич Гоголь

МАЙСКАЯ НОЧЬ, ИЛИ УТОПЛЕННИЦА

Враг его батька знае! начнуть що небудь робыть люды хрещены, то мурдуютця, мурдуютця, мов хорты за зайцем, а все щось не до шмыгу; тильки ж куды чорт уплетецця, то верть хвостыком - так де воно й возметцця ниначе з неба.

Звонкая песня лилась рекою по улицам села***. Было то время, когда, утомленные дневными трудами и заботами, парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать свое веселье в звуки, всегда неразлучные с уныньем. И вечер, вечно задумавшийся, мечтательно обнимал синее небо, преобращая все в неопределенность и даль. Уже и сумерки; а песни все не утихали. С бандурою в руках пробирался ускользнувший от песельников молодой козак Левко, сын сельского головы. На козаке решетиловская шапка. Козак идет по улице, бренчит рукою по струнам и подтанцывает. Вот он тихо остановился перед дверью хаты, уставленной невысокими вишневыми деревьями. Чья же это хата? Чья это дверь? Немного помолчавши, заиграл он и запел:

Сонце нызенько, вечер блызенько,
Выйды до мене, мое серденько!

«Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! - сказал козак, окончивши песню и приближась к окну. - Галю, Галю! ты спишь, или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Не бойся: никого нет. Вечер тепел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою, обмотаю своим поясом, закрою руками тебя - и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои беленькие ножки. Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою… Нет, ты не спишь, гордая дивчина! - проговорил он громче и таким голосом, каким выражает себя устыдившийся мгновенного унижения. - Тебе любо издеваться надо мною; прощай!» Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее. «Какой же ты нетерпеливой, - говорила она ему вполголоса. - Уже и рассердился! Зачем выбрал ты такое время: толпа народу шатается то и дело по улицам… Я вся дрожу…»

О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись ко мне покрепче! - говорил парубок, обнимая ее, отбросив бандуру, висевшую на длинном ремне у него на шее, и садясь вместе с нею у дверей хаты. - Ты знаешь, что мне и часу не видать тебя горько.

Знаешь ли, что я думаю, - прервала девушка, задумчиво потопив в него свои очи. - Мне все что-то будто на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было. - Какое-то движение тоски выразилось на лице ее при последних словах.

Два месяца только в стороне родной и уже соскучилась! Может, и я надоел тебе?

О, ты мне не надоел, - молвила она, усмехнувшись. - Я тебя люблю, чернобровый козак! За то люблю, что у тебя карие очи, и как поглядишь ты ими - у меня как будто на душе усмехается: и весело, и хорошо ей; что приветливо моргаешь ты черным усом своим; что ты идешь по улице, поешь и играешь на бандуре, и любо слушать тебя.

О, моя Галя! - вскрикнул парубок, целуя и прижимая ее сильнее к груди своей.

Постой! полно, Левко! Скажи наперед, говорил ли ты с отцом своим?

Что? - сказал он, будто проснувшись. - Да, что я хочу жениться, а ты выйти за меня замуж - говорил. - Но как-то унывно зазвучало в устах его это слово: говорил.

Что станешь делать с ним? Притворился старый хрен, по своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и еще бранит, что шатаюсь Бог знает где и повесничаю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю его.

Да тебе только стоит, Левко, слово сказать - и все будет по-твоему. Я знаю это по себе: иной раз не послушала бы тебя, а скажешь слово - и невольно делаю, что тебе хочется. Посмотри, посмотри! - продолжала она, положив голову на плечо ему и подняв глаза вверх, где необъятно синело теплое украинское небо, завешенное снизу кудрявыми ветвями стоявших перед ними вишен. - Посмотри: вон-вон далеко мелькнули звездочки: одна, другая, третия, четвертая, пятая… Не правда ли, ведь это ангелы Божии поотворяли окошечки своих светлых домиков на небе и глядят на нас? Да, Левко? Ведь это они глядят на нашу землю? Что, если бы у людей были крылья, как у птиц, - туда бы полететь, высоко, высоко… Ух, страшно! Ни один дуб у нас не достанет до неба. А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по нем на землю ночью перед светлым праздником.

Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.

Как тихо колышется вода, будто дитя в люльке! - продолжала Ганна, указывая на пруд, угрюмо обставленный темным кленовым лесом и оплакиваемый вербами, потопившими в нем жалобные свои ветви. Как бессильный старец, держал он в холодных объятиях своих далекое, темное небо, обсыпая ледяными поцелуями огненные звезды, которые тускло реяли среди теплого ночного воздуха, как бы предчувствуя скорое появление блистательного царя ночи. Возле леса, на горе, дремал с закрытыми ставнями старый деревянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикую мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.

Я помню, будто сквозь сон, - сказала Ганна, не спуская глаз с него, - давно, давно, когда я еще была маленькою и жила у матери, что-то страшное рассказывали про дом этот. Левко, ты, верно, знаешь, расскажи!..

Бог с ним, моя красавица! Мало ли чего не расскажут бабы и народ глупой. Ты себя только потревожишь, станешь бояться и не заснется тебе покойно.

Над этой повестью Николай Васильевич Гоголь работал в самом начале своей литературной карьеры, 1829-1830 годах, когда создавал целый цикл из восьми повестей под общим названием «Вечера на хуторе близ Диканьки». Этот цикл похож на отдельный гоголевский мир. Именно в этом цикле молодой Николай Васильевич весел, игрив, задорен. Это мир праздника и настроения.

Многие критики прямо говорят, что именно прививка «Вечерами на хуторе близ Диканьки» сделала раннего Гоголя особенным. Уникальность - вот второе имя Николая.

В «Утопленнице» молодой автор рассказал историю похожую на сказку, замешанную на украинских легендах, во всей полноте и разнообразии. В этом поэтическом произведении смешалось всё: любовь, мистицизм, лукавство и искренность, добро и зло. Нашлось здесь место и романтизму, на который был настроен читатель 30-х годов XIX века. Вторжение сказки здесь совсем неопасно, хотя и связано с чем-то таинственным, потусторонним, даже греховным.

Многие места в повести обличены в форму шуток и насмешек. Известно, что колоритные высказывания своих героев, автор собирал несколько лет, всё аккуратно записывая в свои черновики.

Герои повести

Левко - молодой казак. О его внешности известно, что он чернобровый парень с орлиными карими очами и чёрными усами. Сын сельского головы. Умеет играть на бандуре. Парубок влюблён в Ганну. Это сильное настоящее чувство, и за него юноша готов бороться даже с собственным отцом.

Ганна - девушка на пороге 17 весны. Белое личико, будто звёздочки ясные очи, белые ручки и ножки. Носит красное коралловое монисто. Влюблена в Левко и не скрывает своих чувств.

Панночка - эта героиня появляется словно из фантазий и снов, но оказывает помощь главному герою. Из преданий известно, что русалки чаще бывают злыми и коварными. Но гоголевская панночка милая, добрая и щедрая.

Сельский голова - отец Левка, «угрюм, суров с виду и не любит много говорить». Большой любитель поволочиться за красавицами. Но он чтит закон, признаёт власть, выполняет возложенные на него обязанности.

Винокур - присланный помещиком «толстенький человечек с маленькими, вечно смеющимися глазками» постоянно курящий трубку. Он верит в приметы и всех призывает следовать его примеру. Активно принимает участие во всех событиях, разворачивающихся на его глазах.

Писарь - чиновник, стоящий за строгое соблюдение законов. Это он быстро сообразил, что при помочи крестного знамения можно установить, ведьма перед ними или нет.

Свояченица - женщина безобидная и очень трудолюбивая. Ей отводится комедийная роль дважды пойманной «преступницы».

Коленик - заблудившийся пьяный казак, постоянно ругающий голову. Хотя этот герой ничего не решает в сюжете, его присутствие на протяжении всего рассказа веселит читателя.

Вечер в украинском селе. После дневной работы парни и девчата собираются повеселиться, попеть песни. Здесь же и сын сельского головы, молодой казак Левко, который отходит от собравшейся молодёжи, чтобы навестить свою возлюбленную. Он и на бандуре играет, и песни поёт, и уже собирается уходить, решив, что спит его красавица.

Девушка очень скромна и боязлива. Она не сразу выходит к Левко, а когда появляется, перечисляет все свои страхи. Ганну волнует что скажут окружающие, не будут ли завидовать девушки, не будут ли смеяться парни, добра ли к ней матушка, и что говорит отец Левко об их отношениях.

Выясняется, что староста и слышать не хочет о свадьбе сына, даже притворяется глухим, но юноша уверен, что отец поменяет своё мнение.

Влюблённые любуются необъятным украинским небом, красотой пруда, на берегу которого стоит старый дом. От разговора о длинной лестницы, которая есть у Бога, от самого неба до самой земли, постепенно переходят к страшному рассказу о ведьме.

Эту историю Ганна слышала ещё маленькой девочкой и плохо её помнит. Зато Левко освежает прошлые воспоминания. Оказывается, в этом доме когда-то жил сотник-вдовец, со своей красавицей дочкой. Когда сотник повторно женился, молодая панночка поняла, что её мачеха ведьма. Правда, отец не поверил в эту историю.

Сначала Сотник отправил дочь на работы, как обычную мужичку, а после и вовсе выгнал из дома. Расстроенная панночка ничего не придумала лучше, как утопиться, и сбросилась с самого высокого обрыва в воду. Превратившись в русалку, панночка возглавила русалочье сообщество.

В лунную ночь русалки выходят из воды греться на месяце. В одну такую ночь панночка увидела свою мачеху и затянула её в воду. Но ведьма и тут не растерялась, обернувшись утопленницей. И теперь бедная панночка не может её идентифицировать, ищет её ночами, чтобы наказать, заглядывает всем утопленницам в лица, но ничего не получается. И она часто обращается к живым людям и просит их о помощи.

Теперь же на месте этого дома принято решение организовать винницу. Как раз нынче помещик прислал винокура.

Ночные события

Тем временем по селу шатается пьяный казак Коленик, и ругает местного голову. Он не может найти дорогу домой. А девушки в шутку показывают ему дорогу к хате головы. Сельский голова человек бывалый. Он помнит ещё времена поездки царицы Екатерины в Крым, так как был выбран в её провожающие. Он очень горд этим обстоятельством и постоянно вспоминает о нём, стараясь поразить собеседников.

И повадки головы заносчивые. Он медленно важно говорит, будто обдумывает каждое слово. Поглядывает на собеседника исподлобья, словно оценивает. И постоянно покручивает усы. Видит он одним глазом, но даже издали замечает красавиц. Живёт с ним свояченица, которая выполняет роль трудолюбивой домоправительницы.

В это же время Левко, попрощавшись с друзьями, пошёл домой мимо хаты Ганны. Тут парень и услышал голос любимой, которая с кем-то говорит о нём. Незнакомец предлагает девушке более серьёзные отношения, и обещает вырвать чуб Левку. Девушка даёт словесный отпор навязчивому ухажёру, а Левко с изумлением узнаёт в приставале своего отца. Теперь парубку понятно, почему отец не слышит его, когда речь идёт о женитьбе.

Возмущённый Левко сзывает своих приятелей и предлагает «побесить» голову, ставя тому в вину ухлёстывание за сельскими девчатами. Всем нравится эта идея. Имеется и план - переодеться во что попало.

Пока парубки, таким образом, развлекаются, голова возвращается домой где общается с винокуром. Как гостеприимный хозяин он поддерживает беседу, хотя уже хочет спать. В это время на пороге появляется заблудившийся пьяный Коленик, считающий, что пришёл к себе домой. Пьяный казак укладывается на лавку и засыпает. Но прежде чем заснуть Коленик бранит голову на чём свет стоит.

Голова прогнал бы пьянчужку, но верящий в приметы винокур не даёт ему это сделать. А в окно влетает увесистый булыжник, кто-то разбил стекло. Теперь стали хорошо слышны оскорбительные песенки, где голову обзывают старым дурнем, которому уже в гроб пора, а он всё к девкам жмётся.

Удалось поймать одного из буянов и затащить его в сарай. Решили всё сделать законно - пригласили писаря, чтобы всё зафиксировать. Но выясняется, что и писарь поймал одного певца, с лицом, перемазанным сажей.

Следствие местных «властей» зашло в тупик. Оказалось, голова с винокуром поймали свояченицу отца Левко. Тогда пошли к сараю писаря, смотреть кого там заперли. В хате писаря вновь оказывается свояченица. Женщина и сама не понимала, как здесь оказалась. Её чуть не спалили, как ведьму. Но она перекрестилась и вспомнила, что это хлопцы её сюда привели. А заодно на почве ревности обвинила родственника в том, что он хотел избавиться от неё.

В бешенстве голова призывает десятников искать шутника. Нашли. Им оказался Коленик. Вот умора!

Утопленница

Парень подошёл поближе, настроил бандуру и стал играть. Панночка попросила его спеть для неё. После панночка умоляет Левко найти её мачеху, и обещает всё сделать для него, если он разыщет ту, что мучила её при жизни. Да и сейчас из-за этой ведьмы русалка не может свободно плавать, а тонет и падает на дно.

Парубок с готовностью отзывается на просьбу и отправляется на поляну, где русалки греются на месяце, водят хороводы и играют в ворона.

Здесь ему нужно понять, кто из девушек утопленниц и есть ведьма. А все утопленницы совершенно одинаковые - платье, лицо - не различишь.

Но вот в момент игры, у ведущей, хватающей «цыплёнка», будто появились когти, а на лице отразилась злобная радость. К тому же она не так прозрачна как остальные утопленницы, и у неё что-то чёрное внутри. Парень смело показал на эту сущность и сказал, что это и есть ведьма.

Теперь панночка довольна. Она говорит, что знает о любви Левко к Ганне и вручает ему записку для отца, обещая помочь решить его проблему. Тут Левко очнулся, а в руке у него записка. Юноша посетовал, что не умеет читать, да он и не успел бы. Его схватили десятские.

Развязка

Голова очень обрадовался чести принять дома комиссара и велел организовать свадьбу прямо завтра. А главный герой мысленно благодарит панночку, желает ей царствия небесного и идёт к дому невесты, где любуется ею через открытое окно и слышит как она произносит его имя. Счастливый влюблённый крестит Ганну, закрывает окошко и уходит к себе домой.

И только пьяный Коленик, бродит по опустевшим улицам, в поисках своей хаты.

Анализ произведения

Та любовь, которая красной полосой проходит по всему произведению, заставляет Левка и Ганну раскрывать свои лучшие качества.

Ради своего чувства юноша готов соперничать с отцом, затевать против него заговор. Но его месть родителю не носит криминального оттенка. Желание проучить вечного волокиту за чужими девицами - это, скорее, комедийное мероприятие, в котором никто не пострадал.

Он не боится вступать в сделку с нечистой силой и старается помочь панночке не из корысти, а из жалости к несчастной русалочке. Но всё время, проведённое с появившимися приведениями, не заслоняет основной цели. Парень всё время помнит о своей невесте.

Парубку удалось помочь панночки. Девушка-приведение щедро отблагодарила Левка, выполнив его самое заветное желание - обернув ситуацию таким образом, что отец сам начинает торопить свадьбу сына.

Парень мог бы подумать, что всё, произошедшее с ним на берегу пруда - сон. Но в руке находится записка, написанная рукой комиссара. Этот мистический факт подтверждает, что сделка с нечистой силой свершилась.

Любовь в повести

Каких только слов не подбирает Левко для своей возлюбленной: «моя красная калиночка», «рыбка моя», «ясноокая красавица», «сердце мое». Да и девушка признаётся в любви. Вот только преграда стоит на пути к их счастью - нет родительского благословения. Но парень точно уверен, что всё закончится свадьбой: «Вот тебе слово козацкое, что уломаю его» - говорит он Ганне о своём отце.

Здесь Гоголь словно расставил ловушки, и приготовил испытания для чувств главных героев. Ведь само повествование пропитано христианским колоритом. Автор неслучайно описывает разговор влюблённых, во время их романтического свидания, на берегу пруда. Молодёжь рассуждает о Боге, архангелах, Светлом воскресении, когда нечистые духи полностью убираются с земли.

Писатель плавно подводит читателя к важному вопросу. На что готов пойти влюбленный ради своих чувств. Этот вопрос автор поднимает и в других своих произведениях, где действующие персонажи заключали сделки с самим чёртом. Но в «Майской ночи» это происходит без каких бы то ни было обязательств. Юноша сам готов бескорыстно помогать утопленнице, из своих душевных чувств.

С особенной нежностью автор нарисовал образ Ганны. Юная красавица чиста и невинна. Также чисты и её помыслы. Когда отец Левка пришёл объясняться дивчине в любви, и предлагать ей себя в качестве альтернативного жениха, девушка быстро с ним объяснилась, пристыдив взрослого казака и назвав лжецом.

В произведении любовь побеждает. Эта записка, которую панночка передала голове, будто бы от комиссара, решила судьбу влюблённых.

Юмор в повести

Не отстают от молодых казаков и девчата. Они дурачат Коленика, сначала предлагая ему потанцевать, хотя он еле держится на ногах, оттого что пьян, а после указывая ему дорогу не в свою хату.

Много смешных моментов, где голова, винокур, а после и писарь с десятниками, ловят «бесчинствующих» хлопцев. Сначала в каморке головы, а потов в хате писаря была поймана свояченица. Причём поймав её во второй раз, казаки готовы были сжечь женщину, приняв её за ведьму. Но всё разрешилось при помощи крестного знамения. Ловля «преступников» не закончилась. В третий раз поймали пьяного Коленика.

Смехом пропитаны и многочисленные восклицания головы, винокура, Коленика. Всё это делает повесть легко читаемой и каждому понятной.

Природа в повести

Словно художник красками, живописно разрисовал писатель всю прелесть украинской ночи, с красотой которой не сравнится ничто. Это настоящее объяснение в любви просторам, земле, небесному своду.

Песни умолкли. Всё гармонично в этой тиши. Есть какое-то торжество в неподвижных лесах, в спокойных водах прудов, в раскинувшихся степях.

Автор говорит о природе как о живом организме, наделяя всё вокруг человеческими чувствами. Природа и есть живой организм, все олицетворения оправданы: горит и дышит небесный свод, чащи черемух и черешен лепечут листьями, ночной ветер целуется.

И вдруг эта божественная и очаровательная ночь оживает. Это украинский соловей так поёт, что «и месяц заслушался его посереди неба…»

Те же соловьиные раскаты слышит главный герой, когда оказывается в состоянии между бодрствованием и сном, на берегу панского пруда. Ночь становится ещё блистательнее. Месяц блестит так, что серебряный туман окутал всё вокруг. Этот туман, смешавшись с запахом цветущих яблонь и ночных цветов, разливается по всей земле.

Вот что такое украинская ночь!

Тихим и ясным вечером, когда девушки и парубки собираются в кружок и поют песни, молодой козак Левко, сын сельского головы, подойдя к одной из хат, песнею вызывает ясноокую Ганну. Но не сразу выходит робкая Ганна, боится она и зависти девушек, и дерзости парубков, и материнской строгости, и ещё чего-то неясного. Нечем Лёвке утешить красавицу: отец его снова притворялся глухим, когда заговаривал он о женитьбе. Сидя на пороге хаты, спрашивает Ганна о доме с забитыми ставнями, что отражается в тёмной воде пруда. Левко рассказывает, как живший там сотник с дочкой, «ясною панночкой», женился, но невзлюбила мачеха панночку, изводила ее, мучила и заставила сотника выгнать дочь из дому. Бросилась панночка с высокого берега в воду, стала главною над утопленницами и однажды утащила мачеху-ведьму в воду, но та сама обратилась в утопленницу и тем избегла наказания. А на месте того дома собираются строить Винницу, для чего и приехал нынче винокур. Тут Левко распрощался с Ганною, услышав возвращавшихся парубков.

После известного описания украинской ночи в повествование врывается изрядно подгулявший Каленик и, кроя на чем свет стоит сельского голову, «косвенными шагами», не без помощи лукавых дивчин, ищет свою хату. Левко же, распрощавшись с товарищами, возвращается и видит Ганну, говорящую о нем, Лёвке, с кем-то неразличимым в темноте. Незнакомец бранит Лёвка, предлагая Ганне свою, более серьёзную любовь. Неожиданное появление проказливых парубков и ясной луны открывает разгневанному Лёвке, что незнакомец сей - отец его. Спугнув голову, он подговаривает парубков проучить его. Сам же голова (о коем известно, что некогда он сопровождал царицу Екатерину в Крым, о чем любит при случае поминать, ныне крив, суров, важен и вдов, живёт несколько под каблуком своей свояченицы) уже беседует в хате с винокуром, когда ввалившийся Каленик, беспрестанно браня голову, засыпает на лавке. Питая все возрастающий гнев хозяина, в хату, разбив стекло, влетает камень, и винокур уместным рассказом о тёще своей останавливает проклятия, закипающие на устах головы. Но оскорбительные слова песни за окном вынуждают голову к действиям.

Пойман и брошен в тёмную комору зачинщик в чёрном вывороченном тулупе, а голова с винокуром и десятским отправляются к писарю, дабы, изловив буянов, сей же час «резолюцию им всем учинить». Однако писарь сам уж изловил такого же сорванца и водворил его в сарай. Оспаривая друг у друга честь этой поимки, писарь и голова прежде в коморе, а затем и в сарае находят свояченицу, которую хотят уже и сжечь, сочтя чёртом. Когда новый пленник в вывороченном тулупе оказывается Калеником, голова впадает в бешенство, снаряжает оробевших десятских непременно изловить зачинщика, суля немилосердную расправу за нерадение.

Об эту пору Левко в чёрном своём тулупе и с измазанным сажею лицом, подойдя к старому дому у пруда, борется с овладевающей им дремотой. Глядя на отражение господского дома, замечает он, что окно в нем отворилось, и мрачных ставней вовсе нет. Он запел песню, и затворившееся было окно вновь открылось, и показалась в нем ясная панночка. Плача, жалуется она на укрывшуюся мачеху и сулит Лёвку награду, если он сыщет ведьму среди утопленниц. Левко глядит на водящих хороводы девушек, все они бледны и прозрачны, но затевают они игру в ворона, и та, что вызвалась быть вороном, кажется ему не такой светлой, как прочие. А когда она хватает жертву и в глазах ее мелькает злоба, «Ведьма!» - говорит Левко, и панночка, смеясь, подаёт ему записку для головы. Тут проснувшегося Лёвку, что держит-таки в руке клочок бумаги и клянёт свою неграмотность, хватают десятские с головою. Левко подаёт записку, что оказывается писаною «комиссаром, отставным поручиком Козьмой Дергачом-Дришпановским» и содержит среди возбранений голове приказ женить Лёвка Макогоненка на Ганне Петрыченковой, «а также починить мосты по столбовой дороге» и другие важные поручения. На вопросы обомлевшего головы Левко придумывает историю встречи с комиссаром, посулившим якобы заехать к голове на обед. Ободрённый такою честью голова сулит Лёвке помимо нагайки назавтра и свадьбу, заводит свои вечные рассказы про царицу Екатерину, а Левко убегает к известной хате и, перекрестив в окошке спящую Ганну, возвращается домой, в отличие от пьяного Каленика, что все ещё ищет и не может найти своей хаты.

Николай Васильевич Гоголь

МАЙСКАЯ НОЧЬ, ИЛИ УТОПЛЕННИЦА

Враг его батька знае! начнуть що небудь робыть люды хрещены, то мурдуютця, мурдуютця, мов хорты за зайцем, а все щось не до шмыгу; тильки ж куды чорт уплетецця, то верть хвостыком - так де воно й возметцця ниначе з неба.

Звонкая песня лилась рекою по улицам села***. Было то время, когда, утомленные дневными трудами и заботами, парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать свое веселье в звуки, всегда неразлучные с уныньем. И вечер, вечно задумавшийся, мечтательно обнимал синее небо, преобращая все в неопределенность и даль. Уже и сумерки; а песни все не утихали. С бандурою в руках пробирался ускользнувший от песельников молодой козак Левко, сын сельского головы. На козаке решетиловская шапка. Козак идет по улице, бренчит рукою по струнам и подтанцывает. Вот он тихо остановился перед дверью хаты, уставленной невысокими вишневыми деревьями. Чья же это хата? Чья это дверь? Немного помолчавши, заиграл он и запел:

Сонце нызенько, вечер блызенько,
Выйды до мене, мое серденько!

«Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! - сказал козак, окончивши песню и приближась к окну. - Галю, Галю! ты спишь, или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Не бойся: никого нет. Вечер тепел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою, обмотаю своим поясом, закрою руками тебя - и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои беленькие ножки. Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою… Нет, ты не спишь, гордая дивчина! - проговорил он громче и таким голосом, каким выражает себя устыдившийся мгновенного унижения. - Тебе любо издеваться надо мною; прощай!» Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее. «Какой же ты нетерпеливой, - говорила она ему вполголоса. - Уже и рассердился! Зачем выбрал ты такое время: толпа народу шатается то и дело по улицам… Я вся дрожу…»

О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись ко мне покрепче! - говорил парубок, обнимая ее, отбросив бандуру, висевшую на длинном ремне у него на шее, и садясь вместе с нею у дверей хаты. - Ты знаешь, что мне и часу не видать тебя горько.

Знаешь ли, что я думаю, - прервала девушка, задумчиво потопив в него свои очи. - Мне все что-то будто на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было. - Какое-то движение тоски выразилось на лице ее при последних словах.

Два месяца только в стороне родной и уже соскучилась! Может, и я надоел тебе?

О, ты мне не надоел, - молвила она, усмехнувшись. - Я тебя люблю, чернобровый козак! За то люблю, что у тебя карие очи, и как поглядишь ты ими - у меня как будто на душе усмехается: и весело, и хорошо ей; что приветливо моргаешь ты черным усом своим; что ты идешь по улице, поешь и играешь на бандуре, и любо слушать тебя.

О, моя Галя! - вскрикнул парубок, целуя и прижимая ее сильнее к груди своей.

Постой! полно, Левко! Скажи наперед, говорил ли ты с отцом своим?

Что? - сказал он, будто проснувшись. - Да, что я хочу жениться, а ты выйти за меня замуж - говорил. - Но как-то унывно зазвучало в устах его это слово: говорил.

Что станешь делать с ним? Притворился старый хрен, по своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и еще бранит, что шатаюсь Бог знает где и повесничаю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю его.

Да тебе только стоит, Левко, слово сказать - и все будет по-твоему. Я знаю это по себе: иной раз не послушала бы тебя, а скажешь слово - и невольно делаю, что тебе хочется. Посмотри, посмотри! - продолжала она, положив голову на плечо ему и подняв глаза вверх, где необъятно синело теплое украинское небо, завешенное снизу кудрявыми ветвями стоявших перед ними вишен. - Посмотри: вон-вон далеко мелькнули звездочки: одна, другая, третия, четвертая, пятая… Не правда ли, ведь это ангелы Божии поотворяли окошечки своих светлых домиков на небе и глядят на нас? Да, Левко? Ведь это они глядят на нашу землю? Что, если бы у людей были крылья, как у птиц, - туда бы полететь, высоко, высоко… Ух, страшно! Ни один дуб у нас не достанет до неба. А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по нем на землю ночью перед светлым праздником.

Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.

Как тихо колышется вода, будто дитя в люльке! - продолжала Ганна, указывая на пруд, угрюмо обставленный темным кленовым лесом и оплакиваемый вербами, потопившими в нем жалобные свои ветви. Как бессильный старец, держал он в холодных объятиях своих далекое, темное небо, обсыпая ледяными поцелуями огненные звезды, которые тускло реяли среди теплого ночного воздуха, как бы предчувствуя скорое появление блистательного царя ночи. Возле леса, на горе, дремал с закрытыми ставнями старый деревянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикую мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.

Я помню, будто сквозь сон, - сказала Ганна, не спуская глаз с него, - давно, давно, когда я еще была маленькою и жила у матери, что-то страшное рассказывали про дом этот. Левко, ты, верно, знаешь, расскажи!..

Бог с ним, моя красавица! Мало ли чего не расскажут бабы и народ глупой. Ты себя только потревожишь, станешь бояться и не заснется тебе покойно.

Расскажи, расскажи, милой, чернобровой парубок! - говорила она, прижимаясь лицом своим к щеке его и обнимая его. - Нет! ты, видно, не любишь меня, у тебя есть другая девушка. Я не буду бояться; я буду спокойно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться, да думать… Расскажи, Левко!..

Видно, правду говорят люди, что у девушек сидит черт, подстрекающий их любопытство. Ну, слушай. Давно, мое серденько, жил в этом доме сотник. У сотника была дочка, ясная панночка, белая как снег, как твое личико. Сотникова жена давно уже умерла; задумал сотник жениться на другой. «Будешь ли ты меня нежить по-старому, батьку, когда возьмешь другую жену?» - «Буду, моя дочка; еще крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу! Буду, моя дочка; еще ярче стану дарить серьги и монисты!» - Привез сотник молодую жену в новый дом свой. Хороша была молодая жена. Румяна и бела собою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу, что та вскрикнула, ее увидевши, и хоть бы слово во весь день сказала суровая мачеха. Настала ночь: ушел сотник с молодою женой в свою опочивальню; заперлась и белая панночка в своей светлице. Горько сделалось ей; стала плакать. Глядит, страшная черная кошка крадется к ней; шерсть на ней горит, и железные когти стучат по полу. В испуге вскочила она на лавку: кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку: кошка и туда, и вдруг бросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула на пол; опять крадется страшная кошка. Тоска ее взяла. На стене висела отцовская сабля. Схватила ее и бряк по полу - лапа с железными когтями отскочила, и кошка с визгом пропала в темном углу. Целый день не выходила из светлицы своей молодая жена; на третий день вышла с перевязанною рукой. Угадала бедная панночка, что мачеха ее ведьма и что она ей перерубила руку. На четвертый день приказал сотник своей дочке носить воду, мести хату, как простой мужичке, и не показываться в панские покои. Тяжело было бедняжке; да нечего делать: стала выполнять отцовскую волю. На пятый день выгнал сотник свою дочку босую из дому и куска хлеба не дал на дорогу. Тогда только зарыдала панночка, закрывши руками белое лицо свое: «Погубил ты, батьку, родную дочку свою! Погубила ведьма грешную душу твою! Прости тебя Бог; а мне, несчастной, видно, не велит Он жить на белом свете!..» И вон, видишь ли ты… - Тут оборотился Левко к Ганне, указывая пальцем на дом. - Гляди сюда: вон, подалее от дома, самый высокий берег! С этого берега кинулась панночка в воду, и с той поры не стало ее на свете…