В каком городе судили лейтенанта шмидта. Отец всех «сыновей». Подлинная история революционного лейтенанта Шмидта. Лейтенант Шмидт в искусстве

История жизни
Петр Шмидт лейтенант Черноморского флота в отставке, руководитель Севастопольского восстания 1905. Расстрелян.
Родился в морской семье. Отец его в дни первой Севастопольской обороны командовал батареей на Малаховом кургане. Впоследствии он дослужился до чина вице-адмирала и умер градоначальником Бердянска. Мать Шмидта происходила из князей Сквирских, чуть ли не гедиминовского рода - обедневшей ветви древних польских королей и литовских великих князей.

29 сентября 1886 окончивший Петербургский морской корпус Петр Шмидт был произведен в мичманы.
Сперва он плавал в качестве второго, а затем старшего помощника капитана на судах Добровольного флота, в частности, на "Костроме", а впоследствии перешел на службу в РОПИТ (Русское общество пароходства и торговли). В газете "Одесские новости" от 6 ноября 1905 года, то есть вскоре после первого ареста Шмидта, помещена заметка без подписи - "Лейтенант - борец за свободу": "Среди своих товарищей и сослуживцев П.П.Шмидт всегда выделялся как чрезвычайно просвещенный и выдающегося ума человек, обаяние которого было неотразимым. Честная, открытая и добродушная натура этого моряка привлекала к нему симпатии всех, кто приходил с ним в близкое соприкосновение. На тех судах, где служил Шмидт, не только все члены кают-компании относились к нему с какой-то нежной, родственной любовью, но и низший персонал команды смотрел на него, как на старшего своего товарища. С глубокой грустью Петр Петрович всегда говорил в кругу друзей о проявлениях бюрократического произвола, и от всех его речей веяло ненасытной жаждой свободы, не личной, конечно, а общей, для всего русского населения, гражданской свободы. Дума этого человека была переполнена верой в близость свободы, верой в силу передовой русской интеллигенции".
А вот воспоминание плававшего вместе со Шмидтом Карнаухова-Краухова, который впоследствии был одним из организаторов, восстания на крейсере "Очаков" и прошел все этапы каторжного ада. Краухов плавал на ропитовском грузо-пассажирском пароходе "Игорь" в качестве ученика штурмана, когда капитаном был П. П. Шмидт. "Команда "Игоря", - писал Краухов, - любила своего грозного и справедливого командира, безупречно подчинялась его распоряжениям и даже угадывала его жесты и движения". С глубоким уважением, вспоминает Краухов, относился Шмидт к матросам. "Мордошлепам" у меня места нет! - говорил он. -Я от них ушел с военной службы. Здесь только свободный матрос - гражданин, строго подчиняющийся своим обязанностям во время службы".
Шмидт много внимания уделял образованию команды. "Штурманам было распоряжение заниматься с матросами в специально назначенное для этого время. Для занятий приобретались учебники и учебные принадлежности за счет парохода. Сам же "учитель Петро", как мы называли Шмидта, садился на шканцах среди команды и много рассказывал". (Карнаухов-Краухов. Красный лейтенант, 1926)
Много требуя от подчиненных, П. П. Шмидт свято выполнял свои обязанности капитана. "Были и такие денечки, - пишет Краухов, - когда Шмидт не сходил с мостика по 30 часов. Это был моряк, до мозга костей влюбленный в море, знающий себе цену, отлично понимавший морскую службу" .
"Да будет Вам известно, - писал Шмидт 2 ноября 1905 года Зинаиде Ризберг, - что я пользуюсь репутацией лучшего капитана и опытного моряка" . И немного позднее снова: "Если бы ты немного побыла в Одессе, которая наполнена моряками, которые служили со мной и зависели от меня, то, я знаю, они бы тебе хорошо отозвались обо мне" ("Лейтенант Шмидт. Письма, воспоминания, документы", 1922 г.). И это не было бахвальством в устах человека, которого через два месяца царская юстиция приговорила к виселице.
Когда в 1889 адмирал С. О. Макаров задумал пробиться на вновь построенном "Ермаке" к Северному полюсу, одним из первых он пригласил с собой лейтенанта Шмидта. Взаимное уважение и дружба соединяли этих разных людей.
В том же году в Киле был спущен на воду пароход "Диана", заказанный РОПИТом. 8 тысяч тонн водоизмещения, 1800 сил в машине и 8,5-узловый ход - по тем временам это было внушительное океанское судно. Капитаном "Дианы" был назначен Петр Петрович Шмидт, вернувшийся из полярного плавания.
"...Очень мало прикасался к земле, - писал он о последующих годах Зинаиде Ризберг, - так как, например, последние десять лет плавал только на океанских линиях и в году набиралось не больше 60 дней стоянки в разных портах урывками, а остальное время обретался между небом и океанами" .
"...Если бы вы знали, какой каторжный физический труд представляет из себя служба на коммерческом флоте... Если мне дадут временно пароход Черноморский, то это вот какая работа. Я ухожу из Одессы по портам Крыма и Кавказа и обратно возвращаюсь через 11 дней. За эти 11 дней при тяжелых зимних погодах и штормах я должен посетить 42 города, в каждом из них сдать и принять груз и пассажиров. Придя в Одессу, я принимаю ванну, потому что в море почти невозможно это, и погружаюсь в летаргический сон в первый день, на второй день я уже принимаю груз, вожусь с формальностями и документами и к вечеру уже ухожу опять на 11 дней по тем же портам. В такой головокружительной гонке и вечно напряженном внимании, отвечая за сотни пассажирских жизней, находишься все время" .
В газете "Одесские новости" от 20 ноября 1905 года были напечатаны воспоминания о Шмидте, подписанные "Моряк". "Пишущий эти строки плавал помощником П.П.Шмидта, когда он командовал "Дианой". Не говоря о том, что мы все, его сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него, как на учителя морского дела. Просвещеннейший человек, Петр Петрович был просвещеннейшим капитаном. Он пользовался всеми новейшими приемами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием - это была незаменимая школа, тем более, что Петр Петрович всегда, не жалея времени и сил, учил всех как товарищ и друг. Один из его помощников, долго плававший с другими капитанами и назначенный затем на "Диану", сделав один рейс с Петром Петровичем, сказал: "Он открыл мне глаза на море!"
В конце ноября 1903 года "Диана" шла из Риги в Одессу, Двое суток не утихал шторм, и двое суток капитан не покидал мостика. Лишь когда погода немного улучшилась, Шмидт ушел к себе и уснул.
"Не прошло и двух часов, - пишет "Моряк", - как погода изменилась, нашел туман. Помощник, стоявший на вахте, по непростительной небрежности не сообщил об этом капитану и не разбудил его, и "Диана" налетела на подводную гряду камней, как потом выяснилось у острова Мен. Страшный удар о камни, треск всего корпуса парохода заставил выбежать на палубу весь экипаж. Темнота ночи, шторм, жестокие удары о камни, неизвестность - все это вызвало панику, команда шумела, начался беспорядок.
И вот раздался тихий, но какой-то необыкновенно твердый и спокойный голос Петра Петровича. Этот голос призвал всех к спокойствию. Это была сила влияния необыкновенная. Не прошло минуты, как все были спокойны, все почувствовали, что у них есть капитан, которому они смело вручают свои жизни. Эта спокойная отвага Петра Петровича не вставляла его все дни аварии, и он спас "Диану".
Радио в те поры еще не пришло на флот. Первая радиостанция на русском торговом судне "Россия" была установлена только через пять лет. Поэтому потерпевшие аварию не имели возможности сообщить о своем бедственном положении. А заметили их лишь через несколько дней, когда стих шторм.
"На третий день пароход был в положении опасном, и Петр Петрович приказал команде и помощникам садиться на шлюпки и выбрасываться на берег о. Мен. Он сам спокойно распоряжался каждой шлюпкой, заботливо относясь не только к людям, но и каждому матросскому узелку вещей, он передал нам свое спокойствие, и мы все благополучно выбрались на берег в бурунах.
Когда все мы сели в шлюпки, то обратились к нему, чтобы и он садился. Он грустно посмотрел на нас и со своей доброй улыбкой сказал:

Я остаюсь, я не покину "Диану" до конца.

Мы все, едва удерживая слезы, уговаривали его, но он остался при своем решении. Тогда мы сами пожелали остаться с ним, но он разрешил это только четырем из нас, находя, что эти люди могут понадобиться ему для сигнализации и сообщения со спасательными пароходами, если бы таковые пришли".

16 суток пробыл Шмидт на гибнущем судне, до тех пор, пока 14 декабря его не сняли окончательно с камней.

"После аварии, - продолжает свой рассказ "Моряк", - мы были озлоблены все на помощника, который был виновником несчастья. Он же, Петр Петрович, не произнес ни одного слова упрека и потом в своих донесениях к директору РОПИТа старался всеми способами снять вину с помощника и принять ее на себя.

Я капитан, - говорил он, - значит, я один и виноват.

Недаром так сильно было влияние этой безукоризненной личности на всех, кто соприкасался с ним..."
Недавно в "Неделе" опубликовано письмо Шмидта сыну, написанное из Киля, где ремонтировалась "Диана":

"Очень большая работа должна быть окончена, и только тогда я могу просить отпустить меня.вследствие расстроенного здоровья, да и то еще не знаю, как пойдет ремонт парохода и не потребует ли он тоже моего присутствия. Надо, сыночка, смотреть на вещи по-мужски и не допускать в душе слабостей; если пароход под моим командованием потерпел такую жестокую аварию, то мой долг не избегать всей работы для приведения дела в порядок. Я хочу, чтобы "Диана" после несчастий и починки была бы лучше и крепче, чем раньше, а для этого нужен мой хозяйский глаз` если я не буду больше на ней плавать, то пусть она плавает еще долго и благополучно без меня вполне.исправная. Кончу все, тогда отдохну дома с чистой совестью, а не как беглый лентяй".
В начале русско-японской войны Шмидт был призван на военный флот и назначен старшим офицером большого угольного транспорта "Иртыш", который должен был сопровождать эскадру адмирала Рождественского, направлявшуюся на Дальний Восток с Балтики. После погрузки угля транспорту приказали идти в Ревель на императорский смотр. Предоставим слово ещё одному очевидцу.
"Из канала в другой канал "Иртыш" выводили два буксирных катера. Нужно было сделать крутой поворот. Стали развертываться, но вследствие ветра развернулись неудачно. Буксир.вытянулся и заскрипел. Вдруг раздается оглушительный выстрел, как из пушки, буксир лопается, и транспорт полным ходом идет к берегу. Катастрофа была бы неминуемой, если б её не предупредил старший офицер. Не потеряв присутствия духа, лейтенант Шмидт перевёл обе ручки машинного телеграфа, и обе машины заработали полный ход назад. Старший офицер командовал, как всегда, красиво, отдавая приказания спокойным, звучным голосом.

"Комендоры, к канату, - загремел металлический голос. - Оба якоря к отдаче изготовить. Из правой бухты вон! Отдать якорь!"

Якорь полетел в воду.

"Канат травить до пяти сажен".

Комендоры только что успели застопорить канат, как с мостика раздалась команда: "Из левой бухты вон! Отдать якорь!"
Полетел в воду и другой якорь. "Канат травить до пяти сажен. Как на лоте?" - справился старший офицер у лотового. "Остановился", - ответил лотовой. Не прошло и минуты, как лотовой закричал: "Назад пошел!" Старший офицер быстро перевел телеграф на "стоп", и катастрофа миновала.
Командир, всё время стоявший на мостике неподвижно, как изваяние, наконец, сообразил, какой опасности подвергался транспорт Взволнованный, он подошёл к старшему офицеру и молча пожал ему руку.
...Буксирами командовал зав. гаванями. Когда катастрофа миновала, он снова вступил в командование. Старший офицер подошел к нему: "Уходите, я без вас лучше бы управился..."

"А кто дал бы вам катера?" - спросил его заведующий. "Я и без ваших катеров под своими парами управился бы... Уходите с мостика!"

Заведующий с обиженным видом сошёл с мостика. "Я отправлю рапорт адмиралу, - бросил он старшему офицеру. - Вы не имеете права оскорблять меня" . (Из дневника матроса-цусимца, "Современник", № 9, 1913)
Рождественский, не разобравшись, посадил Шмидта на 15 суток в каюту под ружьё.
Но Шмидту не суждено было пережить позор Цусимы. В Порт-Саиде он заболел и вынужден был вернуться в Россию. Когда Шмидт сел в катер, чтобы покинуть корабль, вся команда - две с лишним сотни матросов - выбежала на ванты и грянула ему от всей души "Ура!".
Не удивительно, что в среде морских офицеров Шмидт пользовался репутацией вольнодумца, "розового". Когда на мачте "Потёмкина" взвился красный флаг революции, по Севастополю пополз слух, что восставшим броненосцем командует лейтенант Шмидт. А Шмидт в это время прозябал в Измаиле на миноносце № 253.

После знаменитой речи на кладбище, когда Шмидт сидел уже под арестом на броненосце "Три святителя", рабочие Севастополя избрали его пожизненным депутатом Совета.

"Я - пожизненный депутат севастопольских рабочих. Понимаете ли, сколько счастливой гордости у меня от этого звания. "Пожизненный". Этим они хотели, значит, меня выделить из своих депутатов, подчеркнуть мне свое доверие на всю мою жизнь. Показать мне, что они знают, что я всю жизнь положу за интересы рабочих и никогда им не изменю до гроба...
Я должен это ценить вдвое, потому что может быть более чуждым, как офицер для рабочих? А они сумели своими чуткими душами снять с меня ненавистную мне офицерскую оболочку и признать во мне их товарища, друга и носителя их нужд на всю жизнь. Не знаю, есть ли еще кто-нибудь с таким званием, но мне кажется, что выше этого звания нет на свете. Меня преступное правительство может лишить всего, всех их глупых ярлыков: дворянства, чинов, состояния, но не во власти правительства лишить меня моего единственного звания отныне: пожизненный депутат рабочих" .
Шмидт называл себя "социалистом вне партии". Единственное его "революционное" деяние до 1905 - переписка для гектографа "Исторических писем" Лаврова. Но в то же время Шмидт "с юных лет интересовался общественными науками, которых требовало оскорбленное чувство правды и справедливости". Он обладал безбрежным, как океан, энтузиазмом, кристальной чистотой души. Шмидт был весь соткан из гуманности.
И вот этот человек волею судьбы и своей любви к свободе вынужден был стать вождем восставших матросов "Очакова". Шмидт не был организатором восстания, он не был даже его сторонником. Он поехал на "Очаков" только по настоятельной просьбе матросов. Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими. И вот уже отправлена в Петербург телеграмма царю, подписанная "Командующий Черноморским флотом гражданин Шмидт", и на стеньге "Очакова" поднят сигнал: "Командую флотом. Шмидт". И он ждет, что вся эскадра немедленно выбросит красные флаги, арестует офицеров во главе с ненавистным.адмиралом Чухниным и присоединится к "Очакову". А эскадра зловеще молчала... Потом каземат, суд. Было время обдумать все происходящее, покаяться, попросить прощения и тем вымолить себе жизнь. Но тут Шмидт непоколебим: "Лучше погибнуть, чем изменить долгу", - пишет он в завещании сыну.
"...Тверда моя вера, что в России социалистический строй уже не за горами, и, может быть, мы ещё доживём до всех признаков переворота, последнего переворота, после которого человечество выйдет на путь бесконечного мирного совершенства, свободы, благосостояния, счастья и любви! Да здравствует же грядущая молодая, счастливая, свободная, социалистическая Россия!" .
"Я знаю, что столб, у которого я встану принять смерть, - бросил Шмидт в лицо судьям, - будет водружён на грани двух разных исторических эпох нашей родины... Не гражданин Шмидт, не кучка восставших матросов перед вами, а стомиллионная Россия, и ей вы выносите свой приговор".
На рассвете 6 марта 1906 грянули винтовочные залпы на острове Березань. Был приведен в исполнение приговор над лейтенантом Петром Шмидтом, кондуктором Сергеем Частником, комендором Николаем Антоненко и машинистом Александром Гладковым. Стреляли 48 молодых матросов с канонерской лодки "Терец". Сзади них стояли солдаты, готовые стрелять в матросов. А на солдат были наведены орудия "Терца". Даже осуждённых, связанных, поставленных под дула винтовок, боялось царское правительство Шмидта и его товарищей.
Сегодня имя лейтенанта Шмидта стало символом беззаветного стремления к свободе, символом подвига русской интеллигенции. В.И.Ленин высоко оценил значение восстания на "Очакове". 14 ноября 1905 он писал: "Восстание в Севастополе всё разрастается... Командование "Очаковым" принял лейтенант в отставке Шмидт.., севастопольские события знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооруженные машины, делал их орудиями подавления малейших стремлений к свободе".

Единственный морской офицер участвовавший в Революции 1905-1907 года на стороне социалистов-революционеров. Был расстрелян 6 марта 1906 года.

Дореволюционная жизнь

Неудачливый и знаменитый революционер, борец за права крестьян, но не большевик по призванию. Разные источники по-разному отзываются и описывают жизнь и поступки известного «Лейтенанта Шмидта». Петр Шмидт родился шестым ребёнком 5(17) февраля 1867 года в семье уважаемого дворянина, морского офицера, контр-адмирала и впоследствии градоначальника Бердянска П. П. Шмидта (1828-1888) и княжны королевского польского рода Е. Я. Шмидт (1835-1876). В детстве Шмидт зачитывался Толстым, Короленко и Успенским, играл на скрипке, изучал латынь и французский. Ещё в юношестве от матери проникся идеей демократической свободы, которая впоследствии и повлияла на его жизнь.

В апреле 1876 года отец Шмидта, капитан І-ранга, был назначен градоначальником Бердянска. Осенью того же года будущий «красный лейтенант» поступил в Бердянскую мужскую гимназию, которая после его смерти была названа в его честь. В 1880 году окончил гимназию и поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Спустя 7 лет был зачислен в стрелковую команду 8-го Балтийского флотского экипажа в чине мичмана. 21 января 1887 года был отправлен в шестимесячный отпуск и переведён на Черноморский флот . Согласно одним источникам отпуск был связан с нервным припадком, и согласно другим - из-за радикальных политических взглядов и частых ссор с личным составом.

В 1888 году Петр Шмидт женился на уличной проститутке Доминике Гавриловне Павловой (с целью перевоспитания), которую перед тем нанял. Данная выходка очень возмутила отца Шмидта, сей «безнравственный поступок» запятнал фамилию и должен был поставить точку в военной карьере младшего Шмидта. Но по воле случая, вследствие смерти отца, забота об будущем лейтенанте легла на плечи дяди, военного героя, адмирала и сенатора Владимира Петровича Шмидта. Влиятельный дядя замял инцидент с женитьбой и отправил племянника служить к своему ученику, контр-адмиралу Г. П. Чухнину, на канонерскую лодку «Бобр» в Сибирской флотилии Тихоокеанской эскадры . В 1889 году, подал прошение об увольнении в запас по состоянию здоровья, и отправился лечиться в частную лечебницу «доктора Савей-Могилевича для нервных и душевнобольных в г. Москве».

22 июля 1892 года после прошения Петр Шмидт был зачислен вахтенным офицером на крейсер 1 ранга «Рюрик» Балтийского флота. В 1894 году его перевели из Балтийского флота в Сибирский флотский экипаж. Он был назначен вахтенным начальником миноносца «Янчихе», затем крейсера «Адмирал Корнилов». В этом же году в связи с участившимися нервными припадками Шмидт был списан на берег Нагасаки для лечения. 6 декабря 1895 года Петр Шмидт был произведён в чин лейтенанта и до 1897 года служил штабным офицером, и старшим офицером брандвахты. В августе 1898 года в связи с частыми ссорами со старшими офицерами и отказа от участия в подавлении забастовки был окончательно уволен в запас, с правом службы в торговом флоте.

В 1898 году Шмидт поступил на службу помощником капитана парохода «Кострома» Добровольного флота, где и прослужил 2 года. В 1900 году перешёл на службу в РОПИТ (Российское общество пароходства и торговли) помощником капитана парохода «Ольга».

С 1901 по 1904 год Шмидт ходил капитаном торговых и пассажирских пароходов «Игорь», «Полезный», «Диана». За годы службы торговому флоту снискал уважение среди матросов и подчиненных. В свободное время Петр Шмидт учил матросов грамоте и навигации, был хорошим другом и преданным делу человеком. «Штурманам было распоряжение заниматься с матросами в специально назначенное для этого время. Для занятий приобретались учебники и учебные принадлежности за счет парохода. Сам же „учитель Петро“, как мы называли Шмидта, садился на шканцах среди команды и много рассказывал» (Карнаухов-Краухов «Красный лейтенант», 1926). В 2009 году дайверы достали винт затонувшего парохода «Диана» в Азовском море и передали его в музей Шмидта. 12 апреля 1904 года в связи с военным положением (Русско-Японской войной) Шмидт в звании лейтенанта был призван к военной службе на Черноморском флоте, а уже спустя месяц отбыл старшим офицером на угольный транспортник «Иртыш» 2-ой Тихоокеанской эскадры. Незадолго до разгрома Тихоокеанской эскадры возле острова Цусима японцами, влиятельный дядя Шмидта помог племяннику в Суэце списаться на берег и уехать в Севастополь.

Участие в революции

В февраля 1905 года Шмидт был назначен командиром миноносца № 253 (Миноносец «Ай-Тодор» типа Биэркэ) на Черноморском флоте в Измаиле для патрулирования на Дунае. В марте того же года он украл корабельную кассу в 2,5 тысячи золотых и отправился в Крым. Через несколько недель был пойман на велосипеде в Измаиле, и в очередной раз влиятельный дядя позаботился о племяннике, и Шмидта отпустили. Летом 1905 года лейтенант Шмидт начал вести пропагандистскую деятельность в поддержку революции. В начале октября 1905 года организовал в Севастополе «Союз офицеров - друзей народа», затем участвовал в создании «Одесского общества взаимопомощи моряков торгового флота». Ведя пропаганду среди матросов и офицеров, Шмидт называл себя внепартийным социалистом. 18 октября 1905 года Шмидт во главе толпы, окружил городскую тюрьму, требуя освободить заключённых рабочих. 20 октября на похоронах погибших в ходе беспорядков произнес следующую клятву, ставшую известной как «Клятва Шмидта»: «Клянёмся в том, что мы никогда не уступим никому ни одной пяди завоеванных нами человеческих прав». В тот же день Шмидт был арестован за пропаганду, в этот раз дядя Шмидта, обладая даже внушительной властью и связями, не смог помочь непутевому племяннику. 7 ноября Шмидт был отправлен в отставку в чине капитана 2-го ранга. Пребывая под арестом на броненосце «Три Святителя» был избран рабочими Севастополя «пожизненным депутатом Совета». Вскоре под давлением возмущенных масс был отпущен под подписку о невыезде.

Севастопольское восстание

Вдохновленный идеями революционеров, но не принимавший участия в организации, 13 ноября 1905 года, Петр Шмидт был избран главой революционного движения моряков и матросов. Неизвестно как именно он попал на борт, но на следующий день он поднялся со своим сыном на крейсер «Очаков» и возглавил мятеж. Тут же он дал сигнал всем судам, стоящим в порту - «Командую флотом. Шмидт». Позже была отправлена телеграмма Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам.

Командующий флотом П. Шмидт». Лейтенант Шмидт считал себя командующим Черноморским флотом, и ожидал поднятия красного флага на всех судах флота, но кроме разоруженного «Пантелеймона» (броненосца «Потемкина») и пары миноносцев все суда остались верны правительству. Для обострения ситуации Шмидт собрался взорвать заполненный морскими минами миноносец «Буг», но команда миноносца успела затопить судно. 15 ноября, когда стало очевидно, что мятеж подавлен и «Очаков» будет расстрелян с орудий эскадры, «красный капитан» вместе с шестнадцатилетним сыном на загруженном углем и водой миноносце № 270 (миноносец класса Пернов) собрался бежать в Турцию. Побег был почти реализован, но миноносец был поврежден артиллерийским огнем с броненосца «Ростислав» . Шмидта нашли в трюме под досками переодетого в форму матроса и взяли под стражу.

Последствия

Во время одиннадцатидневного следствия Премьер-министр Витте докладывал Николаю II - «Петр Шмидт - психически больной человек и всеми его действиями руководило безумие». Царь ответил - «…что если он психически больной, то это установит экспертиза». Но экспертизы не было, ни один врач не захотел проводить её. Лейтенант Шмидт вместе с тремя сообщниками был приговорен к расстрелу. 6 марта 1905 года приговор был приведен в исполнение на острове Березань. Стреляли 48 молодых матросов с канонерской лодки «Терец». Сзади них стояли солдаты, готовые стрелять в матросов, а на солдат были наведены орудия «Терца».

Сын Шмидта Евгений во время следующей революции был противником советской власти и вскоре эмигрировал. Адмирал Чухнин был убит эсерами вскоре после расстрела Шмидта. В 1909 году не переживший позора, умер дядя Владимир Петрович Шмидт. Сводный брат Владимир Петрович Шмидт, также морской офицер, в последствии позора изменил свою фамилию на Шмитт до конца жизни.

Хотя Шмидт после расстрела и стал народным героем, породив своим подвигом «сыновей и дочерей лейтенанта Шмидта», советская власть не стремилась сделать из него настоящего героя, так как он не был социалистом, а всего лишь оказался в нужном месте, и в нужное время. Вероятно, поэтому в известном романе Ильфа и Петрова советская власть разрешила авторам по глумиться над красным лейтенантом.

Увековечивание памяти

В Бердянске с 1980 года в доме отца Шмидта открыт музей, и назван парк в честь П. Шмидта. На острове Березань на месте расстрела установлен памятник Петру Шмидту.

Образ в искусстве

Образ отчаянного дворянина-революционера вдохновил многих писателей и режиссёров пролить свет на истинную личность известного лейтенанта Шмидта. Среди самых известных стоит отметить.

15 ноября - очередная годовщина Севастопольских событий 1905 года , в которых участвовал воспетый сначала либералами тех времён, а затем и большевиками не безызвестный лейтенант Пётр Петрович Шмидт.
Честно скажу, я и в школе его недолюбливал, когда на уроках истории «проходили» «ПЕРВУЮ РУССКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ 1095-1907 ГОДОВ», - не нравился он мне. Каким-то шестым чувством я понимал, что это ни какой не «герой революции» и пр. А сейчас, когда благодаря интернету стало доступно столько разнообразного исторического материала, эта нелюбовь переросла в конкретную неприязнь, замешанную на жалости к психически нездоровому человеку и брезгливости как к бывшему офицеру Российского флота, воровавшему из судовой кассы деньги у матросов и в конечном итоге, изменившему присяге.
Читая про события тех лет просто диву даёшься, - каких только идиотов, в качестве примеров для подражания нам не впаривали в наши детские умы наши просвещённые преподаватели истории! Какую только ложь во имя пропаганды марксистко-ленинских идей не распространяли эти помполиты от образования.
В культовом фильме режиссера Ростоцкого «Доживем до понедельника» (1968 г.) учитель проникновенно и весьма талантливо, как это может Вячеслав Тихонов, вещал ученикам: «Главный его (Шмидта) дар - это ощущать чужое страдание более остро, чем свое. Именно этот дар рождает бунтарей и поэтов».

Навряд ли у меня получится объективно, без политических пристрастий выразить свою точку зрения об этом человеке, но всё же попробую.
Кто же такой этот человек, которого после смерти превратили в революционного идола?
Российский офицер, изменивший присяге и воинскому долгу? Несчастный, запутавшийся в несуразицах личной жизни, страдалец, тщеславный романтик, неистовый авантюрист? Или все же борец за свободу угнетенного человечества, «Буревестник революции»?

Кто же он, лейтенант российского флота П.П.Шмидт?

Начну с того, что Пётр Петрович Шмидт - потомственный дворянин, вся его мужская родня еще с петровских времен была корабелами и флотоводцами. Его отец - тоже Пётр Петрович, контр-адмирал, ветеран обороны Севастополя, закончил службу в должности начальника Бердянского порта. Его дядя, - брат отца, Владимир Шмидт, - еще более успешный флотский офицер, полный адмирал, также участвовал в обороне Севастополя, командовал Тихоокеанской эскадрой, состоял в Адмиралтейском совете, был кавалером почти всех орденов, а в финале карьеры - сенатором.

Почти по Достоевскому.

Образованный и начитанный юноша с детства грезил морем и, ко всеобщему удовольствию, по окончании Бердянской мужской гимназии в 1880 году поступил сначала в Морской кадетский корпус, а потом в морское училище в Петербурге. Он отличался большими способностями в учебе, отлично пел, музицировал и рисовал. Но наряду с этими прекрасными качествами все отмечали его повышенную нервозность и возбудимость. В добавок ко всему, ни смотря на его немецкие корни, подразумевавшиеся в нём педантизм, трудолюбие и философский склад ума, в училище мыслями юноши неожиданно завладевают не Гегель и Гете, а русский анархист Бакунин и народоволец Лавров (кстати, разжалованный морской офицер). Однако, корпусное и училищное начальство на странности кадета, а потом гардемарина Шмидта закрывало глаза, полагая, что со временем все образуется само собой: суровая практика корабельной службы вытравливала из флотских «фендриков» и более опасные наклонности.
А зря! В мечтательно-интеллигентской натуре юного гардемарина густо перемешались витавшие в воздухе народовольческие идеи, толстовство, утопический социализм. Видимо не сообладав головой со всей этой леберально-революционной бредятиной того времени, плюс семейные неурядицы - трудные отношения с мачехой, внутреннее одиночество, - у молодого Петруши во время учебы вдруг случилось несколько нервных припадков. Это, в свою очередь, вызвало назначение психиатрической экспертизы с последующими весьма серьёзными и нелицеприятными выводами. Но, благодаря связям отца, дело удалось замять.
В конечном итоге, в 1886 году Петр Шмидт окончил училище и поступил на Балтийский флот в чине мичмана, где 1 января 1887 года был зачислен в стрелковую команду 8-го Балтийского флотского экипажа. Но самомнение и крайняя амбициозность вызвали его неприятие офицерским коллективом - и уже через 20 дней(!) Шмидта отчислили по болезни с шестимесячным отпуском и переводом на Черноморский флот.

Узы Гименея.

На Чёрном море служба тоже не задалась. Виной тому его поступок, который по-настоящему не только крупно всех удивил но, вызвал настоящий шок у всех окружавших его друзей и близких ему людей. На двадцать первом году жизни нервно-восторженный молодой человек, жаждущий славы, подвигов, переустройства мира и жертвенности во имя высоких идеалов … женится на Домникии Гавриловне Павловой - профессиональной уличной проститутке, имевшей вместо паспорта «желтый билет». Вероятно, с целью её нравственного перерождения. Впрочем, тогда было модно среди либеральной молодёжи, сойдясь с «падшей», пытаться ее спасти. Вспомните роман Куприна «Яма». Познакомился с ней двадцатилетний Шмидт в каком-то столичном ресторане. Его воспоминания на эту тему похожи на какой-то бред сумасшедшего: «Она была моих лет, — рассказывал Петр Петрович много лет спустя. - Жаль мне её стало невыносимо. И я решил спасти. Пошел в банк, у меня там было 12 тысяч, взял эти деньги и всё отдал ей. На другой день, увидев, как много душевной грубости в ней, понял: отдать тут нужно не только деньги, а всего себя. Чтобы вытащить её из трясины, решил жениться...». «Заблудшая душа», впрочем, мало напоминала кроткую Соню Мармеладову. Невежественная, малограмотная, с мещанскими запросами и абсолютно равнодушная к идеалам супруга она из сетей порока выбираться не торопилась.
Этот брак в прямом смысле слова убил отца Петра Петровича: он проклял сына, а вскоре после того умер.
Для самого же оригинала-мичмана после женитьбы возникла перспектива немедленного и позорного изгнания с флота с позорной формулировкой «за поступки, противоречащие офицерской чести». Но, несмотря на то, что в кают-компаниях шел ропот, а многие прежние знакомые прервали со Шмидтом отношения, никакой реакции со стороны командования флотом не последовало. От него даже не потребовали объяснений, ибо за мичманом Шмидтом могучим утесом высилась фигура его дядюшки, Владимира Петровича Шмидта, старшего флагмана Балтийского флота. Собственно, большего наказания, чем он сам себе устроил, трудно придумать: даже революционные мифотворцы, замалчивая подробности, непременно отмечали, что «семейная жизнь у Шмидта не сложилась», и во всем винили супругу лейтенанта. Хотя, как в таких случаях украинцы говорят: «Бачили очi що купували».
Как бы то ни было, Домникия Гавриловна Павлова, став супругой Петра Петровича Шмидта, через год после свадьбы родила сына, которого назвали Евгением.
Вот что он пишет о своей матери в своих воспоминаниях: «Мать моя была настолько ужасна, что приходится поражаться нечеловеческому терпению и, воистину, ангельской доброте моего отца, вынесшего на своих плечах 17-летнее каторжное ярмо семейного ада».
Ни здесь ли кроется главная причина глубокого разочарования в жизни, душевного надлома, а, в сущности, и распада личности Шмидта? На этот вопрос могли бы ответить сексопатологи и психотерапевты. По меньшей мере, нельзя отрицать, что сердечная боль на грани душевного заболевания порою способна толкнуть на самые необузданные поступки.
Вскоре после этого радостного события лейтенант снова крупно начудил. Явившись на прием к командующему Черноморским флотом адмиралу Кулагину, он закатил в его кабинете настоящую истерику - «находясь в крайне возбужденном состоянии, говорил самые несуразные вещи». Прямиком из штаба мичман был препровожден в морской госпиталь, где его продержали две недели, а при выписке врачи настоятельно советовали Петру Петровичу показаться хорошим психиатрам. Но неприятное дело снова замяли, и, взяв годичный отпуск «для поправки здоровья», Шмидт поехал в Москву, где лег в клинику доктора Могилевича. Однако, пройдя курс лечения, он все же вынужден был подать рапорт об увольнении. Болезнь его выражалась в неожиданных приступах раздражительности, переходящей в ярость, за чем следовала истерика с судорогами и катанием по полу. Зрелище это было настолько жуткое, что маленький Евгений, ставший однажды невольным свидетелем внезапного приступа отца, так испугался, что остался заикой на всю жизнь.

Тихоокеанская эскадра.

К счастью дедушка оставил ему кое-какое наследство, и внук уехал в Париж, затем в Италию. Наследство, как это обычно происходит, было быстро промотано, и в результате он оказался конторщиком в коммерческом банке. Для такой возбуждённо-возвышенной натуры как П.П. Шмидт это было очень скучно, и он попросился обратно на военную службу.
Протекция дяди помогла, его опять приняли.
Шмидт послужил некоторое время в Петербурге, и снова приобрел репутацию офицера склочного, вздорного, недисциплинированного. На выручку вновь пришел влиятельный дядя, добившись перевода племянника на гидрографическое судно Тихоокеанской эскадры. «Героический родственник» наивно полагал, что боевые будни флотской службы на Дальнем Востоке изменят характер племянника и его отношение к жизни.
Семья поехала за ним, но Петру Петровичу от этого было только хуже. Жена все его рассуждения и поучения считала придурью, в грош его не ставила и открыто изменяла. Кроме того, Петру Петровичу приходилось заниматься хозяйством и воспитанием сына, поскольку Домникия к домашним обязанностям относилась с прохладцей. Служба на Тихоокеанской эскадре продолжалась пять лет. И там, как прежде на Балтике, Петр Шмидт проявил себя крайне неуживчивым офицером, ни на одном корабле, больше чем на два месяца не он задерживался. Он умудрился вступить в конфликт даже с контр-адмиралом Григорием Чухниным (именно этот адмирал в 1905 году отдаст приказ об аресте мятежного лейтенанта). Тяготы ли морской службы, семейные ли неурядицы или все вместе угнетающе действовало на психику Шмидта, но через некоторое время у него произошло обострение нервной болезни, которое настигло мичмана во время заграничного похода. Он оказался в морском лазарете японского порта Нагасаки, где его осмотрел консилиум врачей эскадры. Приступ оказался такой силы, что его под конвоем увезли во Владивосток и заперли в психиатрической лечебнице. По рекомендации консилиума Шмидта списали в запас.
Это был 1897 год...

Мимо Цусимы

Но вездесущий и всесильный родственник инцидент с «психушкой» снова замял и добился, чтобы Шмидта уволили без огласки. Он устроил его на спокойную и доходную службу в коммерческий «Добровольческий флот», а оттуда перевёл в «Общество пароходства и торговли». Шмидт стал на короткое время капитаном парохода «Игорь», а затем капитаном парохода «Диана», который занимался перевозкой грузов по Черному морю. Жена оставалась с ним, но семья фактически развалилась: за Домникией волочился шлейф скандальных слухов, а Петр Петрович, спасаясь от них, дома почти не бывал, большую часть года проводя в плаваниях и безвылазно живя в капитанской каюте на «Диане».
Тем не менее жизнь его вроде бы относительно устроилась: неприятности оставались на берегу и казались далекими, почти нереальными. Настоящим было море, корабль, на котором он был капитаном, заботы об экипаже, курсе, скорости хода, состоянии машин, погоде - словом, всё то, о чем он мечтал с детства, что любил и что умел делать. За это время Шмидт поправил здоровье, повысил авторитет, улучшил финансовое положение и, вполне вероятно, стал бы преуспевающим, благополучным членом общества, но… это счастье у него отняли, когда в 1904 грянула русско-японская война и его призвали из запаса на действительную флотскую службу.
Тут, конечно, напортачили флотские врачи, признав годным к несению службы на военно-морском флоте не очень здорового человека. Оправданием им может послужить лишь суровая необходимость восполнения потерь, понесенных флотским офицерским корпусом в самом начале войны на Дальнем Востоке.
В третий раз вернувшегося на флот Шмидта, которому тогда было уже под сорок лет, произвели в чин лейтенанта и снова отправили на Балтику. Его назначили старшим офицером угольного транспорта «Иртыш», готовившегося к переходу на тихоокеанский театр военных действий в составе эскадры адмирала З.Рожественского.

Офицеры транспорта «Иртыш».П.П.Шмидт в первом ряду в центре.

Это очень тяжело: побывав капитаном, полновластным хозяином корабля и экипажа, снова перейти в чье-то подчинение. Да и должность «судового дракона» была совсем не для Петра Петровича. В обязанности старшего офицера военного корабля входит поддержание строгой дисциплины, а лейтенант не желал «подтягивать гайки»: у себя на «Диане» он запросто покуривал с матросами, читал им книжки, а они его звали «Петро».
Капитан «Иртыша» считал, что старший офицер-либерал разлагает дисциплину на судне, и мечтал избавиться от этого чудака, свалившегося ему на голову перед дальним океанским походом. Масла в огонь подлила авария, произошедшая во время выхода «Иртыша» в море, - при выходе из Ревеля судно наскочило на подводные камни,- случилась она во время вахты Шмидта. И хотя его действия в сложной обстановке фактически спасли корабль, согласно старинной флотской традиции, «крайним» сделали вахтенного офицера. По рапорту капитана командующий эскадрой посадил лейтенанта под арест.
Причин для наказания старшего офицера можно отыскать сколько угодно, ибо он отвечает на судне за все сразу, а потому взыскания сыпались на голову несчастного Петра Петровича, как из кошмарного рога изобилия. Психика его в очередной раз не выдержала и дело кончилось тем, что на стоянке в Порт-Саиде, у входа в Суэцкий канал, лейтенанта Шмидта списали с «Иртыша» «по болезни».
В личной карточке английских и российских военных моряков была графа: «везучесть». Можно ли назвать невезением то, что происходило с лейтенантом Шмидтом, отличившимся редкой «непотопляемостью», каких, пожалуй, не знала история флотов. Офицера несколько раз списывают в запас и каждый раз снова и снова восстанавливают на службе.
Транспорт «Иртыш» весной 1905 года, пройдя через Суэцкий канал и Красное море, догнал эскадру в Индийском океане, принял участие в Цусимском сражении, был подорван и затонул. Оставшиеся в живых члены команды попали в японский плен. Но... без «везучего» лейтенанта.
Он в это время лежал в госпитале в Порт-Саиде с некой «хронической болезнью». О загадочном списании Петра Шмидта незадолго до гибели судна можно предполагать все что угодно. Был ли тому виной уже упомянутый психический синдром, тропическая болезнь, или снова дядя постарался… но факт остаётся фактом, волей судьбы он избежал гибели в цусимском сражении, в котором сгинуло большинство его недоброжелателей.
Флотская «везучесть» лейтенанта будто хранила его до поры для «некой великой миссии». Шмидт вернулся в Россию и для продолжения службы был направлен на Черноморский флот.

Жаркая осень 1905-го.

Черноморский флот тогда лихорадили неугасшие отголоски эпопеи на броненосце «Потемкин». Перманентно проявлялось волнение команд других кораблей. Контр-адмирал Чухнин, вероятно, не без учета влияния дяди, назначил великовозрастного (39-летнего!) лейтенанта командиром отряда из двух небольших миноносцев, базирующихся в Измаиле. И вот, офицер, уже трижды списанный по психической болезни, и трижды восстановленный, с повышением в должности и в звании, стережёт Дунай от турок во главе двух маленьких миноносок с общим числом подчинённых не более двадцать человек...
Тогда был такой порядок, что всеми закупками распоряжался командир и у него находились все денежные средства. А питание команды этого миноносца стоило сто рублей в месяц. И вот Шмидт совершает двойное преступление. Во-первых, он, командир, в военное время покидает свой корабль и уезжает в самовольную отлучку. А во-вторых, похищает все наличные средства миноносца - две с половиной тысячи рублей, огромные деньги по тем временам. Куда эти деньги делись, неизвестно. Есть предположение, что Шмидт проиграл их в Киеве на бегах. Возможно, решил поправить свое состояние. Как обычно в таких случаях, думал, что возьмет эти деньги, поедет на бега, выиграет миллион, вернется - и никто этого не заметит.

Но есть и другая версия.
Деньги до киевских бегов он не довёз, потому что в поезде лейтенант познакомился с симпатичной молоденькой женщиной, Зинаидой Ризберг. Встреча оказала на него огромное впечатление, стареющий лейтенант влюбился. С головой! По уши! После расставания завязалась переписка. Тогда люди ещё писали письма и даже находили в этом какое-то удовольствие. Переписка с возлюбленной продолжалась всего три с половиной месяца, но была регулярной и откровенной. Видимо, мечтая о счастье, «везучий» Шмидт потерял (или у него украли) казённые деньги. А может и того круче, растратил он всё на свою новую пассию … Этот факт биографии Шмидта советские историки старательно обходили.
Через некоторое время его задержали, началось следствие. Вскрытые в наши дни документы показывают, как всякий неопытный в таких делах человек, он неловко врал и оправдывался, но, сколько ни изворачивался, а все же сознался в растрате и дезертирстве.
Вот такой «специалист по чужим страданиям»!
На этот раз ему грозил уже не «желтый дом», а каторга.

Кстати, в советское время, в 70-е годы переписка между Зинаидой Ризберг и лейтенантом Шмидтом легла в основу фильма - «Почтовый роман», где в главной роли снялся Александр Парра. Я этот фильм совсем пацаном смотрел, мне понравился. Но вот не вспомню, о чём там разговаривали, хотя точно знаю, что про исчезнувшую матросскую кассу ни одного слова сказано не было.
Партийная власть, не зная тогда, чем купить молодежь, делала ставку на романтизм. Даже термин такой появился - «романтика революции». Появилась пьеса о Шмидте, появились восторженные книги...Да много чего появилось тогда, … стандартный помполитский елей.

В общем, его отстраняют от должности, отдают под суд. Причем это страшный позор: он украл у своих матросов...
Когда я собирал материал на эту статью, меня несказанно удивлял всемогущий и всесильный дядя, Владимир Петрович Шмидт. Это же какое надо было иметь терпение, что бы сколько раз принимать самое активное участие в судьбе своего непутёвого племянника. И в этот, в который уже раз, ставший к тому времени сенатором, дядюшка выручил и вступился за своего Петрушу. Он лично внес растраченную племянником сумму и надавил на все возможные рычаги, добившись того, чтобы недотепу уволили с флота по-тихому, без огласки причин.
В четвёртый раз!
Так Петр Петрович Шмидт осенью 1905 года оказался без определенных занятий и особенных перспектив в Севастополе. Это произошло как раз накануне революционных событий, когда в береговых казармах и на судах зрела матросская «буза». После опубликования 17 октября 1905 года царского Манифеста о даровании свобод нижние чины требовали разъяснений, а им сказали, что на них дарованные свободы не распространяются. У входа на севастопольский приморский бульвар по-прежнему красовалась позорная табличка: «Вход с собаками и нижним чинам запрещен»; задерживалось увольнение в запас выслуживших сроки; семьи призванных из запаса с окончанием войны перестали получать пособия, а кормильцев домой все не отпускали, и каждое письмо из дома действовало на служивых сильнее любой революционной прокламации. Все это до крайности накаляло ситуацию и в городе, и на судах, а начальство, верное заветам старины, стремилось «держать и не пущать», что и привело к первым столкновениям и жертвам.

На «Очаков»!

В октябре 1905 года вновь вышедший в отставку Шмидт уже с головой окунается в революционную борьбу. Он мечтает полностью посвятить себя политической деятельности. Это его выбор и последний шанс для самореализации.
Возможно, безответное чувство толкнуло неприкаянного лейтенанта на эту, по всем параметрам, безумную попытку самоутверждения. Вероятно, это же желание хоть как-то отличиться толкнуло его в пучину революционного бунта. Оставим эти вопросы психоаналитикам.
«Меня в Одессе ждут матросы, которые не могут без меня объединиться, у них нет подходящего человека», - писал Шмидт одному из своих соратников. Он уже входил в роль вождя разгорающегося восстания, «примерял сюртук Робеспьера».
Шмидт не состоял ни в одной партии. Он вообще избегал «стадности», ибо мнил себя личностью чрезвычайной, для которой все партии тесны. Но когда в Севастополе закипели политические события, он, озлобленный «несправедливостями», примкнул к оппозиции и стал очень активен. Будучи хорошим оратором, Петр Петрович, участвует в антиправительственных митингах. Странная фигура худощавого офицера приковывала к себе внимание публики, и эта странность многим казалась какой-то особенной оригинальностью вождя и фанатичного мученика идеи. 19 октября 1905 г.он был избран в Совет народных депутатов Севастополя. На митинге 25 октября 1905 года в экстазе обличений, призывов и требований наказания виновников расстрела мирной демонстрации, на глазах у толпы Шмидта неожиданно настиг психический припадок, но проявление психической патологии толпа приняла за революционную одержимость. Однако жандармов это обстоятельство не смутило и за резкость, энергичность и радикализм речей он был взят под арест. Из-под ареста неистовый затворник шлёт послания в газеты, возбуждая общественное негодование. Удивительно, но под давлением «демократической общественности» Шмидта выпустили из тюрьмы. Выпустили под подписку и честное слово немедленно покинуть Севастополь! Ах, какой жестокий был царский режим!
И здесь уже нет дядиной заслуги, включились иные рычаги.
Эти выступления и отсидка на гауптвахте создали ему репутацию революционера и страдальца.
«Очаков» был новейшим крейсером и долго стоял на «доводке» в заводе. Собранная из разных экипажей команда, тесно общаясь с рабочими и растворенными среди них агитаторами революционных партий, оказалась основательно распропагандирована, а среди матросов были свои влиятельные персоны, фактически выступавшие инициаторами если не мятежа, то, по крайней мере, демонстративного неподчинения. Эта матросская верхушка - несколько кондукторов и старших матросов - понимала, что без офицера им не обойтись. Шмидт как раз и оказался «в нужное время в нужном месте»! Он был единственным офицером военно-морского флота (пусть и бывшим), ставшим на сторону так называемой революции, и поэтому именно к нему обратилась депутация команды крейсера «Очаков», направлявшаяся на собрание представителей команд и экипажей. На стихийных митингах нижних чинов решено было на этом собрании сформулировать их общие требования к начальству, и матросы хотели посоветоваться с «революционным офицером».
Они пришли к нему на квартиру. Шмидт поздоровался с каждым за руку, усадил за стол в гостиной: всё это были знаки невиданного демократизма в отношениях между офицерами и матросами. Ознакомившись с требованиями очаковцев, Петр Петрович посоветовал им не размениваться на мелочи (матросы хотели добиваться улучшения быта, условий службы, увеличения выплат и т.д.). Он рекомендовал им выдвинуть политические требования - тогда к ним прислушаются всерьёз, и будет о чем «торговаться» на переговорах с начальством.
Совершенно очарованные приёмом, матросы-депутаты ушли на своё собрание, а Шмидт стал спешно собираться.

Он шьет себе мундир капитана второго ранга, и во всех последующих событиях фигурирует в погонах капитана второго ранга. В принципе это звание ему автоматически полагалось при увольнении в запас обычным порядком, но при тех обстоятельствах, при каких он был уволен, его право на ношение кителя было весьма сомнительным.
Шмидт совершенно упоён собой. Он уверен, что пред ним громадное будущее. Он торопится ехать в Москву. Ему нужно быть возле Милюкова, лидера партии конституционных демократов. Шмидт уверен, что его выберут в Государственную думу и он будет говорить с её трибуны...
Вот в этом упоении Шмидт оказывается на борту крейсера «Очаков». Причём, совершенно случайно! Он наверное и сам не понял как!
Тогда была всеобщая забастовка, и поезда не ходили. Шмидт нанимает извозчика на ялике и плывёт на пароход, который отвезёт его в Одессу. Во-первых, там его ждут «матросы, которые не могут без него объединиться(!)», а во-вторых, напомню, у него же подписка в жандармерии и «честное слово офицера» с обязательством покинуть Севастополь. Шмидт плывет мимо крейсера «Очаков» и случайно к нему пристает. Видимо в воспалённом мозгу революционера всплыла недавняя встреча на его квартире с депутацией с этого крейсера. Он вспомнил, что приходившие к нему представители команды рассказали, что после того, как матросы стали саботировать исполнение приказов, командир и офицеры в полном составе покинули корабль.

Ведь крейсер - это огромная боевая машина, для управления которой требуются специалисты, без них «Очаков» невозможно было бы даже вывести из бухты. В отличие от «Очакова», броненосец «Потемкин» был захвачен в море, уже на ходу, но и там, перестреляв офицеров, восставшие оставили двоих, силой принудив их управлять кораблем. На «Очакове» этого повторить не удалось - офицеры успели съехать на берег, и команда попала в тупиковую ситуацию. Вдобавок «Очаков» только что пришёл из учебного похода и без подвоза топлива, продуктов и воды через несколько дней превратился бы в металлическую махину с остывшими котлами, неработающими приборами и механизмами.
Поэтому Шмидт действовал наверняка. Поднявшись на борт «Очакова», он собрал команду на шканцах и заявил, что по просьбе общего собрания депутатов принял на себя командование не только крейсером но и всем Черноморским флотом(!), О чем приказал немедленно известить срочной телеграммой государя императора, что и было тут же исполнено.
Телеграмму он подписал так: «Командующий флотом Шмидт».(!)
На календаре было 14 ноября 1905 года.
Далее он продолжал самозабвенно то ли лгать, то ли мечтать. Сумасшедших порой сложно понять, что они имеют в виду. Он говорил, что на берегу, в крепости и среди рабочих «его люди» только и ждут сигнала, чтобы начать вооруженное выступление. По словам Шмидта, захват Севастополя с его арсеналами и складами - только первый шаг, вслед за которым надлежало идти к Перекопу и выстроить там артиллерийские батареи, перекрыть ими дорогу в Крым и тем самым отделить полуостров от России. Далее он намеревался двинуть весь флот на Одессу, высадить десант и взять власть в Одессе, Николаеве и Херсоне. В результате образовывалась «Южно-русская социалистическая республика», во главе которой Шмидт видел себя.
Матросские вожаки не устояли, а за ними и вся команда пошла за Шмидтом, как прежде шли крестьяне за неведомо откуда пришедшими раскольничьими «апостолами», вещавшими, что им в сонном видении было открыто место, где всех ждет счастье и всеобщее благоденствие.
Изначально ему сопутствовал успех: начальство Шмидта признали команды ещё двух миноносцев, по его приказу были захвачены портовые буксиры, и на них вооруженные группы матросов с «Очакова» объезжали стоявшие на якорях в севастопольской бухте суда эскадры, высаживая на них абордажные команды. Застав врасплох офицеров, мятежники захватывали их и свозили на «Очаков». Собрав таким образом на борту крейсера более сотни офицеров, Шмидт объявил их заложниками, которых грозился вешать, начав с самого старшего по званию, если командование флотом и севастопольской крепостью предпримет враждебные действия по отношению к восставшим. То же самое лейтенант посулил, если не будут исполнены его требования: он желал, чтобы из Севастополя и из Крыма вообще вывели казачьи части, а также те армейские подразделения, которые остались верны присяге.
От возможной атаки с берега он прикрылся, выставив между «Очаковым» и береговыми батареями минный заградитель «Буг» с полной загрузкой морских мин - любое попадание в эту огромную плавучую бомбу вызвало бы катастрофу. Сила взрыва снесла бы часть города, примыкавшую к морю.
Но к утру 15 ноября удача отвернулась от него.
Ни один из броненосцев, кроме «Потемкина», разоруженного и переименованного в «Пантелеймона», к мятежу не присоединился.
Флот не восстал, с берега подмоги не было, а команда минного загродителя «Буг» открыла кингстоны и затопила корабль с опасным грузом, оставив «Очаков» под дулами береговых орудий. Шмидт грозил открыть огонь по баржам с горючим, стоявшим на пристани, чтобы погрузить в страшный пожар весь Севастополь. Но не успел. Канонерская лодка «Терец», которой командовал друг детства Шмидта и его однокашник по училищу, капитан второго ранга Ставраки, перехватила и пустила на дно несколько буксиров с очаковским десантом.
Крейсер в ответ на это открыл огонь по городу, но получил в ответ шквал огня и после восьми попаданий загорелся. В сложившейся ситуации, как честный человек и офицер, Шмидт должен был бы, до конца оставаться на борту крейсера с матросами, которых спровоцировал на мятеж, и разделить их судьбу. Тем более что на всех митингах Шмидт кричал, что мечтает умереть за свободу. Однако, ещё до начала обстрела по его приказу у борта «Очакова» был приготовлен миноносец с полным запасом угля и воды. После начала пожара на крейсере подняли белый флаг и Шмидт со своим шестнадцатилетним сыном, пользуясь всеобщей неразберихой, первым - и это доказано документально - покинул корабль. Они прыгнули в воду и поплыли к миноносцу.
Шмидт на миноносце надеялся прорваться в Турцию, но корабль был поврежден артиллерийским огнем с броненосца «Ростислав» и перехвачен.
При осмотре корабля Шмидта не нашли, но позже его обнаружили под металлическими настилами. Облаченный в грязную матросскую робу, несостоявшийся «красный адмирал» пытался выдать себя за ничего не понимающего кочегара.

Эпилог.

По делу о бунте на крейсере «Очаков» суду было предано более сорока человек.
И вот тут впервые в истории России явилась великая сила либеральной печати. Шмидт был объявлен героем. Единственным героем! Больше ни о ком либеральная пресса не упоминала. В лучшем случае говорили: «Шмидт и матросы». Партия кадетов купила пять лучших адвокатов России, самые громкие имена. Они защищали только Шмидта. Говорили: суд был неправый и прочее... Десять человек вообще были оправданы. Какие-то были определены к небольшим срокам тюремного заключения, а кого-то отправили в каторгу. Четыре человека были приговорены к смертной казни. В приговоре Шмидту формулировка была такая: он «использовал восставшую силу для достижения своих личных целей».
В период следствия премьер-министр Сергей Витте докладывал Николаю II: «Мне со всех сторон заявляют, что лейтенант Шмидт, приговоренный к смертной казни, психически больной человек и его преступные действия объясняются только его болезнью. Все заявления мне делаются с просьбой доложить о сем Вашему Императорскому Величеству». Сохранилась резолюция императора: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что если бы Шмидт был душевнобольным, то это было бы установлено судебной экспертизой». Но ни один психиатр не согласился(!) ехать в Очаков для освидетельствования Шмидта. Воспротивились кадеты: «Как это - наш герой и вдруг сумасшедший! Нет уж пусть лучше его расстреляют!» И экспертиза не состоялась.

Шмидт с несколькими сообщниками - это унтер-офицеры Частник, Гладков, Антоненко, - был расстрелян 6 марта 1906 года на острове Березань. Командовал расстрелом однокашник лейтенанта по Морскому корпусу, командир канонерской лодки «Терец» капитан 2-го ранга Михаил Ставраки.

Кстати, в ходе процесса безумно нажились издатели, которые чудовищными тиражами печатали и продавали открытки с портретами Шмидта. Он такой, он сякой, он в белом кителе, он в черном кителе... Шмидт, как бы мы сказали теперь, стал брендом революции 1905 года.

Вскоре состоялись процессы над остальными участниками Севастопольского вооруженного мятежа. Кроме очаковцев по ним проходили: 180 матросов, 127 солдат саперной роты, 25 солдат Брестского полка, 2 солдата 49-го запасного батальона, 5 солдат-артиллеристов и 11 гражданских лиц.

Приговор, и особенно его исполнение, наделал много шума. Дело Шмидта освещалось в американской и европейской прессе.
Более других удивляет коллективное послание 28 офицеров турецкой армии и флота по поводу казни на острове Березань в петербургские газеты «Русь» и «Путь»: «Свершилось неслыханное преступление - доблестный лейтенант Петр Петрович Шмидт казнен... Полные негодования, мы, нижеподписавшиеся офицеры армии и флота Оттоманской империи, собравшиеся в количестве 28 человек… В наших сердцах лейтенант Шмидт всегда останется великим борцом и страдальцем за права человека. Он будет учителем нашему потомству... Вместе с русским народом мы присоединяем свой крик «Долой смертную казнь!» «Да здравствует гражданская свобода!»
В кои-то веки у турецких офицеров проснулись столь гуманистические порывы. (Интересно, куда они подевались во время геноцида армян в 1915 и в 1918 годах. И не был ли продиктован сей пассаж разочарованием от неудачной сепаратистской вылазки, ведущей к развалу столь ненавистного османам Черноморского флота и отделению от России бывших территорий Порты. Загадка… но и откровенно бесцеремонное вторжение во внутренние дела чужого государства.)
Либеральная пресса России, как это принято, осуждала жестокость властей, объявив Шмидта совестью нации и буревестником революции.
Вскоре после казни Шмидта эсеры-террористы убили адмирала Чухнина. Он был похоронен в севастопольском Владимирском соборе, усыпальнице прославленных русских флотоводцев.
В этом же соборе в 1909 году упокоился прах адмирала и сенатора Владимира Шмидта, так и не оправившегося от «сюрпризов» племянника.
Его сводный брат, ярый монархист, герой обороны Порт-Артура, Владимир Петрович Шмидт, из-за позора, обрушившегося на семью, изменил фамилию на ШмиТТ. В разрозившуюся после октябрьского переворота Гражданскую войну воевал на стороне Белой Армии и в финале эмигрировал. Дальнейшая его судьба для публичной истории не известна.

Потом события пятого года подзабылись - в России было слишком много других. Началась великая и страшная война. Но чужая посмертная слава - это валюта политиков. В апреле 1917 года Керенский, выступая в Севастополе, объявил торжественно, что лейтенант Шмидт - это гордость и слава русской революции и Черноморского флота. Шмидта и расстрелянных с ним на острове Березань торжественно выкопали, положили в серебряные гробы и повезли, как православные мощи, по городам России.

А затем захоронили в Севастополе.
Потом пришла новая власть, большевистская. А Шмидт был герой-одиночка, гордый революционер... Вот именно таких любил товарищ Троцкий. И новая волна славы Шмидта - это благодаря Троцкому. Когда Троцкий стал наркомвоенмором, то есть главой армии и флота, то распорядился поднять Шмидта на щит. А поскольку тот был единственный революционный морской офицер-герой, то в назидание всему морскому офицерству набережная Невы возле Морского кадетского корпуса и мост, которые носили имя царя Николая Павловича были переименованы в набережную и мост лейтенанта Шмидта. Это было решением Троцкого и Зиновьева, партийного вождя Петрограда. Тогда же двенадцать (!) кораблей Рабоче-Крестьянского красного флота получили имя «Лейтенант Шмидт». Может, оттуда и пошло впервые выражение «сыновья лейтенанта Шмидта»?
Выступая на суде Шмидт в своём «последнем слове» сказал
- Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения пережитых лет. А впереди я вижу молодую, обновленную, счастливую Россию.
Насчет первого Шмидт был абсолютно прав: за его спиной остались страдания людей и потрясения. Но что касается «молодой, обновленной и счастливой России», то Шмидту не суждено было узнать, как глубоко он ошибался. Через 10 лет после расстрела Шмидта, его сын, молодой юнкер Е. П. Шмидт, почти один в один повторив судьбу своего сводного брата, добровольцем ушел на фронт и геройски воевал «За Веру, Царя и Отечество». В 1917 году он категорически не принял Октябрьский переворот и ушел в Белую армию. Прошел весь ее путь от Добровольческой армии до крымской эпопеи барона Врангеля. В 1921 году пароход увез Евгения Шмидта от севастопольской пристани за границу, далеко от тех мест, где в 1905 году его отец помогал тем, кто сейчас поработил его Родину и гнал его самого на чужбину.
«За что ты погиб, отец? - спрашивал его в изданной за границей книге Евгений Шмидт, - Неужели для того, чтобы твой сын увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатанные подлыми руками наемных убийц, растлителей своего народа?».

Политические оценки Севастопольского мятежа весьма спорны, неоспорима лишь роль личности в том или ином историческом событии. Роль трезвой и разумной или неустойчивой и неадекватной личности. А может быть, везучей или невезучей, по морскому кодексу. Ведь и восстание, если оно заканчивается провалом, - всего лишь бунт.

Что касается возлюбленной Шмидта, Зинаиды Ризберг, то в феврале 1906 года она присутствовала в Очакове на суде по делу мятежного лейтенанта. Когда прокурор Ронжин зачитал обвинительный приговор, а военно-морской судья Воеводский вынес решение: «Отставного лейтенанта... лишить прав... и подвергнуть смертной казни через повешение» (было заменено расстрелом), последняя любовь «красного адмирала» украдкой зевнула и сказала спутнику, что «очень проголодалась и хочет семги».
Тем не менее, уже в весьма зрелом возрасте она выхлопотала себе от Советского государства персональную пенсию. Ей её назначили как «соратнице революционера»! В качестве подтверждения своих отношений с лейтенантом Зинаида Ризберг предоставила письменные свидетельства, романтические письма Шмидта к ней.

По материалам Internet’a.

Выражение «сын лейтенанта Шмидта» прочно закрепилось в русском языке как синоним афериста и мошенника благодаря роману Ильфа и Петрова «Золотой телёнок».

А вот о человеке, за сыновей которого выдавали себя ушлые мошенники во времена создания романа, сегодня знают куда меньше.

Прославленный как герой первой русской революции, спустя десятилетия Пётр Петрович Шмидт оказался где-то на периферии внимания историков, не говоря уже о простых обывателях.

Те же, кто помнят о Шмидте, в своих оценках расходятся кардинально — для одних он идеалист, мечтавший о создании в России общества справедливости, для других — психически нездоровый субъект, патологический лживый, падкий на деньги, за высокими речами скрывавший эгоистические устремления.

Как правило, оценка Шмидта зависит от отношения людей к революционным событиям в России в целом. Те, кто считает революцию трагедией, склонны к негативному отношению к лейтенанту, те, кто полагает крушение монархии неизбежностью, относятся к Шмидту как к герою.

Женитьба с целью перевоспитания

Пётр Петрович Шмидт родился 5 (17) февраля 1867 года в Одессе. Практически все мужчины рода Шмидтов посвятили себя службе на флоте. Отец и полный тёзка будущего революционера Пётр Петрович Шмидт дослужился до звания контр-адмирала, был градоначальником Бердянска и Бердянского порта. Дядя, Владимир Петрович Шмидт , носил чин полного адмирала, являлся кавалером всех российских орденов, был старшим флагманом Балтийского флота.

Пётр Шмидт в 1886 году окончил Петербургское морское училище, был произведён в мичманы и назначен на Балтийский флот.

Среди своих сослуживцев Пётр Шмидт выделялся неординарностью мышления, разносторонними интересами, любовью к музыке и поэзии. Молодой моряк был идеалистом — ему претили жёсткие нравы, царившие в ту пору на царском флоте. Избиения низших чинов, «палочная» дисциплина казались Петру Шмидту чудовищными. Сам он в отношениях с подчинёнными быстро обрёл славу либерала.

Но дело не только в особенностях службы, Шмидту казались неправильными и несправедливыми устои царской России в целом. Офицеру флота предписывалось чрезвычайно тщательно выбирать спутницу жизни. А Шмидт влюбился буквально на улице, в молодую девушку, которую звали Доминика Павлова . Проблема заключалась в том, что возлюбленная моряка оказалась… проституткой.

Шмидта это не остановило. Возможно, сказалось его увлечение Достоевским , но он решил, что женится на Доминике и перевоспитает её.

Они обвенчались сразу после того, как Пётр окончил училище. Этот смелый шаг лишал Шмидта надежд на большую карьеру, но это его не испугало. В 1889 году у пары родился сын, которого назвали Евгением .

Добиться исправления своей возлюбленной Шмидту не удалось, хотя брак их продлился больше полутора десятилетий. После развода сын остался с отцом.

Капитан торгового флота

Отец Петра Шмидта брак сына принять и понять не смог, вскоре скончавшись. Пётр уволился со службы по болезни в чине лейтенанта, отправился с семьёй в путешествие в Европу, где увлёкся воздухоплаванием, пытался зарабатывать с помощью показательных полётов, но в одном из них получил травму при приземлении и вынужден был оставить это увлечение.

В 1892 году он восстановился на службе во флоте, однако характер и взгляды приводили к постоянным конфликтам с консервативно настроенными сослуживцами.

В 1889 году, увольняясь со службы, Шмидт сослался на «нервное заболевание». Впоследствии при каждом новом конфликте его оппоненты будут намекать на психические проблемы офицера.

В 1898 году Пётр Шмидт снова уволен с военного флота, но получил право служить на флоте коммерческом.

Период с 1898 по 1904 годы в его жизни стал, пожалуй, самым счастливым. Служба на кораблях Российского общества пароходства и торговли (РОПиТ) была трудной, но хорошо оплачиваемой, профессиональными навыками Шмидта работодатели были довольны, а «палочной» дисциплины, претившей ему, тут не было и в помине.

Однако в 1904 году Петра Шмидта вновь призывают на службу как офицера запаса флота в связи с началом русско-японской войны.

Любовь за 40 минут

Лейтенант был назначен старшим офицером на угольный транспорт «Иртыш», приписанный к 2-й Тихоокеанской эскадре, который в декабре 1904 года с грузом угля и обмундирования вышел вдогонку эскадре.

2-ю Тихоокеанскую эскадру ждала трагическая судьба — она была разгромлена в Цусимском сражении. Но сам лейтенант Шмидт в Цусиме не участвовал. В январе 1905 года в Порт-Саиде он был списан с корабля из-за обострения болезни почек. Проблемы с почками у Шмидта начались как раз после травмы, полученной во время увлечения воздухоплаванием.

Лейтенант возвращается на Родину, где уже гремят первые залпы первой русской революции. Шмидт переведён на Черноморский флот и назначен командиром миноносца № 253, базирующегося в Измаиле.

В июле 1904 года лейтенант, не получая разрешения у командования, выехал в Керчь, чтобы помочь сестре, у которой возникли серьёзные семейные проблемы. Ехал Шмидт на поезде, проездом остановившись в Киеве. Там на Киевском ипподроме Пётр познакомился с Зинаидой Ивановной Ризберг . Она же вскоре оказалась его попутчицей в поезде Киев - Керчь. Ехали вместе 40 минут, 40 минут говорили. И Шмидт, идеалист и романтик, влюбился. У них возник роман в письмах — именно о нём вспоминает герой Вячеслава Тихонова в фильме «Доживём до понедельника».

Этот роман протекал на фоне всё более разгорающихся событий, которые докатились и до главной базы Черноморского флота в Севастополе.

Клятва над могилой

Пётр Шмидт не участвовал ни в каких революционных комитетах, но с энтузиазмом встретил царский манифест от 17 октября 1905 года, гарантирующий «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов».

Офицер в восторге — его мечты о новом, более справедливом устройстве русского общества начинают реализовываться. Он оказывается в Севастополе и участвует в митинге, на котором призывает освободить политических заключённых, томящихся в местной тюрьме.

Толпа идёт к тюрьме и попадает под огонь правительственных войск. 8 человек убито, более полусотни ранено.

Для Шмидта это становится глубоким потрясением. В день похорон убитых, которые вылились в манифестацию с участием 40 тысяч человек, у могилы Пётр Шмидт произносит речь, которая буквально за пару дней делает его знаменитым на всю Россию: «У гроба подобает творить одни молитвы. Но да уподобятся молитве слова любви и святой клятвы, которую я хочу произнести здесь вместе с вами. Души усопших смотрят на нас и вопрошают безмолвно: «Что же вы сделаете с этим благом, которого мы лишены навсегда? Как вы воспользуетесь свободой? Можете ли вы обещать нам, что мы последние жертвы произвола?» И мы должны успокоить смятенные души усопших, мы должны поклясться им в этом. Клянёмся им в том, что мы никогда не уступим ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав. Клянусь! Клянёмся им в том, что всю работу, всю душу, самую жизнь мы положим на сохранение нашей свободы. Клянусь! Клянёмся им в том, что свою общественную работу мы всю отдадим на благо рабочего неимущего люда. Клянёмся им в том, что между нами не будет ни еврея, ни армянина, ни поляка, ни татарина, а что все мы отныне будем равные и свободные братья великой свободной России. Клянёмся им в том, что мы доведём их дело до конца и добьёмся всеобщего избирательного права. Клянусь!»

Лидер восстания

За эту речь Шмидт был немедленно арестован. Предавать его суду власти не собирались — за крамольные речи офицера намеревались отправить в отставку.

Но в городе в тот момент уже фактически началось восстание. Власти всеми силами пытались подавить недовольство.

В ночь на 12 ноября был избран первый Севастопольский Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов. На следующее утро началась всеобщая забастовка. Вечером 13 ноября депутатская комиссия, состоявшая из матросов и солдат, делегированных от разных родов оружия, в том числе от семи судов, пришла к Шмидту, освобождённому и ждавшему отставки, с просьбой возглавить восстание.

К этой роли Пётр Шмидт был не готов, однако, прибыв на крейсер «Очаков», чья команда стала ядром восставших, он оказывается увлечён настроениями моряков. И лейтенант принимает главное решение в своей жизни — он становится военным руководителем восстания.

14 ноября Шмидт объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт». В тот же день он отправил телеграмму Николаю II : «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». На корабль к отцу прибывает и его 16-летний сын Евгений, который участвует в восстании вместе с отцом.

Команде «Очакова» удаётся освободить часть ранее арестованных матросов с броненосца «Потёмкин». Власти тем временем блокируют мятежный «Очаков», призывая восставших сдаться.

15 ноября над «Очаковом» поднято красное знамя, и революционный крейсер принимает свой первый и последний бой.

На других кораблях флота восставшим не удалось взять ситуацию под свой контроль. После полуторачасового сражения восстание было подавлено, а Шмидт и другие его руководители арестованы.

От расстрела до почестей

Суд над Петром Шмидтом проходил в Очакове с 7 по 18 февраля 1906 года в закрытом режиме. Лейтенанта, присоединившегося к восставшим матросам, обвиняли в том, что он готовил мятеж, находясь на действительной военной службе.

20 февраля 1906 года Пётр Шмидт, а также трое зачинщиков восстания на «Очакове» — Антоненко , Гладков , Частник — были приговорены к смертной казни.

6 марта 1906 года приговор был приведён в исполнение на острове Березань. Командовал расстрелом сокурсник Шмидта по училищу, друг его детства Михаил Ставраки . Самого Ставраки спустя 17 лет, уже при советской власти, нашли, судили и тоже расстреляли.

После Февральской революции останки Петра Петровича Шмидта были перезахоронены с воинскими почестями. Приказ о перезахоронении отдал будущий Верховный правитель России адмирал Александр Колчак . В мае 1917 года военный и морской министр Александр Керенский возложил на могильную плиту Шмидта офицерский Георгиевский крест.

Беспартийность Шмидта сыграла на руку его посмертной славе. После Октябрьской революции он остался среди самых почитаемых героев революционного движения, что, собственно, и стало причиной появления людей, выдававших себя за сыновей лейтенанта Шмидта.

Настоящий сын Шмидта воевал в армии Врангеля

Единственный реальный сын Петра Шмидта, Евгений Шмидт, в 1906 году был освобождён из тюрьмы как несовершеннолетний. Уже после Февральской революции Евгений Шмидт подал прошение Временному правительству о разрешении присоединить к носимой им фамилии слово «Очаковский». Молодой человек пояснил, что это желание вызвано стремлением сохранить в своём потомстве воспоминание об имени и трагической смерти его отца-революционера. В мае 1917 года такое разрешение сыну лейтенанта Шмидта было дано.

Октябрьскую революцию Шмидт-Очаковский не принял. Более того, он воевал в Белой армии, в ударных частях барона Врангеля , и покинул Россию после окончательного поражения Белого движения. Он скитался по разным странам; прибыл в Чехословакию, где в 1926 году выпустил книгу «Лейтенант Шмидт. Воспоминания сына», полную разочарования в идеалах революции. Книга, однако, успеха не имела. В среде эмиграции к сыну лейтенанта Шмидта относились даже не с подозрением, его просто не замечали. В 1930 году он перебрался в Париж, и последние двадцать лет его жизни ничем примечательным отмечены не были. Он жил в бедности и умер в Париже в декабре 1951 года.

Последняя возлюбленная лейтенанта, Зинаида Ризберг, в отличие от его сына, осталась в Советской России и даже получала от властей персональную пенсию. На основе сохранённой ей переписки с Петром Шмидтом были созданы несколько книг, и даже снят фильм.

Но лучше всего имя лейтенанта Шмидта сохранилось в истории благодаря сатирическому роману Ильфа и Петрова. Удивительная ирония судьбы…

"Сегодня дивное утро, я проснулся очень рано, открыл окно, на меня пахнуло утром, свежестью и радостью, и я подумал о вас. Мне легче с думою о вас, думы отводят грусть, дают энергию к работе. Наша мимолетная, обыденная, вагонная встреча, наше медленно, но идущее все глубже сближение в переписке, моя вера в вас - все это наводит меня часто на мысль о том, пройдем ли мы бесследно для жизни, друг для друга. И если не бесследно, то что принесем друг другу: радость или горе?.."

Знакомство

Революция 1905 года вывела на авансцену политической жизни немало незаурядных личностей, но даже на их фоне Шмидт выглядел необычно. Прежде всего потому, что многие его поступки выглядели попросту безумными. Возможно, виной тому не лучшая наследственность: его двоюродный дед закончил свои дни в лечебнице, двое старших братьев умерли в юности от "мозговой горячки", сестра Мария страдала нервными припадками, которые в итоге довели ее до самоубийства...

Морскую службу на Черноморском флоте он начал с истерики в кабинете командующего флотом адмирала Кулагина: "Находясь в крайне возбужденном состоянии, говорил самые несуразные вещи". Одной из причин нервного срыва было поведение жены, бывшей проститутки, которая упрямо не желала перевоспитываться. Молодого офицера отправили в морской госпиталь, а оттуда в длительный отпуск. Выйдя из клиники, Шмидт был уволен со службы в чине лейтенанта. И, получив наследство умершей тети, уехал в Париж, где поступил в школу воздухоплавания. Однажды шар потерпел аварию, Шмидт ударился о землю и заполучил хроническую болезнь почек...

Весной 1892 года Петр снова попросился на флотскую службу. Оказавшись на Дальнем Востоке, он сменил чуть ли не все военные корабли и ни на одном не ужился. Испортить отношения он умудрился даже с командующим эскадрой контр-адмиралом Григорием Чухниным, старым знакомым своего дяди. В 1898 году тот избавился от беспокойного лейтенанта, вторично уволив его в запас.

За время знакомства Петр Шмидт и Зинаида Ризберг виделись два раза

А в 1904 году разразилась Русско-японская война. Из-за больших потерь моряков Шмидт был снова призван на флот и назначен старшим офицером транспорта "Иртыш", который должен был отправиться на Дальний Восток с русской эскадрой. Но по пути, в Египте, его списали с корабля якобы из-за почечной болезни - на самом деле капитан устал от его выходок...

Возвращаясь из Порт-Саида в Севастополь, Шмидт узнает о начале революции в России. И с головой, как в омут, бросится в классовую борьбу. А в августе 1905 года, в вагонном купе, он познакомится с Зинаидой (Идой) Ризберг. И засыплет ее нежными, нервными, требовательными письмами.

"Велика ли во мне сила убеждения и чувства? Вынослив ли я? На первый вопрос отвечу вам: да, силы убеждения и чувства во мне много, и я могу, я знаю, охватить ими толпу и повести за собой. На второе скажу вам: нет, я не вынослив, а потому все, что я делаю, это не глухая, упорная, тяжелая борьба, а это фейерверк, способный осветить другим дорогу на время, но потухающий сам. И сознание это приносит мне много страдания, и бывают минуты, когда я готов казнить себя за то, что нет выносливости во мне".

Бунт

18 октября 1905 года войска расстреляли в Севастополе мирную демонстрацию, вышедшую отпраздновать манифест Николая II "О даровании прав". В ее рядах был и Шмидт, который на другой день был избран членом Совета народных депутатов и выступил с речью в городской Думе. После чего никому не известный лейтенант стал на глазах набирать политический вес. Он выступал почти каждый день, обещал отдать жизнь за народ, плакал сам и вызывал слезы у слушателей. Его арестовали, но скоро выпустили, боясь волнений.

А 11 ноября начались волнения на крейсере "Очаков", еще не введенном в строй и стоявшем на ремонте в Севастополе.

Его команда - 380 человек - собранная "с бору по сосенке", оказалась легкой мишенью для революционной пропаганды. 14 ноября Шмидт явился на мятежный корабль и объявил, что городской Совет назначил его новым командиром вместо прежнего, бежавшего на берег вместе с другими офицерами. Матросы встретили эти слова громовым "ура".

Один из участников собрания увидел его таким: "Выше среднего роста, на вид лет 43, худощавый, шатен; бледное лицо и впалые щеки придавали ему вид человека, перенесшего много страданий". Чего хотел лейтенант, неясно до сих пор. На совещании мятежников он заявил, что планирует поднять на восстание флот и заставить царя созвать Учредительное собрание. По другой версии - собирался отделить Крым от России и стать его президентом. По третьей - пойти походом на Москву и Петербург.

В любом случае шансы Шмидта добиться цели были ничтожно малы. Правда, восставшие сумели захватить помимо "Очакова" еще 14 кораблей, но никто из офицеров не встал на их сторону; корабли не могли даже выйти из бухты. К тому же офицеры сумели увезти с собой или испортить замки на орудиях. Без вооружения, топлива и продуктов восстание было обречено на поражение. Понимая это, мятежники захватили портовый арсенал, реквизировали запасы продовольствия на складах, а заодно взяли в заложники больше сотни офицеров.

На рассвете 15 ноября Шмидт велел поднять над "Очаковом" красный флаг и дать сигнал: "Командую флотом. Шмидт". После этого обошел на миноносце "Свирепый" стоявшую на якоре эскадру, призывая моряков перейти на его сторону. В ответ лишь на броненосце "Святой Пантелеймон", бывшем "Потемкине", подняли красное знамя. На остальных кораблях матросы молчали, а офицеры обзывали лейтенанта бандитом и изменником.

Завершив обход, он разрыдался: "Кругом рабы! Будь проклят, рабский город! Уйдем отсюда в Одессу, в Феодосию, куда угодно!"

Новые письма Зинаиде Ризберг он будет писать уже из тюрьмы.

"Обидно быть оторванным от жизни в тот момент, когда она забила могучим ключом... По моей коробке, в которой я сижу, можно сделать только два шага. Чтобы не задохнуться, воздух мне накачивают через трубу. Дайте мне счастье. Дайте мне хоть немного счастья, чтобы я был силен и вами и не дрогнул, не сдался в бою..."

Бой

Он и впрямь не сдался в решающем бою. И действовал довольно грамотно: прежде всего потребовал от вице-адмирала Чухнина не стрелять по "Очакову", угрожая в противном случае ежечасно вешать на реях заложников. Затем прикрылся от атаки с берега минным транспортом "Буг" - его взрыв угрожал разрушением половины Севастополя. А на переговоры соглашался только после вывода эскадры из порта, а верных правительству войск - из города. Однако власти не собирались долго разговаривать. Канонерка "Терец" подошла к "Бугу" и сумела затопить его. В 16.00 эскадра открыла огонь по "Очакову" и другим восставшим кораблям.

Ты прости меня, моя голубка, нежно, безумно любимая, что я пишу тебе так, говорю тебе "ты", но строгая, предсмертная серьезность моего положения позволяет мне бросить все условности

После первых залпов матросы стали прыгать в воду. Среди общей паники запертые в кубрике офицеры сумели выбраться, сорвали красный флаг и подняли белый. Погибло не менее 40 восставших, среди моряков эскадры потерь не было. Бой длился всего 45 минут.

Испачканный сажей лейтенант Шмидт попытался выдать себя за кочегара, но был сразу разоблачен. Его перевезли на флагманский броненосец "Ростислав", потом в гарнизонную тюрьму и далее в крепость Очаков.

Ждать суда.

"Я писал тебе при всякой возможности, но письма эти, верно, не доходили, ты прости меня, моя голубка, нежно, безумно любимая, что я пишу тебе так, говорю тебе "ты", но строгая, предсмертная серьезность моего положения позволяет мне бросить все условности.

Знаешь, в чем был и есть источник моих страданий, - в том, что ты не приехала... Ведь ты не знаешь, что перед казнью дают право прощаться, и я бы спросил тебя, а тебя нет. Это было бы для меня страшным и последним горем в моей жизни..."

Суд

Суд над восставшими начался в Очакове 7 февраля 1906 года. Общественное мнение было на стороне Шмидта, его защищали лучшие русские адвокаты. Они утверждали, что предание его военно-полевому суду незаконно, поскольку он к моменту ареста не состоял на военной службе. Или вообще требовали его освобождения от суда как невменяемого.

Однако Шмидт категорически отказался от освидетельствования. А 14 февраля произнес длинную - более чем разумную - речь в свое оправдание. Он назвал себя монархистом, говорил, что не хотел революции и кровопролития. Неожиданно признался в любви к главному врагу: "Если бы мне удалось хотя бы один час провести с адмиралом Чухниным, мы сошлись бы на любви к народу и плакали бы вместе". Речь вызвала протесты у обвиняемых матросов с "Очакова" - знай они, что Шмидт монархист, ни за что не пустили бы его на корабль!

В тюрьме лейтенанта навещали сестра и Ида Ризберг; последняя, увидев узника, рухнула на нары с криком: "Бедный Петя!"

"Завтра ты войдешь ко мне, чтобы соединить свою жизнь с моей и так идти со мной, пока я живу. Мы почти не виделись с тобой... Духовная связь, соединившая нас на расстоянии, дала нам много счастья и много горя, но единение наше в слезах наших, и мы дошли до полного, почти неведомого людям духовного слияния в единую жизнь".

18 марта Петра Шмидта приговорили к повешению, а еще троих очаковцев - Сергея Частника, Никиту Антоненко и Александра Гладкова - к расстрелу. У Шмидта болело горло, он просил сестру прислать лекарство: "Что же, меня будут вешать за больное горло?" Однако Чухнин смилостивился и заменил повешение "расстрелянием".

Накануне к нему в камеру пришла Зинаида Ризберг. Через много лет она расскажет об этом:

"Петр Петрович ждал меня у окна. Когда я вошла, он подошел ко мне, протягивая обе руки. Потом заметался по каземату, схватившись рукой за голову... Из груди его вырвался глухой стон, он опустил голову на стол, я положила свои руки на его и стала успокаивать. До сегодняшней встречи мысль о смертной казни была чем-то отвлеченным, вызывалась рассудком, и после свидания, когда я увидела Шмидта, услышала его голос, увидела его живым, реальным человеком, любящим жизнь, полным жизни, этой мысли было трудно вместиться в моем мозгу..."

Казнь состоялась 6 марта на безлюдном островке Березань, Командовал Михаил Ставраки, друг детства Шмидта, сидевший с ним за одной партой. Подойдя к лейтенанту, стоявшему перед строем солдат, он перекрестился и встал на колени. Петр Петрович сказал: "Вели лучше своим людям целиться прямо в сердце".

Последнее письмо

После революции капитан 2-го ранга Ставраки был расстрелян. Еще раньше был убит вице-адмирал Чухнин: революционеры открыли на него настоящую охоту, в июне 1906 года Чухнина застрелил на собственной даче садовник-матрос Акимов, позже ставший под псевдонимом Николай Никандров советским писателем-маринистом.

Чухнина похоронили в севастопольском Владимирском соборе рядом с Нахимовым и Корниловым. Казненный им Шмидт был зарыт на Березани; его тело не отдали родным. Популярность покойного была такова, что в нескольких городах появились фальшивые "сыновья". А настоящий сын Евгений не принял Советскую власть, воевал против нее в армии Врангеля, выпустил в эмиграции воспоминания об отце.

Торжественно отмеченное 20-летие революции 1905 года подняло популярность Шмидта на новую высоту: его перезахоронили на севастопольском кладбище Коммунаров, его именем называли улицы, ему посвящали поэмы (одну из них написал Борис Пастернак).

Появились и новые самозванцы, что комически обыграли Ильф и Петров в истории о "детях лейтенанта Шмидта". Вряд ли авторам позволили бы так вольно шутить по поводу других героев революции. Но к Шмидту советский агитпроп всегда относился свысока: путаник, неудачник, неврастеник...

Таким он, в сущности, и был. Но это не может обесценить его безрассудную смелость - одинокого борца с системой, которую так высоко ставит наша история.

И это не может обесценить его странную, короткую и безответную любовь.

Зинаида Ризберг: "18 февраля приговор прочли в окончательной форме и разрешили нам проститься тут же, в здании суда. Я могла прильнуть к его руке... Он обнял меня, обнял сестру и заторопился... Присяжный поверенный... передал мне последнее письмо Шмидта".

"Прощай, Зинаида! Сегодня принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7-8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мне последние дни. Живи, Зинаида. ...Люби жизнь по-прежнему... Иду на [смерть] бодро, радостно и торжественно. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива. Я счастлив, что исполнил свой долг. И, может быть, прожил недаром".

* На плечах Шмидта погоны с двумя просветами. Такие полагались старшим офицерам. Подав в отставку, лейтенант Петр Шмидт полагал, что при увольнении ему пожалуют новый чин, и даже сфотографировался с соответствующими погонами. Не сбылось...

Письма Петра Шмидта публикуются по книге Зинаиды Ризберг "Лейтенант П.П. Шмидт. Письма, воспоминания, документы" (М., 1922).