История россии с древнейших времен. Сергей михайлович соловьев

Начало 20-х годов XVIII века - 1725

Девятая книга сочинений С.М. Соловьева включает семнадцатый и восемнадцатый тома «Истории России с древнейших времен». В них продолжено начатое в предыдущих томах повествование о царствовании Петра I, освещены события внешней политики России, изменения внутри страны, годы, последовавшие за смертью императора.

История России с древнейших времен. Книга X

1725-1740

Десятая книга сочинений С.М. Соловьева включает девятнадцатый и двадцатый тома «Истории России с древнейших времен». Девятнадцатый том освещает события последних лет царствования Екатерины I, кратковременное царствование Петра II и первые три года - императрицы Анны Иоанновны. Двадцатый том целиком посвящен царствованию Анны Иоанновны, вплоть до ее смерти в 1740 г.

История России с древнейших времен. Книга XI

1740-1748

Одиннадцатая книга сочинений С.М. Соловьева включает двадцать первый и двадцать второй тома «Истории России с древнейших времен». Она освещает события со второй половины 1740 по 1748 г. периода царствования императрицы Елизаветы Петровны.

История России с древнейших времен. Книга XII

1749-1761

В двенадцатую книгу сочинений С.М. Соловьева включены двадцать третий и двадцать четвертый тома «Истории России с древнейших времен», освещающие события последних тринадцати лет царствования императрицы Елизаветы Петровны - с 1749 г. вплоть до ее смерти в 1761 г.

История России с древнейших времен. Книга ХIII

Тринадцатая книга сочинений С.М. Соловьева включает в себя двадцать пятый и двадцать шестой тома «Истории России с древнейших времен». Двадцать пятый том охватывает период царствования Петра III и начало царствования Екатерины II; двадцать шестой - продолжение царствования Екатерины II до 1765 г.

История России с древнейших времен. Книга XIV

1766-1772

Четырнадцатая книга сочинений С.М. Соловьева включает двадцать седьмой и двадцать восьмой тома «Истории России с древнейших времен». Двадцать седьмой том охватывает период царствования Екатерины II в 1766 и первой половине 1768 года; двадцать восьмой - освещает события 1768-1772 годов.

История России с древнейших времен. Книга XV

Пятнадцатая книга сочинений С.М. Соловьева включает последний, двадцать девятый том «Истории России с древнейших времен». В двадцать девятом томе, оставшемся незаконченным, продолжено начатое в предыдущих томах повествование о царствовании Екатерины II, освещены события внутренней и внешней политики 1768-1774 гг.

Петровские чтения

Двухсотлетний юбилей великого человека — это значит, что мы обладаем материалами, средствами оценивать его величие, накопившимися в продолжение 200 лет.

Каждое историческое явление объясняется рядом предшествовавших явлений и потом всем последующим. 200 лет думал русский человек о Петре, и, говоря это, мы не подвергаемся обвинению в большой неточности, потому что великий человек, о котором идет речь, является в истории очень рано, 10 лет, и является на самом видном месте, следовательно, вычет не велик, 200 лет без чего-нибудь русский человек думал о Петре, думал постоянно: что же он надумал?

История России с древнейших времен. Книга I. Русь изначальная

Книга включает в себя первый и второй тома главного труда жизни С. М. Соловьева — «История России с древнейших времен». Первый том охватывает события с древнейших времен до конца правления киевского великого князя Ярослава Владимировича Мудрого; второй — с 1054 по 1228 г.

История России с древнейших времен. Книга III

1463—1584

Третья книга сочинений С.М. Соловьева включает пятый и шестой тома «Истории России с древнейших времен». Пятый том освещает события периода княжений Ивана III и Василия III; центральное место в шестом томе отведено царствованию Ивана Грозного.

История России с древнейших времен. Книга IV

1584-1613

В четвертую книгу сочинений С.М. Соловьева включены седьмой и восьмой тома «Истории России с древнейших времен». Она освещает события от начала царствования Федора Иоанновича и до освобождения Москвы от иностранных интервентов и возведения на престол Михаила Романова.

Сергей Михайлович Соловьев -- крупнейший историк дореволюционной России. Его выдающийся вклад в развитие русской исторической идеи признавали ученые различных школ и направлений. "В жизни ученого и писателя главные биографические факты -- книги, важнейшие события -- мысли. В истории нашей науки и литературы было немного жизней, столь же обильных фактами и событиями, как жизнь Соловьева", -- так писал о Соловьеве его ученик, историк В.О. Ключевский. Действительно, несмотря на сравнительно недолгую жизнь, Соловьев оставил огромное творческое наследие -- опубликовано свыше 300 его произведений общим объемом более тысячи печатных листов. Это -- подвиг ученого, равного которому не было в русской исторической науке ни до Соловьева, ни после смерти. Его труды прочно вошли в сокровищницу отечественной и мировой исторической мысли.

Имя Соловьёва известно не только историкам, поскольку его 29-томная "История России с древнейших времен" принесла большой вклад для науки. Написание данного труда являлась смыслом жизни историка. Его работа оставалась предметом изучения и обсуждения на протяжении длительного времени, содействуя разработке отечественной государственной теории.

Хороший знакомый Соловьева В.И. Герье писал: "С.М. Соловьев вообще не любил борьбы, полемики с ложными тенденциями в науке и общественной жизни. Полемика нарушала правильное течение его научных занятий, которое сделалось для него нравственной потребностью".

Соловьев стал широко известен в народе в середине XIX в.

Сергей Михайлович называл Историю государства Российского - величайшей поэмой, восхваляющее славянское государство. Он подчеркивал, что у Карамзина вполне точно отразилось сознание того, что "из всех славянских народов народ русский один образовал государство, не только не утратившее своей самостоятельности, как другие, но громадное, могущественное, с решительным влиянием на исторические судьбы мира".

Историк видел необходимость того, что на смену литературной истории российского государства должна встать история научная. Именно это его и подтолкнуло к написанию новой "Истории России", которая в свою очередь отвечала всем требованиям современной науки. Подходил к этому делу Соловьёв ответственно, в полной мере осознавая важность сего труда. Однако тут он и столкнулся с непониманием.

Для начала, его не удовлетворяло отсутствие широкого философского взгляда на историю, поскольку он считал, что концепция, объясняющая ход истории лишь замыслом отдельной личности, недостаточно обоснована и не имеет достаточных оснований для того, чтобы быть правдивой.

Анализируя конкретно-исторический материал с других позиций, Соловьев сформулировал антропологический принцип изучения и понимания истории народа: "Наука указывает нам, что народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты как отдельные люди, как все живое, все органическое...". Впитав богатство современных идей, в том числе "Философии истории" Гегеля, Соловьев пришел к пониманию органической взаимосвязи исторических явлений.

Будучи студентом, Соловьёв с интересом изучал философские идеи Гегеля, размышляя о применимости данной философии к русской истории. В то время Гегель был кумиром московского студенчества.

Д.Л. Крюков, экономист А.И. Чивилев, правоведы П.Г. Редкий и Н.И. Крылов, историк и юрист К. Д. Кавелин, историк-медиевист Т.Н. Грановский -- все они были горячими поклонниками гегелевской философии и знатоками европейской историографии.

Как же тогда повлияло творчество Гегеля на Сергея Михайловича? На этот вопрос отчасти ответил сам историк: "Из гегелевских сочинений я прочел только "Философию истории"; она произвела на меня сильное впечатление; на несколько месяцев я сделался протестантом, но дальше дело не пошло, религиозное чувство коренилось слишком глубоко в моей душе, и вот явилась во мне мысль -- заниматься философиею, чтобы воспользоваться ее средствами для утверждения религии, христианства, но отвлеченности были не по мне; я родился историком". Так был сделан профессиональный выбор: не философия, а наука, не философия истории, а наука истории.

Соловьев очень вскоре перерос состояние увлеченности Гегелем и его работой "Философией истории".

В своё время, прочитав множество трудов западных учёных, Соловьев сделал вывод, что западные мыслители зачастую пренебрегали русской историей. Более того, русский народ не был у них включен в число "всемирно-исторических" народов. Соловьев прекрасно осознавал задачу, которая на тот момент времени стояла перед национальной русской мыслью -- построение философии русской истории и тем самым "включение" в ее состав философии истории вообще. И он оказывает большое влияние на становление русской истории как науки.

Соловьёв считал недостаточным "подключение" русского народа к числу всемирно-исторических только для выявления значения и специфики русского народа в истории по сравнению с западноевропейскими народами. Более важной казалась историку другая задача: разъяснение неполноты и незавершенности философско-исторического взгляда на всемирную историю в условиях игнорирования судеб русского и славянских народов. В этом он непосредственно видел непременное условие успешного познания назначения истории русского народа и сравнения его с народами западноевропейскими. Учёный вводил в философию истории новый элемент, то есть сам русский народ.

В 1841 г. в семинаре С.П. Шевырева Соловьев выступил со своей работой "Феософический взгляд на историю России". В этой его ранней работе были заложены важнейшие методологические основания исторической концепции ученого. Множество высказанных тогда мыслей прозвучит в программных работах зрелого С.М. Соловьева "Публичных чтениях о Петре Великом" (1872) и "Наблюдениях над исторической жизнью народов" (1868-1876)).

Постановка вопроса об особом качестве русского народа и специфике его исторической жизни среди других всемирно-исторических народов в "Феософическом взгляде" дана учёным в рамках его представления о двух "возрастах" народной жизни.

По словам Соловьёва, у любого народа бывает свой религиозный период -- детский, который характеризуется невысокой степенью образованности, бессознательным следованием религиозным догматам, а так же слепым повиновением духовным авторитетам. Второй возраст -- возмужалость народа, когда место религии занимает наука.

Это мнение ученого достаточно близко к концепции славянофилов, что в свою очередь наглядно нам показывает, что Соловьёв испытывал множество различных влияний с разных сторон. Многие года спустя, историк, сохранив общую структурную типологию общественного развития, не отказываясь от деления исторической жизни народа на два периода, изменил лишь сами названия категорий, называя их теперь как "возраст чувства" и "возраст мысли" Динамическое же развитие русского народа, по мнению ученого, вызвал Пётр Великий.

Во время заграничной поездки 1842-1844 гг. у Соловьева усилилось его критическое восприятие творчества Гегеля. Именно в этот период историк получил возможность глубоко ознакомиться с достижениями западноевропейской исторической науки. Тогда же он в основном определился в методологическом отношении. И первоначальное интуитивное чувство превратилось у него в осознанную методологическую позицию, основным признаком которой является непосредственно антигегелевская направленность мысли.

Соловьев в отношении роли русского народа во всемирно-историческом процессе придерживался иных взглядов, чем Гегель.

Для обоснования своей позиции Соловьев провел сопоставление России и Западной Европы по нескольким антитезам:

· "природа-мать" для Западной Европы -- "природа-мачеха" для России подчеркивала различия по специфике природных условий, объяснявшей различие результатов этногенеза. В отличие от европейских народов, закрытых новых азиатских варварских народов и поэтому имевших возможность развития национальности. Восточнославянские народы такой возможности, к сожалению, не имели.
· На Западе монархические государства были результатом завоевания и насильственного покорения местного населения германскими племен. А насилие, в соответствии с законом диалектики, порождает свою противоположность -- борьбу за свободу и, как следствие, -- революцию. У славян же ни деспотическая форма правления в силу смешанного характера населения, ни республика в силу обширности территории, ни монархическая власть, основанная на завоевании, утвердиться не могли. Славяне сами пришли к мысли о необходимости власти, и, по мнению Соловьёва, это и является их заслугой. Собственно говоря, русская история, как считал Соловьев, начинается с началом русской государственности, то есть с утверждением Рюрика князем среди северных племен славянских и финских.

Тогда, отказавшись от гегелевской трехэлементной триады, и выдвинув в свою очередь четырехэлементную: Восток-Античность-Западная Европа-Россия, Соловьев отказался от диалектики гегелевской формы, предложив взамен собственную философско-историческую конструкцию.

Для Сергея Михайловича народы имеют самостоятельное значение, хотя и разное. Он видел в специфике исторической жизни народов, их религии и форм государственности продукт реальных географических, этнографических и исторических условий жизни.

Но всем этим размышлениям Соловьев все-таки обязан Гегелю. Очевидно, что Гегель оставил глубокий след в методологическом становлении Соловьева и в его творчестве.

Исключительная ценность государства во взглядах учёного также отсылается на Гегеля.

Дух русского народа проявился в особом отношении к государству.

Государство -- это ценностно-значимое явление русской истории вне зависимости от симпатий и антипатий. Соловьев считал, что ценностные ориентации народа не подлежат нравственному осуждению. Задача его, как учёного их, понять, при этом ни в коем случае не допускать модернизации.

Тем не менее, идеи Гегелевской философии Соловьёв сознательно использовал.

Одной из таких идей являлось понятие об арийских, то есть исторических, народах.

Соловьев подчеркнуто называет русский народ арийским народом и относит его к их числу, Гегель в свою очередь данную точку зрения не поддерживал. Сравнивая славян с германцами, Соловьев пишет о них как о племенах-братьях одного индоевропейского народа, определив их положение в Европе в христианские времена, как господствующее.

Соловьев считал некорректной постановку вопроса о племенном превосходстве кого-либо из них. Он видел корни происшедших различий в результате разного направления движения племен. Если немцы в свое время двигались с северо-востока на юго-запад в области Римской империи, где уже в то время была заложена основа европейской цивилизации, то славяне, в свою очередь, наоборот, с юго-запада начали свое историческое продвижение на северо-восток в девственные леса, то есть в пространство, ещё не затронутое цивилизацией. Поэтому мысль Гегеля о природно-климатических основаниях исключения стран и народов, находящихся в холодном или жарком климате, из всемирно-исторического движения Соловьёвым, разумеется, отвергалась и была неприемлемой.

Уделяя внимание на причины различий России и стран Западной Европы, историк указывал, что целый ряд факторов, в том числе территории, уже освоенные древней цивилизацией, камень и горы, -- содействовали быстрому утверждению на Западе феодального права, частной собственности, быстрому оседанию, разнообразию народностей. Россия же,в отличии от Запада, ввиду отсутствия этих самых условий, однако имея громадные пространства, наоборот, была отмечена другими признаками: Соловьёв уделял особое внимание причинам различий между Россией и странами Западной Европы, указывая на целый ряд предпосылок, в том числе территории, уже освоенные древними цивилизациями, камень и горы, которые содействовали быстрому утверждению феодального права на Западе, появлению частной собственности, а также быстрому оседанию и разнообразию народностей. В отличии от Запада, Россия, ввиду отсутствия этих самых условий, при том имея громадные пространства пошла по другому пути развития, отмечаясь другими признаками: подвижностью князей, движимым имуществом, неустойчивостью, разбросанностью средств, небывалым по величине государством, дружиной, вечным движением.

Весь ход русской истории Соловьев связывал с началами христианства. Нравственные силы народу с его точки зрения давали христианство, созидательная роль государства, а так же просвещение. Все названные Соловьевым признаки особенности России никак не могли, по его мнению, исключить русский народ из числа исторических, или как вслед за Гегелем, он говорил "арийских" народов.

Право понимание Соловьёва можно характеризовать не только уважительным отношением к сущности права, но также стоит выделить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у него и в самом определении права в его работе "Право и нравственность. Очерки по прикладной этике", согласно которому право является прежде всего "низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным"

Естественное право для него вовсе не обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего, как, например, у Трубецкого. Естественное право у Соловьева, как и у Конта, есть формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право для него лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.

При всём этом естественное право воплощает "рациональную сущность права", а право положительное олицетворяет историческую явленность права. Последнее же является правом, полученным в прямой зависимости от состояния нравственного сознания в обществе и от прочих исторических условий и аспектов. Разумеется, эти условия предопределяют особенности постоянного дополнения естественного права правом положительным и наоборот.

Естественное право есть та алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положительного права. Естественное право сводится всецело к двум факторам - свободе и равенству, то есть оно, собственно, и являет собой алгебраическую формулу всякого права, его разумную сущность. При этом этический минимум, о котором говорилось ранее, присущ не только естественному праву, но также и положительному.

Таким образом, в современной отечественной историографии сначала был поставлен под сомнение, а затем начал пересматриваться тезис о гегельянском характере философско-исторической концепции С.М. Соловьева, утвердившийся со времен вывода М.Н. Покровского о "гегелевской школе" в русской историографии.

(1871-1877), член Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук (1872).

Биография

Сергей Михайлович Соловьёв появился на свет в семье протоиерея Михаила Васильевича Соловьёва, настоятеля храма Московского коммерческого училища, преподавателя Закона Божия. По заведённому среди священства обычаю, отец отдал восьмилетнего сына в Московское духовное училище. Но учился он там плохо, и отец Михаил сделал правильный вывод: мальчику предназначен иной путь в жизни. В 1833 году Сергей Соловьёв был зачислен в 3-й класс Первой московской гимназии. Здесь он на удивление быстро стал первым учеником, особые успехи проявляя в изучении истории, русского языка и литературы.

Способный подросток был представлен как лучший ученик попечителю Московского учебного округа графу Строганову, который взял его под своё покровительство, наблюдая за его успехами почти полвека, не раз помогая в трудных ситуациях.

В 1838 году Соловьёв был принят на историко-филологическое отделение философского факультета Московского университета. Именно здесь с помощью знаменитого профессора-историка Михаила Петровича Погодина любовь Соловьёва к истории обрела научную основу. Погодин предоставил ему возможность работать с богатейшим собранием рукописей в своей библиотеке. И Сергей Михайлович сделал первое открытие: обнаружил не известную ранее 5-ю часть «Истории Российской с самых древних времён» Василия Никитича Татищева, который работал с источниками, не известными Карамзину. Вероятно, именно под влиянием Погодина Соловьёв увлёкся идеями славянофилов, к которым, правда, впоследствии почему-то охладел.

Окончив университет, Сергей Михайлович получил предложение графа Строганова отправиться за границу в качестве домашнего учителя детей его брата, бывшего министра внутренних дел А.Г.Строганова. Молодой историк согласился и с 1842 по 1844 гг. путешествовал вместе с семьёй Строгановых по Австрии, Германии, Франции, Бельгии. В свободное время он слушал лекции известных профессоров в Берлине и Париже, работал в библиотеках и архивах Европы, посещал художественные галереи и театры.

Вернувшись в Москву, Соловьёв в октябре 1845 года защитил магистерскую диссертацию «Об отношениях Новгорода к великим князьям». Уже через два года он защитил докторскую диссертацию на тему «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома». Успешная защита укрепила положение Соловьёва в Университете, дав возможность 27-летнему доктору русской истории получить профессорскую должность. Тогда же началось его сотрудничество в популярнейших журналах того времени - «Современнике» и «Отечественных записках».

Поддержка влиятельного в либеральных кругах профессора Тимофея Николаевича Грановского (прообраз Степана Трофимовича Верховенского в «Бесах» Достоевского) ввела Соловьёва в университетский кружок западников, но классическим западником-либералом Сергей Михайлович, как и славянофилом, не стал. Он был убеждённым патриотом-государственником. В Московском университете Соловьёв более 30 лет был профессором кафедры русской истории, в течение шести лет работал деканом историко-филологического факультета, с 1871 по 1877 гг. избирался ректором университета. В марте 1872 года Соловьёв стал академиком Российской Академии наук по Отделению русского языка и словесности. Вершиной научного творчества учёного является его фундаментальная «История России с древнейших времен». К её созданию учёный приступил ещё совсем молодым человеком.

В своих «Записках» он так рассказал о начале над этой работой: «Пособий не было; Карамзин устарел в глазах всех; надобно было, для составления хорошего курса, заниматься по источникам; но почему же этот самый курс, обработанный по источникам, не может быть передан публике, жаждущей иметь русскую историю полную и написанную, как писались истории государств в Западной Европе?»

Одна из главных идей его фундаментального труда - представление об истории России как о едином, закономерно развивающемся процессе. В предисловии к первому тому Сергей Михайлович писал: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию - вот обязанность историка в настоящее время, как её понимает автор предлагаемого труда».

Высшей целью исторического развития учёный считал стремление к воплощению в жизнь идеалов христианства, справедливости и добра. Применительно к России Сергей Михайлович считал это возможным исключительно на пути Православия и цивилизованной монархии. Историю народа Соловьёв видел в истории развития государства. Патриот-монархист, человек глубоко верующий, он ратовал за преобразования сверху, видя образец тому в реформах Петра Великого.

В 1851 году вышел в свет 1-й том его «Истории...», в 1879-м - последний, 29-й, уже после смерти автора. Хронологически работа охватывает историю России с древнейших времен до 1774 года.

Среди главных условий, определявших развитие Древней Руси, Соловьёв на первое место ставил «природу страны», на второе - «быт племён, вошедших в новое общество», на третье - «состояние соседних народов и государств». Учёный полагал, что в истории России «ход событий постоянно подчиняется природным условиям». Своеобразно решал Соловьёв вопрос о влиянии татаро-монгольского завоевания на историческое развитие России. В отличие от своего бывшего учителя М.П.Погодина, он считал не татарское иго фактором, оказавшим решающее воздействие на объединение русских земель вокруг Москвы, но внутренние закономерности развития Восточной Руси.

Внимание, проявленное Соловьёвым к анализу условий исторической жизни народов, было непривычным для исследователей его времени. Новый взгляд на многие вопросы вызвал немало нареканий. Лишь в XX столетии изучение истории в тесном переплетении с географическим и этнографическим факторами получило широкое признание. Своеобразное развитие идеи Соловьёва о значительном влиянии «природных условий на ход событий в истории России» мы найдём в трудах современного публициста Андрея Паршева.

Особое внимание научной общественности и читателей привлекли 6-й и 8-й тома «Истории» Соловьева, посвящённые второй половине XVI - началу XVII веков. Большое место здесь отведено Иоанну IV Грозному, истории его царствования, Смутному времени, о котором не успел рассказать Карамзин. В отличие от Карамзина и Погодина, прививших обществу сугубо отрицательное отношение к деятельности Иоанна Грозного, автор рассматривал его правление как период окончательного торжества в России государственных устоев.

Он не идеализировал Царя, не оправдывал, но и не говорил о личной жестокости самодержца, его якобы больной психике. В опричнине и разгроме боярства он видел реальные проявления борьбы старого и нового, расценивал те события как историческую необходимость и закономерность.

Излагая внутриполитические и международные проблемы Смутного времени, Соловьёв сравнивал различные версии, сопоставлял их между собой, выбирал наиболее достоверные. Не будучи уже славянофилом, он подчёркивал большую роль в избавлении Руси от Смуты так называемой «чёрной сотни» (историк вовсе не считал это выражение ругательным), - ведь так назвали сообщества городских ремесленников, составлявших значительную часть ополчения Минина и Пожарского.

Соловьёв первым среди русских историков попытался дать научную оценку петровским преобразованиям. По мысли ученого, реформы, проведённые Петром I, были подготовлены предшествующим развитием России. Они явили собой естественный и необходимый переход народа из одного «возраста» в другой. Соловьёв писал: «Народ собрался в дорогу; ждали вождя. Вождь появился. Этим вождём был Петр Великий, который, по выражению Пушкина, на троне был работником...»

Пётр I, по мысли Соловьёва, продолжил начинания своих предшественников - русских царей, придал им грандиозный размах и достиг великих результатов. Для Соловьёва Пётр I был «прирождённым главою государства» и вместе с тем - основателем «нового царства, новой Империи», не похожим на своих предков Царём; он - вождь, «а не создатель дела, которое потому есть дело народное, а не личное, принадлежащее одному Петру». Повествуя о событиях, происходивших в царствование Екатерины I, Петра II и Анны Иоанновны, Соловьёв показывает, что ближайшие преемники царя-реформатора не сумели продолжить его начинаний, - произошло отступление от «программы преобразователя».

Перелом, по мнению историка, свершился лишь при «народной Императрице» Елизавете Петровне, которая избавила страну от засилья иностранцев: при ней «Россия пришла в себя» от «ига Запада». Последние тома сочинения Соловьёва посвящены российской истории в период царствования Екатерины II . Свой рассказ он успел довести до начала крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачёва. Дал нам обширные сведения о внутренней и внешней политике, хозяйственной жизни и быте того времени, заложил основы научного изучения истории России второй половины XVIII столетия. Идеалом Соловьёва была твёрдая самодержавная власть в тесном союзе с лучшими силами народа. Учёный пользовался авторитетом в Царской семье: он занимался историей с цесаревичами Николаем Александровичем и Александром Александровичем, читал лекции Великому князю Сергею Александровичу.

Отказавшись в детстве от церковного поприща, Соловьёв не выбрал жизнь праздную. Будучи отцом двенадцати детей (в их числе известный философ Владимир Соловьев), с юности до последнего вздоха он напряжённо трудился. В 1877 году серьёзно заболел. Превозмогая боль, учёный продолжал готовить материалы к очередному тому «Истории России с древнейших времён».

16 октября 1879 году Сергей Михайлович Соловьёв скончался и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве . Его смерть стала тяжёлым ударом для русской исторической науки. Чрезвычайно обширен круг вопросов, ответы на которые дал Соловьёв в течение своей научной деятельности, продолжавшейся около 40 лет. Научная библиография его трудов составляет 244 наименования печатных произведений, вышедших при его жизни, с 1838 по 1879 гг. Им впервые в научный оборот было введено огромное количество ранее неопубликованных исторических источников. В своих «Исторических письмах» он писал: «Жизнь имеет полное право предлагать вопросы науке; наука имеет обязанность отвечать на эти вопросы».

Всю свою жизнь Сергей Михайлович Соловьев подвижнически выполнял эту обязанность, и за одно это уже достоин признательности потомков.

Библиография

«История России»

30 лет неустанно работал Соловьёв над «Историей России», славой его жизни и гордостью русской исторической науки. Первый том её появился в 1851 году, и с тех пор аккуратно из года в год выходило по тому. Последний, 29-й, вышел в 1879 году, уже по смерти автора. В этом монументальном труде Соловьёв проявил энергию и силу духа, тем более изумительные, что в часы «отдыха» он продолжал готовить много других книг и статей разнообразного содержания.

Русская историография, в ту пору, когда появился Соловьёв, уже вышла из карамзинского периода, перестав главную задачу свою видеть в одном только изображении деятельности государей и смены правительственных форм; чувствовалась потребность не только рассказывать, но и объяснять события прошлого, уловить закономерность в последовательной смене явлений, открыть руководящую «идею», основное «начало» русской жизни. Попытки подобного рода даны были ещё Полевым и славянофилами, как реакция старому направлению, олицетворённом Карамзиным в его «Истории государства Российского». В этом отношении Соловьёв сыграл роль примирителя. Государство, учил он, будучи естественным продуктом народной жизни, есть сам народ в его развитии: одно нельзя безнаказанно отделять от другого. История России есть история её государственности - не правительства и его органов, как думал Карамзин, но жизни народной в её целом. В этом определении слышится влияние отчасти Гегеля с его учением о государстве, как совершеннейшем проявлении разумных сил человека, отчасти Ранке, оттенявшего с особой рельефностью последовательный рост и силу государств на Западе; но ещё больше влияние самих факторов, определивших характер русской исторической жизни. Преобладающая роль государственного начала в русской истории подчёркивалась и раньше Соловьёва, но им впервые было указано истинное взаимодействие этого начала и элементов общественных. Вот почему, идя значительно дальше Карамзина, Соловьёв не мог преемственность правительственных форм изучать иначе, как в самой тесной связи с обществом и с теми переменами, какие вносила в его жизнь эта преемственность; и в то же время он не мог противопоставлять, подобно славянофилам, «государство» «земле», ограничиваясь проявлениями одного только «духа» народа. Одинаково необходим был в его глазах генезис и государственного, и общественного быта.

В логической связи с такой постановкой задачи находится другое основное воззрение Соловьёва, заимствованное у Эверса и развитое им в стройное учение о родовом быте. Постепенный переход этого быта в быт государственный, последовательное превращение племён в княжества, а княжеств - в единое государственное целое - вот, по мнению Соловьёва, основной смысл русской истории. С Рюрика и до наших дней русский историк имеет дело с единым цельным организмом, что обязывает его «не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснять каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию». Эта точка зрения оказала громадное влияние на последующее развитие русской историографии. Прежние деления на эпохи, основанные на внешних признаках, лишённые внутренней связи, потеряли свой смысл; их заменили стадии развития. «История России с древнейших времён» и есть попытка проследить наше прошлое применительно к высказанным взглядам. Вот сжатая схема русской жизни в её историческом развитии, выраженная, по возможности, собственными словами Соловьёва.

Природа для народов Западной Европы была матерью, для народов Восточной Европы - мачехой; там она содействовала успехам цивилизации, здесь - тормозила их; потому-то и русский народ позже западноевропейских собратий приобщился к греко-римской культуре и позже выступил на историческое поприще, чему, кроме того, немало способствовало и непосредственное соседство с варварскими кочевниками Азии, с которыми необходимо было вести упорную борьбу. История застаёт русских пришедшими с Дуная и расселившимися по великому водному пути из варяг в греки; они живут родовым бытом: общественной ячейкой была не семья, ещё не известная в ту пору нашим предкам, но вся совокупность лиц, связанных узами родства, как самых близких, так и самых отдалённых; вне родовой связи не существовало и связи общественной. Во главе рода стоял родоначальник с патриархальной властью; старшинство определялось рождением; дядья имели все преимущества перед племянниками, а старший брат, родоначальник, был для младших «в отца место». Родоначальник был распорядителем рода, судил и наказывал, но сила его распоряжений опиралась на общее согласие младших родичей. Такая неопределённость прав и отношений вела к усобицам и позже вызвала распадение рода. Появление Олега в Киеве положило начало постоянной княжеской власти. Прежняя неподвижность сменилась кипучей жизнью: князья собирают дань, рубят города, вызывают желающих селиться; является надобность в ремесленниках, возникает торговля, пустеют села; масса народа принимает участие в походах на Византию и возвращается не только с богатой добычей, но и с новой верой. Всколыхнулось сонное царство русских племён! Его разбудили «лучшие» люди того времени, то есть храбрейшие, одарённые большей материальной силой. В более крупных городах появляются князьями сыновья, братья главного князя киевского; племена исчезают, сменяясь волостями, княжениями; имена княжений заимствуются уже не от племени, а от правительственного городского центра, стянувшего к себе окружное население. Обширность территории грозила распадением связей, только что возникших и ещё не успевших окрепнуть; но от него предохранили родовые отношения князей, с их непоседливостью, постоянной сменой на престоле и вечным стремлением к обладанию Киевом. Это мешало обособиться и волостям, создавая общие интересы и укореняя сознание о нераздельности русской земли. Таким образом, время розни и княжеских усобиц в сущности положило прочное основание народному государственному единству, созданию русского народа. Но до самого единства было ещё далеко. Появление князя с дружиной, образование нового класса горожан коренным образом изменяло быт племён; но русское общество ещё долго оставалось как бы в жидком состоянии, пока успело окончательно осесться и перейти в более твёрдое: вплоть до половины XII века русская жизнь знала одних князей-богатырей, переходящих из волости в волость, бродячие дружины, следовавшие за своим князем, веча с первоначальными формами народных собраний, безо всяких определений, а на границе - полукочевые и чисто кочевые азиатские племена. Все элементы общественной жизни были задержаны в своём развитии; России ещё не и вышла из периода богатырства. Новый толчок дан был северо-востоком. Несчастное положение юго-западной Украины, терпевшей от набегов степняков, вынудило часть жителей выселиться в Суздальский край. Прилив населения совершался туда не целыми особыми племенами, а вразброд, поодиночке или небольшими толпами. На новом месте поселенцы встретили князя, хозяина земли, и сразу вступили в обязательные к нему отношения, которые и легли в основу будущего сильного развития княжеской власти на севере. Опираясь на новые свои города, суздальский князь вносил новое понятие о личной собственности, как уделе, в противоположность общему родовому владению, и с большей свободой развивал свою власть. Покорив в 1169 году Киев, Андрей Боголюбский не покинул своей земли и остался жить во Владимире - событие поворотное, от которого история приняла новый ход и начался новый порядок вещей. Возникают (только теперь!) удельные отношения: суздальский князь не только старший в роде, но и материально сильнейший; сознание этой двойной силы побуждает его требовать от младших князей безусловного повиновения - первый удар родовым отношениям: впервые обнаруживается возможность перехода родовых отношений в государственные. В последующей борьбе новых городов со старыми победили новые, и это ещё сильнее подорвало начала родового строя, оказав решительное влияние на дальнейший ход событий не только на севере, но и в целой России, ибо север получает преобладающее значение. Новый путь был намечен ещё до появления монголов, и видной роли в его определении последние отнюдь не играли: ослабление родовой связи, борьба князей из-за усиления своего удела на счёт других, закончившаяся поглощением всех княжеств княжеством Московским - обнаружились независимо от татарского ига; монголы в этой борьбе служили князьям лишь орудием. Нельзя, следовательно, говорить о монгольском периоде и выдвигать на первый план монголов: значение их второстепенное.

Отливом народной жизни с Приднепровья на северо-восток порвалась связь с Европой: новые поселенцы стали жить в бассейне верхней Волги, а куда текла она, главная река государственной области, туда, на Восток, обращено было все. Западная Россия, потеряв своё значение и способы к дальнейшему развитию, разорённая вконец татарами и Литвой, подпала под чуждую власть; политическая связь её с восточной Русью порвалась. Назначение старой южной Руси было расплодить русскую землю, раздвинуть и наметить её границы; Руси северо-восточной выпал удел закрепить приобретённое, сплотить части; дать им внутреннее единство, собрать русскую землю. Южные князья - витязи-богатыри, мечтающие о славе и чести, северные - князья-собственники, руководимые пользой, практической выгодой; занятые одной думой, они идут медленно, осторожно, но постоянно и неуклонно. Благодаря этой неуклонности, великая цель была достигнута: родовые княжеские отношения рушились и сменились государственными. Но новое государство было поразительно бедно материальными средствами: страна преимущественно сельская, земледельческая, с ничтожной промышленностью, без природных границ, открытая врагу с севера, запада и юга, Московская Русь изначала осуждалась на постоянную чёрную работу, на изнурительную борьбу с внешними врагами - и чем беднее и реже было население, тем труднее доставалась эта борьба. Нужды фиска, рука об руку с потребностями военными, привели к закреплению промышленного городского и сельского крестьянского люда; оседлость князей ещё раньше превратила дружинников в «бояр и вольных слуг», а система поместий окончательно лишила их прежней подвижности, низведя на степень «холопов». Это вызвало реакцию: бега и закладничество тяглого населения, борьбу служилого класса с князьями за свои политические права. Северные леса дали приют разбойничьим шайкам, широкие степи пустынного юга населились казаками. Выделением беспокойных сил за окраины государства облегчалась внутренняя деятельность правительственная, беспрепятственно усиливалась централизация; но зато образование вольных зарубежных обществ должно было вести к постоянной борьбе с ними.

Высшего напряжения борьба эта достигла в эпоху самозванцев, когда настало смутное время, то есть казацкое царство; но в эту-то страшную пору и сказалась вся сила порядка вещей, утвердившегося при московских государях: единство религиозное и государственное спасло Россию, помогло обществу соединиться и очистить государство. Смутная пора была тяжёлым, но поучительным уроком. Она раскрыла недостатки нашего экономического быта, наше невежество, вызвала на сравнение с богатым и образованным Западом и возбудила желание умерить односторонность земледельчества. быта развитием промышленным и торговым. Отсюда движение от Востока к Западу, от Азии к Европе, от степи к морю. Новый путь стал определяться ещё со времён Ивана III и Ивана IV, но особенно сознательно выяснился он в XVII веке. Для России окончился период чувства и началось господство мысли; древняя история перешла в новую. Переход этот Россия совершила на два века позже, чем западноевропейские народы, но, подчиняясь тому же историческому закону, как и те. Движение к морю было вполне естественным и необходимым: тут не могло быть и мысли о каком-нибудь заимствовании или подражании. Но переход этот совершился не безболезненно: рядом с вопросом экономическим вырос и вопрос образования, а масса привыкла слепо верить в превосходство своего над чужим, фанатически отстаивая предании старины, не умея отличить духа от буквы, правды Божией от человеческой ошибки. Раздался крик: западная наука - еретическая; явился раскол. Однако, необходимость науки была осознана и провозглашена торжественно; народ поднялся, готовый выступить на новый путь. Он только ждал вождя, и этот вождь явился: то был Пётр Великий. Усвоение европейской цивилизации становится задачею XVIII века: при Петре усваивалась преимущественно материальная сторона, при Екатерине преобладала забота о духовном, нравственном просвещении, стремление вложить душу в приготовленное тело. То и другое дало силы пробиться к морю, воссоединить западную половину русской земли с восточной и встать в ряду европейских держав на положении равноправного и равносильного сочлена.

Таков, по мнению Соловьёва, ход русской истории и связь явлений, в ней замечаемых. Соловьёв первый из русских историков (совместно с Кавелиным, одновременно высказывавшим ту же мысль) осмыслил всё наше прошлое, объединив отдельные моменты и события одной общей связью. Для него нет эпох более или менее интересных или важных: все имеют одинаковый интерес и важность, как неразрывные звенья одной великой цепи. Соловьёв указал, в каком направлении должна вообще идти работа русского историка, установил исходные точки в изучении нашего прошлого. Он первый высказал настоящую теорию в приложении к русской истории, внеся принцип развития, постепенной смены умственных и нравственных понятий и постепенного роста народного - и в этом одна из важнейших заслуг Соловьёва.

«История России» доведена до 1774 года Будучи эпохой в развитии русской историографии, труд Соловьёва определил известное направление, создал многочисленную школу. «История России», по верному определению профессора Герье, есть национальная история: впервые исторический материал, необходимый для такого труда, был собран и исследован с надлежащей полнотой, с соблюдением строго научных приёмов, применительно к требованиям современного исторического знания: источник всегда на первом плане, трезвая правда и объективная истина одни руководят пером автора. Монументальный труд Соловьёва впервые схватил существенные черты и форму исторического развития нации. В натуре Соловьёва «глубоко коренились три великие инстинкта русского народа, без которых этот народ не имел бы истории, - его политический, религиозный и культурный инстинкты, выразившиеся в преданности государству, в привязанности к церкви и в потребности просвещения»; это и помогло Соловьёву за внешней оболочкой явлений вскрыть духовные силы, их определившие.

До известной степени продолжением «Истории России» могут служить две других книги Соловьёва:

«История падения Польши» (Москва, 1863, 369 стр.);
«Император Александр Первый. Политика, Дипломатия» (Санкт-Петербург, 1877, 560 стр.).

Последующие издания «Истории России» - компактные в 6 больших томах (7-й - указатель; 2-е изд., СПб., 1897). Соловьёв написал ещё «Учебную книгу русской истории» (1-е изд. 1859, 10 изд. 1900), применительно к гимназическому курсу, и «Общедоступные чтения о русской истории» (Москва, 1874, 2-е изд., Москва, 1882), примененные к уровню народной аудитории, но выходящие из тех же начал, как и главный труд Соловьёва.

«Публичные чтения о Петре Великом» (Москва, 1872) - блестящая характеристика преобразовательной эпохи.

Из сочинений Соловьёва по русской историографии наиболее важны:

«Писатели русской истории XVIII в.» («Архив ист.-юрид. свед. Калачева», 1855, кн. II, пол. 1);
«Г. Ф. Миллер» («Современник», 1854, т. 94);
«М. Т. Каченовский» («Биогр. словарь профессоров Моск. унив.», ч. II);
«Н. М. Карамзин и его литературная деятельность: История государства российского» («Отечественные записки» 1853-1856, тт. 90, 92, 94, 99, 100, 105);
«А. Л. Шлецер» («Русский вестник», 1856, № 8).

По всеобщей истории:

«Наблюдения над исторической жизнью народов» («Вестник Европы», 1868-1876) - попытка уловить смысл исторической жизни и наметить общий ход её развития, начиная с древнейших народов Востока (доведено до начала X века)
и «Курс новой истории» (Москва, 1869-1873, 2 изд. 1 898; до половины XVIII века).

Свой метод и задачи русской историографии Соловьёв изложил в статье: «Шлецер и антиисторическое направление» («Русский вестник», 1857, апр., кн. 2). Весьма незначительная часть статей Соловьёва (между ними «Публичные чтения о Петре Великом» и «Наблюдения») вошла в издание «Сочинений С. М. Соловьева» (СПб., 1882).

Сергей Михайлович Соловьев — признанный классик. Его имя хорошо знают не только историки. Из всего многообразного, многожанрового наследия, оставленного потомкам, наибольшей известностью пользуется 29-томная «История России с древнейших времен». Ее написание стало смыслом жизни и творческим подвигом историка. Начиная с 1851 г. и вплоть до конца жизни Соловьев ежегодно публиковал очередной том своего понимания исторического развития Отечества. Выход в свет первого тома стал научным и общественным событием, вызвал массу откликов, не всегда благожелательных. Проблемы, поднятые в спорах вокруг труда Соловьева, оставались предметом изучения и обсуждения на протяжении десятилетий и тем содействовали разработке основополагающих явлений отечественной государственности. Хорошо знавший Соловьева В.И. Герье писал: «С.М. Соловьев вообще не любил борьбы, полемики с ложными тенденциями в науке и общественной жизни. Полемика нарушала правильное течение его научных занятий, которое сделалось для него нравственной потребностью». Однако на первые концептуально неприемлемые отзывы оппонентов Соловьев ответил. В дальнейшем он действительно отказался от участия в полемике. Его ответом были выходившие в свет очередные тома «Истории России...».
Соловьев заявил о себе во всеуслышание в середине XIX в. Принципиальное свидетельство о положении в исторической науке тех лет оставил К.Н. Бестужев-Рюмин: «...никем не замененный Карамзин утратил, быть может, слишком рано все свое воспитательное значение». С.М. Соловьев, высоко оценивая значение Карамзина в историографии, был убежден, что свою роль в науке тот уже сыграл.
В этой связи принципиальным является ответ на вопрос: чем являлся для молодого историка основной труд предшественника «История государства Российского»? Сам С.М. Соловьев описал отношение к Карамзину таким образом: «Первый писатель эпохи, творец нового литературного языка Карамзин посвятил свою деятельность отечественной истории, и все, что мог сделать сильный талант для внешней живописи событий, все было сделано Карамзиным; мечта Ломоносова сбылась: русская история нашла своего Ливия. Что касается до основного взгляда историографа, то Карамзин был представителем екатерининского века, в который окончательно сложились его воззрения: недовольство эпохою преобразования, недовольство внешним заимствованием форм западноевропейской гражданственности, требование внутреннего нравственного совершенствования, перерождения, требование души, чувства, чувствительности...». Соловьев называл «Историю государства Российского» «величайшей поэмой», воспевающей славянское государство. Он подчеркивал, что у Карамзина вполне отразилось сознание того, что «из всех славянских народов народ русский один образовал государство, не только не утратившее своей самостоятельности, как другие, но громадное, могущественное, с решительным влиянием на исторические судьбы мира».
Однако Соловьев литературной составляющей труда Карамзина предпочел собственное научное смысловое наполнение русской истории и объяснение смысла событий и закономерностей в развитии русской государственности. Поэтическому настроению Карамзина Соловьев противопоставил прозу истории. Если у Карамзина, по мнению Соловьева, на первом месте была живопись, а на втором источник, то Соловьев поменял их местами сознательно. Соловьев считал, что литературной истории государства российского пришло время уступить место истории научной. Таким образом, он сознательно и с полной ответственностью взял на себя ношу написания новой «Истории России», которая с его точки зрения отвечала бы требованиям современной науки. И здесь столкнулся с непониманием. В первую очередь его не удовлетворяло отсутствие широкого философского взгляда на историю. Соловьев считал, что концепция, объясняющая ход истории лишь замыслом или капризом отдельной личности, мало что объясняет: «Произвол одного лица, как бы сильно это лицо ни было, не может переменить течение народной жизни, выбить народ из своей колеи».
К этому времени философско-исторические воззрения Соловьева качественно отличались от взглядов Карамзина. Подходя к анализу конкретно-исторического материала с иных позиций, Соловьев сформулировал антропологический принцип изучения и понимания истории народа: «Наука указывает нам, что народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты как отдельные люди, как все живое, все органическое...». Впитав богатство современных идей, в том числе «Философии истории» Г.Гегеля, Соловьев пришел к пониманию органической взаимосвязи исторических явлений.
Отношение к Г. Гегелю
В студенческие годы (1838-1842) в сознании С.М. Соловьева шел активный процесс узнавания, изучения, осмысления философии Гегеля. Он размышлял о ее применимости к русской истории. Гегель был тогда кумиром московского студенчества. «Кружил все головы, хотя очень немногие читали самого Гегеля, а пользовались им только из лекций молодых профессоров; занимавшиеся студенты не иначе выражались как гегелевскими терминами...», — вспоминал об этом времени С. М. Соловьев. Молодые лекторы античник Д. Л. Крюков, экономист А.И. Чивилев, правоведы П.Г. Редкий и Н.И. Крылов, историк и юрист К.Д. Кавелин, историк-медиевист Т. Н. Грановский прошли стажировку за границей. Они выделялись среди московских профессоров, особенно так называемой «уваровской партии» (к ней принадлежали историк М.П. Погодин, словесники С.П. Шевырев и И.И. Давыдов), тем, что все были горячими поклонниками гегелевской философии и знатоками европейской историографии. Соловьев слушал лекции представителей обеих сторон, причем сила воздействия на студенческое сознание отдельных лекторов не была одинаковой. Соловьев отдавал должное профессору Д.Л. Крюкову, хотя в 1843-1844 гг. имел к нему претензии. «Крюков, можно сказать, бросился на нас, гимназистов, с огромною массою новых идей, с совершенно новою для нас наукою, изложил ее блестящим образом и, разумеется, ошеломил нас, ...посеял хорошими семенами...», — вспоминал Соловьев. Лекции Крюкова начинались с обзора основных трудов по истории философии и анализа научных схем Фихте, Шеллинга, Гердера, но предпочтение все же отдавалось Гегелю. Лектор демонстрировал плоды собственного применения историко-философского подхода к истории при изложении конкретных проблем (образования Римского государства на основе разложения институтов родового строя или характеристики родоплеменной структуры древнеримского общества). Он рассказал студентам о влиянии географической среды на эволюцию общественных отношений. Благодаря историографическим обзорам Крюкова Соловьев, возможно, обратил внимание на труды Г. Эверса.
Как же повлияло изучение Гегеля на творческий рост Соловьева? На этот вопрос отчасти ответил сам историк: «Из гегелевских сочинений я прочел только «Философию истории»; она произвела на меня сильное впечатление; на несколько месяцев я сделался протестантом, но дальше дело не пошло, религиозное чувство коренилось слишком глубоко в моей душе, и вот явилась во мне мысль — заниматься философиею, чтобы воспользоваться ее средствами для утверждения религии, христианства, но отвлеченности были не по мне; я родился историком». Так был сделан профессиональный выбор: не философия, а наука, не философия истории, а наука истории. Это противопоставление в глазах Соловьева имело методологический смысл.
Соловьев достаточно быстро перерос состояние увлеченности Гегелем и его детищем «Философией истории», благодаря исключительной работоспособности и любознательности: «В изучении историческом я бросался в разные стороны, читал Гиббона, Вико, Сисмонди; не помню, когда именно попалось мне в руки Эверсово «Древнейшее право русов», эта книга составляет эпоху в моей умственной жизни, ибо у Карамзина я набирал только факты, Карамзин ударял только на мои чувства. Эверс ударил на мысль, он заставил думать над русской историей».
Размышляя о прочитанном, Соловьев пришел к выводу, что западные мыслители пренебрегли русской историей; более того, русский народ не был у них (прежде всего, у Гегеля) включен в число «всемирно-исторических» народов. Соловьев прекрасно осознавал задачу, которая в то время стояла перед национальной русской мыслью — построение философии русской истории и тем самым «включение» в ее состав философии истории вообще. И он вносит весомый вклад в ее решение.
Если славянофилы старались приложить философско-исторические мысли Шеллинга к построениям и истолкованиям русской истории, то Соловьев поставил вопрос в другой плоскости. Он счел недостаточным «подключение» русского народа к числу всемирно-исторических только для выявления значения и специфики русского народа в истории по сравнению с западноевропейскими народами. Более важной представлялась историку другая задача, а именно: разъяснение неполноты и незавершенности философско-исторического взгляда на всемирную историю при условии игнорирования судеб русского и славянских народов. В этом он видел непременное условие успешного познания назначения истории русского народа и сравнения его с народами западноевропейскими. Как видим, определенное видоизменение содержания и структуры прежней философии истории (в данном случае — системы Гегеля) для Соловьева было неизбежно уже потому, что он вводил в философию истории новый элемент: русский народ.
В 1841 г. в семинаре С.П. Шевырева Соловьев подготовил работу «Феософический взгляд на историю России» (опубликованную в 1996 г.). В этой ранней работе были заложены важнейшие методологические основания исторической концепции ученого. Ряд высказанных тогда мыслей прозвучит в программных работах зрелого С.М. Соловьева («Публичных чтениях о Петре Великом» (1872) и «Наблюдениях над исторической жизнью народов» (1868-1876)).
Постановка вопроса об особом качестве русского народа и I специфике его исторической жизни среди других всемирно-исторических народов в «Феософическом взгляде» дана Соловьевым в рамках его представления о двух «возрастах» народной жизни. «У всякого народа бывает свой религиозный период — детский»; для него характерны невысокая степень образованности, бессознательное следование «религиозным внушениям» и слепое повиновение «духовным водителям». Второй возраст — «возмужалость народа» — в исторической жизни народа начинается, когда место религии занимает философия (наука). Рождается «философия истории», или «сознание народа о собственных судьбах». С переходом от веры к разуму, по Соловьеву, «исчезает и спасительное влияние религии на человека и народ», сеются семена неверия и разрушения. Отличие (или исключение из общего правила) русского народа историк видел в том, что первый период его исторической жизни, соответствующий «детскому» возрасту (с конца IX до начала XVII в.), прошел, как и везде, под знаком глубокого религиозного чувства; но, вступив во второй период «возраст возмужания», и, выйдя, благодаря реформам Петра на поприще всемирно-исторической деятельности, русский народ не расстался с религией как основанием духовной сферы жизни народа. И в этом состоит его коренное отличие.
Таким образом, формула «правило — исключение» не чужда Соловьеву: «В одном только русском народе религиозное влияние будет продолжаться вечно, но вместе с тем разумно и сознательно». Это мнение Соловьева близко славянофильскому и показывает, что он испытывал разносторонние влияния. Много лет спустя, историк, сохранив общую структурную типологию общественного развития, т.е., не отказавшись от деления истории народной жизни на два возраста, изменил названия самих категорий, определив их как «возраст чувства» и «возраст мысли». Соловьев напишет в «Публичных чтениях о Петре Великом»: «Если народ способен к развитию, способен вступить во второй период или второй возраст своей жизни, то движение обыкновенно начинается знакомством с чужим; мысль начинает свободно относиться к своему и чужому, отдавать преимущество в жизни народов чужих, опередивших в развитии находящихся уже во втором периоде». В состояние исторического движения русский народ, по Соловьеву, привел Петр Великий.
Во время заграничной поездки 1842-1844 гг. у Соловьева усиливается его критическое восприятие Гегеля. В это время историк получил возможность глубоко ознакомиться с достижениями западноевропейской исторической науки. Тогда же он в основном определился в методологическом отношении. И первоначальное интуитивное чувство «неприятия» гегелевской философии истории, созрев, превращается у него в осознанную методологическую позицию, важнейшим признаком которой становится антигегелевская направленность.
Нельзя не согласиться, что точки зрения, отличной от Гегеля, Соловьев придерживался в целом ряде вопросов, прежде всего в отношении роли русского народа во всемирно-историческом процессе. Для обоснования своей позиции Соловьев провел сопоставление России и Западной Европы по трем линиям, которые приобрели характер антитез. Первая антитеза «природа-мать» (для Западной Европы) — «природа-мачеха» (для России) подчеркивала различия по степени благоприятности природных условий. В свою очередь, специфика природных условий объясняла различие способов и результатов этногенеза. В отличие от европейских народов, закрытых «наплыву» новых азиатских варварских народов и поэтому имевших возможность развития национальности, народы Восточной Европы такой возможностью не располагали. В этническом отношении «народ пограничный, особенно живущий на распутий других народов, необходимо должен быть смесью из разных народов»; «славяне суть племя смешанное, народ, образовавшийся от наращения, а не нация, образовавшаяся порядком естественного происхождения целого рода от другого». И наконец, специфика генезиса государственности России вытекала из первых двух особенностей. На Западе монархические государства были результатом завоевания и насильственного покорения туземного населения дружинниками германских племен. А насилие, в соответствии с законом диалектики, порождает свою противоположность — борьбу за свободу и, как следствие, — революцию. У славян же, по Соловьеву, ни деспотическая форма правления (в силу смешанного характера населения), ни республика (в силу обширности территории), ни монархическая власть, основанная на завоевании (такого завоевания здесь не было), утвердиться не могли. Славяне сами дошли до мысли о необходимости власти, и данное обстоятельство Соловьев им ставил в заслугу. А сама эта идея родилась из состояния первоначального безвластия. Собственно русская история, как считал Соловьев, начинается с началом русской государственности. Он связывал ее с утверждением Рюрика князем среди северных племен славянских и финских.
Таким образом, отказавшись от гегелевской триады, или трехэлементной структуры исторического бытия Восток-Античность-Христианство и выдвинув свою, четырехэлементную Восток-Античность-Западная Европа-Россия, Соловьев тем самым отказался от диалектики в ее гегелевской форме, предложив собственную философско- историческую конструкцию.
Еще более очевидна разница между Соловьевым и Гегелем при сравнении их позиций в вопросе о роли народов в движении мировой истории. Для Гегеля отдельные народы — орудия, средства «мирового духа», а их принципы — «моменты» идеи свободы, реализующейся в идеальном государстве. Для Соловьева же народы имеют самостоятельное значение, хотя и разное. Он видел в специфике исторической жизни народов, их религии и форм государственности продукт реальных географических, этнографических и исторических условий жизни.
Но всем этим размышлениям Соловьев все-таки обязан Гегелю. Очевидно, что Гегель оставил глубокий след в методологическом становлении Соловьева и его творчестве. Отметим лишь некоторые моменты: восприятие диалектических принципов развития, анализ «восточной мощи природы» как влиятельного исторического фактора; идею переселения и исторического движения; отношение к азиатским государствам, как стоящим вне связи с ходом всемирной истории; признание соединяющей роли рек и разъединяющей роли гор; роли государства как формы полной реализации духа в наличном бытии, выраженной Соловьевым таким образом, что только через государство или правительство народ проявляет свое историческое бытие, идею самосознания...
Исключительная ценность государства во взглядах Соловьева — это тоже от Гегеля. Дух русского народа (а в истории русской исторической науки Соловьев впервые определил научные параметры этого явления — природа страны, природа племени и ход внешних событий) проявился в особом отношении к государству. Государство — это ценностно-значимое явление русской истории вне зависимости от симпатий и антипатий. Соловьев считал, что ценностные ориентации народа не подлежат нравственному осуждению. Задача историка их понять, не допуская модернизации.
И в то же время идеи Гегеля Соловьев сознательно использовал против гегелевской философии истории. Среди таких идей — понятие об арийских (или исторических) народах. Соловьев подчеркнуто называет русский народ арийским народом и относит его к их числу, поскольку Гегель в этом ему отказал. Сравнивая славян с германцами, Соловьев пишет о них как о племенах-братьях одного индоевропейского народа. Он определяет их положение в Европе в христианские времена, как господствующее, которое они «удержали за собой навсегда». Соловьев считает неприемлемой постановку вопроса о племенном превосходстве кого-либо из них. Он видит причину происшедших различий в результате разного направления движения племен. Если немцы в свое время двинулись с северо-востока на юго- запад в области Римской империи, где уже был заложен фундамент европейской цивилизации, то славяне, наоборот, с юго-запада начали свое историческое движение на северо-восток в девственные леса, т.е. пространство, не затронутое цивилизацией. Поэтому суждение Гегеля о природно-климатических основаниях исключения стран и народов, находящихся в холодном или жарком климате, из всемирно-исторического движения для Соловьева было неприемлемо.
Обращая внимание на истоки различий России и стран Западной Европы, историк указывал, что целый ряд факторов, в том числе территории, уже освоенные древней цивилизацией, камень и горы, — содействовали быстрому утверждению на Западе феодального права, земельной собственности, быстрому оседанию, разнообразию народностей. Россия же, вследствие отсутствия этих условий, но при наличии беспредельного пространства, наоборот, была отмечена другими признаками: подвижностью князей, движимым имуществом, неустойчивостью, разбросанностью средств, небывалым по величине государством, дружиной, вечным движением. Соловьев писал, что в России брели с легкостью, везде «Русью пахло». «Мы говорили, — писал он в «Чтении третьем» о Петре Великом, — что Россия дурно защищена природою, открыта с востока, юга и запада, легко доступна вражьим нападениям; но отсутствие резких физических границ заменено было для русского народа духовными границами, религиозным различием на востоке и юге, вероисповедным на западе; в этих-то границах крепко держалась русская народность и сохранила свою особность и самостоятельность». Весь ход русской истории Соловьев связывал с началами христианства. Нравственные силы народу с его точки зрения давали христианство, созидательная роль государства и просвещение. Все названные Соловьевым признаки «особности» России никак не могли, по его мнению, исключить русский народ из числа исторических, или как вслед за Гегелем, он говорил «арийских».
Таким образом, в современной отечественной историографии сначала был поставлен под сомнение, а затем начал пересматриваться тезис о гегельянском характере философско- исторической концепции С.М. Соловьева, утвердившийся со времен вывода М.Н. Покровского о «гегелевской школе» в русской историографии. Осмысление творческой и методологической самостоятельности С.М. Соловьева привело исследователей сначала к наблюдению о неком «выпадении» Соловьева из рамок государственной школы (например, у Н.Л. Рубинштейна, А.М. Сахарова, С.С. Дмитриева, В.М. Далина), а затем и к суждению о том, что историк разработал свою своеобразную методологию исторического познания. Мнение А.Н. Ерыгина во многом разделяет А.Н. Шаханов.
Единство работам, посвященным С.М. Соловьеву, придает то обстоятельство, что никто не оспаривает сам факт методологической революции, происходившей в русской исторической науке в середине 1840-х гг., освоение русскими историками новых философско-методологических подходов.
Страницы жизни
В жизнеописаниях С.М. Соловьева (среди них: П.В. Безобразова (СПб., 1894. Сер. «Жизнь замечательных людей» Ф. Павленкова), оказавшее серьезное влияние на последующие работы этого жанра; И.А. Волковой (М., 1992. Сер. «Летописцы Отечества»), Н.И. Цимбаева (М., 1990. Сер. «Жизнь замечательных людей»), помимо воспоминаний С.М. Соловьева в разной степени привлекаются другие источники. Детальное изучение архива С.М. Соловьева, хранящегося в Российской государственной библиотеке А.Н. Шахановым, позволило осветить ранее малоизвестные стороны его жизни, прежде всего студенческих лет, участие в кружке Аполлона Григорьева, и высказать наблюдения об источниковой основе «Моих записок» великого историка.
Сергей Михайлович Соловьев родился 5 (17) мая 1820 г. в Москве в семье законоучителя (т.е. преподавателя Закона Божьего) и настоятеля Московского коммерческого училища. Отец был священником, позднее протоиереем из духовного сословия. Мать была человеком светским, дочерью чиновника, дослужившегося до дворян. Соловьев сначала получал домашнее образование. Московское духовное уездное училище, в которое потом определил Соловьева отец, вызвало у мальчика внутреннее неприятие вследствие грубости царивших там нравов. В 13 лет Соловьев поступил в 3-й класс Первой московской гимназии. Некоторые из ее учителей одновременно состояли преподавателями в университете. В 1838 г. Соловьев окончил 7-й класс гимназии.
Судьбоносное значение для историка имела встреча с попечителем московского учебного округа графом С.Г. Строгановым. Она состоялась еще в гимназии. Соловьев был тогда представлен попечителю в качестве первого ученика. Строганов был искренне удивлен живостью мысли и самостоятельностью суждений гимназиста. Рассказывая о последующей жизни С.М. Соловьева и шире — Московского университета начала 1840-х гг., фактор Строганова нельзя не учитывать.
Большая заслуга в том, что для Московского университета пришло блистательное время, превратившее его в центр умственной жизни Москвы и всей России, принадлежала именно графу С.Г. Строганову. Он собрал на Моховой лучшие научные и педагогические кадры страны, избавил университет от мелочной опеки, пресек практику сдачи студентов в солдаты за проступки. Завоевал уважение студентов и преподавателей, сам посещал лекции и внимательно слушал лекции ученых.
На I (историко-филологическое) отделение философского факультета Московского университета и поступил С.М. Соловьев. С Московским университетом была связана вся его последующая жизнь, которая не изобиловала внешними событиями. Она была подчинена научному служению. В Московском университете Соловьев был студентом, профессором, деканом и ректором. По мнению М.К. Любавского, именно Соловьев поставил на надлежащую высоту преподавание отечественной истории в Московском университете, дал направление научной деятельности В. О. Ключевского и многих других.
Жизненных периодов, наполненных динамичной сменой внешних впечатлений, у Соловьева было не так уж и много. Среди них особую роль сыграло его пребывание за границей 1842-1844 гг., оказавшее глубокое влияние на становление ученого. В течение двух лет Соловьев побывал в Париже, Брюсселе, Берлине, Страсбурге, Регенсбурге, Мюнхене, Дрездене, Гей-дельберге, Аахене, Веймаре, Праге, в некоторых городах он прожил достаточно долго. Историк посещал университеты Берлина, Гейдельберга, Сорбонну, Коллеж де Франс, работал в Королевской библиотеке в Париже и в Аахенской библиотеке. Такую возможность выпускник Московского университета получил, работая в качестве домашнего учителя в семействе брата С.Г. Строганова А.Г. Строганова.
В 27 лет Соловьев становится доктором исторических наук, политэкономии и статистики и утверждается сначала в должности экстраординарного, а с июля 1850 г. — ординарного профессора Московского университета. В неразрывности пути педагога- учителя и ученого-исследователя — весь Соловьев. Он преподавал помимо Московского университета на Высших женских курсах В.И. Герье, в Третьем военном (Александровском) училище, Николаевском сиротском институте. По рекомендации С.Г. Строганова Соловьев в 1859-1863 гг. учил истории цесаревича Николая Александровича, позднее и его младшего брата, будущего императора Александра III, в последний год жизни читал лекции великому князю Сергею Александровичу. Занятия с великими князьями в конце 1850-х — начале 1860-х гг. послужили поводом к написанию «Учебной книги русской истории», предназначенной для средних учебных заведений. В 1867 г. вышло ее 7-е издание, а в 1915 г. -14-е. В наши дни «Учебная книга русской истории» была вновь переиздана. Историки отметили соотнесенность «Учебной книги...» с общим замыслом «Истории России с древнейших времен». Если в «Истории...» повествование Соловьев успел довести до последней трети XVIII в., то в «Учебной книге... » рассмотрены события Новейшей истории России, времена царствования Александра I и Николая I. По мнению Н.И. Цимбаева, это своеобразный проспект дальнейших томов незаконченной «Истории России...».
30 мая 1872 г. Россия торжественно отмечала 200-летие со дня рождения Петра I. В подготовке и проведении празднования активно участвовал Соловьев. Накануне юбилея он выступил с циклом из 12 публичных лекций («чтений») о Петре и его времени. Чтения проходили по воскресеньям с февраля по май в Колонном зале Дворянского собрания, самом большом тогда зале Москвы, вмещавшем до трех тысяч человек. Вход был бесплатным, но публика собиралась самая изысканная и очень внимательно слушала Соловьева. Кроме того, его личным вкладом в празднование юбилея были серия статей «Время Людовика XIV на Западе, время Петра Великого на Востоке Европы» на страницах журнала «Беседа» и организация исторического отдела на Политехнической выставке, на базе которой в том же 1872 г. был создан Музей прикладных знаний (позднее Политехнический). Затем Соловьев участвовал в налаживании лектория при Политехническом музее.
Последние годы жизни Соловьев был председателем Общества истории и древностей российских. В 1871-1877гг. он был ректором Московского университета. Много сил у него отнимала борьба за сохранение академических свобод и университетского устава 1863 г., которая привела к столкновению с Министерством народного образования. В зените славы он ушел в отставку. В 1876 г. министр просвещения Д. А. Толстой отклонил прошение коллег Соловьева о праздновании 25-летия научной деятельности ученого. Тем не менее оно состоялось. 4 октября 1879 г. Соловьев скончался и был похоронен на Новодевичьем кладбище... До намеченной цели — окончить «Историю России... » — ему осталось изложить последние 20 лет екатерининского царствования.
«История России с древнейших времен
Изложение событий внутренней жизни России в 29-м томе доведено до 1775 г., а в области дипломатических отношении — до 1780 г. М.О. Коялович следующим образом проанализировал порядок организации материалов С. М. Соловьевым: «В этом громадном историческом труде такой порядок. Сперва излагаются внешние события в хронологическом порядке за немногими исключениями. Так, время Иоанна III излагается не хронологически, а по группам событий: Новгород Великий, София Палеолог, Восток, Литва. Русские внешние дела освещаются при этом еще кратким обзором событий в славянском мире в древние времена и вообще западноевропейских государств. Эти последние обозрения особенно обширны и подробны в те времена, когда у нас устанавливались и усиливались дипломатические отношения, т. е. главным образом в новейшие времена, с Петра I.
Затем рассматриваются внутренние дела. Хронологическая группировка их неодинакова. В старые времена группы обнимают большое время, как, например, в 3-м томе от смерти Ярослава I до смерти Мстислава Торопецкого (т.е. Удалого, до 1228 г.) или в 4-м до Смерти этого Мстислава и до Иоанна III. В другие времена обозрения эти располагаются чаще всего по княжениям, царствованиям, наконец, просто по группам нескольких годов, как, например, в царствование Елизаветы Петровны по семилетиям или в царствование Екатерины по группам событий за три, за два и даже за один год. Везде, однако, более или менее выдерживается один план в распределении событий внутреннего быта. Начинается этот отдел обозрением жизни князей или царей, затем идут обозрения состояния высших сословий и учреждений, далее — жизни городов, жизни жителей сел, торговли, законов, духовного и светского просвещения, литературы, нравов».
Самому Соловьеву было важно высказать принципиальные соображения, следование которым должно было обеспечить внутреннее единство многотомной «Истории России...». В «Предисловии» он «предуведомил» читателей «об основной мысли труда»: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию, — вот обязанность историка в настоящее время, как понимает ее автор предполагаемого труда».
Связь главных явлений, «замечаемых» в ходе русской истории, в глазах Соловьева определяли отношения между родовым и государственным (правительственным) началом, прочность основ государственного быта, внутренние и внешние влияния (родовое и греко-римское), отношения с европейскими народами. Смена старого порядка новым определялась переходом «родовых княжеских отношений в государственные, отчего зависели единство, могущество Руси и перемена внутреннего порядка». Начала нового порядка в северо-восточной Руси Соловьев обнаружил «прежде татар», при Андрее Боголюбском, Всеволоде III (Большое Гнездо). На этом основании историк дал оценку роли татаро-монгол в русской истории: «...монгольские отношения должны быть важны для нас в той мере, в какой содействовали утверждению этого нового порядка вещей. Мы замечаем, что влияние татар не было здесь главным и решительным». Соловьев отрицает в русской истории самостоятельный «татарский период». По его мнению, «...историк не имеет права с половины XIII века прерывать естественную нить событий — именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные — и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений».
Задача историка состоит в том, чтобы анализировать «главное, основное явление — переход родовых отношений между князьями в государственные», которые окончательно торжествуют в XVI в. Юное государство выдержало испытание Смутой начала XVII в. и пресечением династии Рюриковичей. «С новой династией, — пишет Соловьев, — начинается приготовление к тому порядку вещей, который знаменует государственную жизнь России среди европейских держав». Соловьев не считает возможным разделять XVII и XVIII вв., настолько они тесно связаны в русской истории. «Во второй половине XVIII века замечаем новое направление: заимствование плодов европейской цивилизации с исключительной целью материального благосостояния оказывается недостаточным. Является потребность в духовном, нравственном просвещении, потребность вложить душу в приготовленное прежде тело... в наше время просвещение принесло свой необходимый плод — познание вообще привело к самопознанию».
Крепостное право
В концентрированном виде Соловьев сформулировал концепцию происхождения крепостного права в России во втором «Чтении» о Петре Великом: «Государство бедное, малонаселенное и должно содержать большое войско для защиты растянутых на длиннейшем протяжении и открытых границ... Бедное государство, но обязанное содержать большое войско, не имея денег вследствие промышленной и торговой неразвитости, раздает военным служилым людям земли. Но земля для землевладельца не имеет значения без земледельца, без работника, а его-то и недостает; рабочие руки дороги, за них идет борьба между землевладельцами: работников переманивают землевладельцы, которые побогаче... И вот единственным средством удовлетворения главной потребности страны найдено — прикрепление крестьян». И общий вывод: «Прикрепление крестьян — это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении». В «Истории России...» Соловьев отметил «новое движение юридических понятий» в Судебнике 1497 г. Им отмечен факт повторения в ст. 88 Судебника 1550 г. о крестьянском выходе соответствующего постановления Судебника 1497 г. Соловьев отметил централизаторские устремления Судебника 1550 г. Соловьев разделял мнение предшественников (М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина, Г. Эверса) о прикреплении крестьян к земле законом, изданным во время царствования Федора Иоанновича, но не поддержал ни одной из высказанных ими точек зрения о времени издания этого закона. Соловьев относил издание закона о прикреплении крестьян к «началу царствования Федора», так как более ранняя датировка противоречила бы вступительной части Соборного Уложения Василия Шуйского, где Борис Годунов обвинялся в лишении крестьян права перехода в царствование Федора Иоанновича. По наблюдению В.И. Корецкого и B.C. Шульгина, Соловьев склонялся к тому, чтобы отнести издание закона о всеобщем прикреплении крестьян к октябрю 1584 г. Связывая прикрепление крестьян к земле с усилением государственной централизации, Соловьев сделал шаг вперед в изучении проблемы возникновения крепостного права.
Объясняя устойчивость крепостного права, которое лишь усилилось в XVIII в., малолюдностью страны и тем, что в России продолжался процесс колонизации, Соловьев и в этом случае рассматривал крепостное право как следствие низкого роста народонаселения и средством для закрепления результатов колонизации.
Периодизация
I. От Рюрика до Андрея Боголюбского — период господства родовых отношений в политической жизни.
Первый шаг к государственным отношениям Соловьев увидел в том, что владимиро-суздальский князь Андрей Юрьевич Боголюбский, заняв Киев, не сел в нем княжить, а посадил там своего подручника. «Этот поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, от которого история принимала новый ход, с которого начинается на Руси новый порядок вещей». Нашелся князь, «которому не полюбилось Киевское княжение, который предпочел славному и богатому Киеву бедный, едва только начавший отстраиваться город на севере, Владимир Клязменский». У Владимиро-
Суздальской Руси для утверждения государственных начал были особые предпосылки, которые Соловьев видел в девственной почве, «на которой новый порядок вещей мог приняться гораздо легче», «не было укорененных старых преданий о единстве рода княжеского», князья не встречали препятствий своим намерениям со стороны горожан, веча, поскольку города «были построены и населены князьями» и потому «необходимо считали себя» княжеской собственностью. Соловьев полагал, что в Северо-Восточной Руси «впервые явились понятия об отдельной собственности княжеской, которую Боголюбский поспешил выделить из общей родовой собственности».
II. От Андрея Боголюбского до начала XVII в. — период борьбы родовых и государственных начал, завершившийся полным торжеством государственного начала. Этот длинный период имел внутренние стадии:
а) от Андрея Боголюбского до Ивана Калиты — начальное время борьбы родовых и государственных отношений;
б) от Ивана Калиты до Ивана III — время объединения Руси вокруг Москвы;
в) от Ивана III до начала XVII в. — период борьбы за полное торжество государственного начала.
XIII-XV вв. Соловьев считал закономерным этапом в поступательном развитии общества. Через такой этап прошли все «органически образованные государства». В это время при «видимом разделении» идет «долгий, тяжкий, болезненный процесс внутреннего возрастания и укрепления». По наблюдению В.Т. Пашуто, AM. Сахарова, B.C. Шульгина проблема образования Московского государства превращается у Соловьева в проблему возникновения государственности на Руси вообще. Центр исторической жизни русского народа переместился в XIII-XV столетиях в Северо-Восточную Русь, где вокруг Москвы стало образовываться единое Российское государство. Соловьев подчеркивал, что благодаря этому обстоятельству Северо-Восточная Русь приобрела ведущее положение в русской истории и что от этого зависел и самый исход борьбы Юго-Западной Руси против Литвы и Польши. Со второй половины XIII в. заметно явное усиление роли церкви в политических событиях. Соловьев объяснял это сменой митрополитов-греков русскими митрополитами и движением от родовых отношений к государственным. Соловьев показал, что объединение русских земель под властью Ивана III явилось не столько результатом деятельности самого московского князя, сколько было подготовлено предшествующим ходом истории. Иван III лишь «счастливый потомок целого ряда умных, трудолюбивых, бережливых предков». Иван III «доканчивает старое и вместе с тем необходимо начинает новое». В действиях Ивана Грозного Соловьев одним из первых в русской исторической науке увидел исторически обусловленную закономерность. Опричнина в глазах Соловьева была последним решающим ударом по родовым отношениям, носителем которых выступало боярство. Впервые опричнина характеризовалась как акт сознательной и исторически оправданной политической деятельности. Однако жестокости Ивана IV историк не оправдывает. Оценивая события с точки зрения развития государственности, Соловьев применил к событиям начала XVII в. словосочетание «страшные смуты» — насильственный перерыв в органическом ходе русской истории, регресс.
III. С начала XVII в. до середины XVIII в. — период вступления России в систему европейских государств.
Первой причиной Смуты Соловьев считал «неудовлетворительное состояние народной нравственности в Московском государстве». Падение нравственности в России произошло во время опричнины Ивана Грозного, тогда «водворилась страшная привычка не уважать жизни, чести, имущества ближнего». Другим благоприятствовавшим Смуте обстоятельством Соловьев считал казачество, которое придало Смуте такой размах, что государство оказалось на краю гибели. Историк подошел к определению Смуты как борьбы «между общественным и противообщественным элементом, борьбу земских людей, собственников, которым было выгодно поддерживать спокойствие, наряд государственный для своих мирных занятий, с так называемыми козаками, людьми безземельными, бродячими, людьми, которые разрознили свои интересы с интересами общества, которые хотели жить на счет общества, жить чужими трудами». Рост национального самосознания русского народа в ходе освободительной борьбы в начале XVII в. рассматривался Соловьевым как борьба за православную веру, восстановление монархии, против иноверных захватчиков — католиков и протестантов. Возведение на престол новой династии стало шагом на пути восстановления государственного единства. В общей концепции Соловьева XVII в. занимает особое место. Он подчеркивал его переломный переходный характер, поворот от «восьмивекового движения на Восток» к «движению на Запад». Направление реформ Петра Великого определилось в XVII в. «При первых трех государях новой династии мы видим уже начало важнейших преобразований: является постоянное войско... видим начатки кораблестроения; видим стремление установить нашу торговлю на новых началах; иностранцам даются привилегии для учреждения фабрик, заводов; внешние сношения начинают принимать другой характер»; громко высказывается необходимость просвещения, заводятся училища; при дворе и в домах частных лиц являются новые обычаи; определяются отношения церкви к государству. Преобразователь воспитывается уже в понятиях преобразования... Так тесно связан в нашей истории XVII век с первою половиною XVIII, разделять их нельзя». Преобразованиями Петра I открывался «новый» период истории России. В самих начинаниях царя-преобразователя заключалась программа развития страны на будущие времена. В освещении русской истории 1725-1740 гг. Соловьев исходил из признания необратимости перемен, происшедших в жизни страны в первой четверти XVIII в.
IV. С середины XVIII в. до реформ 60-х гг. XIX в. — новый период русской истории.
По замечанию В.Е. Иллерицкого, вся последующая история России рассматривалась Соловьевым под углом зрения выполнения петровских предначертаний. Соловьев обратил внимание на то, что дворцовые интриги, столкновения групповых интересов в правительстве отрицательно сказывались на состоянии государственных дел. При ближайшем рассмотрении действий Елизаветы Петровны Соловьев выявил ее следование не столько духу, сколько букве законодательства Петра I. Подражательная зависимость Елизаветы Петровны от установок отца лишала ее политику необходимого динамизма. Положительной тенденцией стало смягчение нравов, «к человеку начинают относиться с большим уважением и умственные интересы начинают находить более доступа в общество». Вследствие этого появляются «начатки литературы и попытки обработать, облагозвучить орудие выражения пробивающейся мысли — язык». Основным деянием дочери Петра Великого Соловьев считал избавление страны от установившегося во времена Бирона «ига с Запада, более тяжкого, чем прежнее иго с Востока». В результате «Россия пришла в себя. На высших местах управления снова явились русские люди». Время царствования Елизаветы Петровны и Екатерины II было дорого Соловьеву как период «переворота в нравственных понятиях», смягчения нравов, развития наук, «известного торжества «духовного начала» над материальной силой».
О Петре I
Этому понятию — «Великий человек», Соловьев придал методологическое значение: «Думая о Петре, думая о том, за что называют его великим человеком, разумеется, русский человек должен был думать и о том, что такое великий человек вообще». Соловьев противопоставляет языческому представлению о великом человеке как сверхъестественном, полубожественном существе, понятие христианское. Он считал, что великий человек может проявить себя только в эпоху перехода от возраста юности к возрасту зрелости, когда народ вступает на дорогу исторического движения. «Человека, начавшего это движение, совершавшего его; человека, по имени которого знают его время потомки, такого человека называют великим». Ему присуще осознание потребности времени, необходимости перемен, «и силою своей воли, своей неутомимой деятельности» он увлекает тяжелое на подъем большинство на новое и трудное дело. Великий человек, поскольку он именно человек, не может не ошибаться и «ошибки эти тем виднее, чем виднее эта деятельность». «Великий человек является сыном своего времени, своего народа... он высоко поднимается как представитель своего народа в известное время, носитель и выразитель народной мысли...». Его деятельность должна выводить «народ на новую дорогу, необходимую для продолжения его исторической жизни». Таким образом, понятие великого человека у Соловьева оптимистическое, оно органично связано с понятием развития, и ему предоставлено право на ошибку. Причем, «народ не отречется от своего великого человека, ибо такое отречение для народа есть самоотречение». «Век Петра был веком не света, а рассвета...»
«Великий человек дает свой труд, но величина, успех труда зависит от народного капитала, от того, что скопил народ от своей предшествовавшей жизни, от предшествовавшей работы, от соединения труда и способностей знаменитых деятелей с этим народным капиталом идет великое производство народной исторической жизни». По наблюдению С.М. Соловьева в XVII в. «необходимость движения на новый путь была осознана... народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился». В данном случае это о Петре и его месте в народной жизни.
Деяния Петра Великого разделили русскую общественную мысль на славянофилов и западников. Будучи западником, симпатизирующим славянофилам, С.М. Соловьев-ученый, по мнению А.Л. Юрганова, не вписался в эти споры. Он глубже, без догматизма, оценил великого царя, найдя в его судьбе драму всей русской истории. Во взгляде Соловьева на Петра Великого в полной мере проявился сравнительно-исторический анализ. Историк сравнивал преобразования царя с Французской революцией: «...во Франции слабое правительство не устояло, и произошли известные печальные явления. В России один человек, одаренный небывалой силой, взял в свои руки направление революционного движения, и этот человек был прирожденный глава государства». Соловьев ставил Петра выше всех знаменитых монархов и выдающихся государственных деятелей XVIII в.
Историческая основа трудов Соловьева
«История России...» основана на широком привлечении и использовании практически всех известных в то время исторических материалов. Одним из первых среди историков Соловьев стал использовать в качестве источника акты, в основном духовные и договорные грамоты князей, и отдельные акты феодального иммунитета в качестве памятника деятельности княжеской власти. Изложение событий политической истории до XVI в. строилось Соловьевым на основании летописей. Он пользовался преимущественно материалами поздней (XVI в.) Никоновской летописи. Заслугой исследователя является привлечение к решению вопроса о закрепощении крестьян в конце XVI в. приговора церковного собора 20 июля 1584 г. об отмене тарханов. В этом приговоре Соловьев увидел меру, подготавливавшую прикрепление крестьян в общегосударственном масштабе.
Критически сопоставляя версии «Нового летописца» и Угличского следственного дела об обстоятельствах смерти царевича Дмитрия в 1591 г., Соловьев обратил внимание на противоречия в следственном деле, изучив которое пришел к выводу о политическом характере убийства царевича по приказу Годунова и подтасовке в угоду Борису следственного дела.
Характеризуя И.И. Болотникова, Соловьев следует описанию, данному предводителю восставших Конрадом Буссовым, который видел в нем «доброго и верного рыцаря».
Архивные материалы (Московского архива Министерства иностранных дел, Московского архива Министерства юстиции, Московского отделения Архива Главного штаба, Государственного архива Российской империи, рукописных собраний Румянцевской библиотеки и библиотеки Эрмитажа) Соловьев привлек для изучения событий XVII и XVIII вв. Особенно широко он использовал документы из фонда Посольского приказа, характеризующие все основные стороны внешней политики России. В меньшей степени ученый обращался к источникам, освещающим внутреннюю историю России XVIII в. Он привлек документы личного кабинета Петра I и Екатерины I, фонды Сената, его следственных комиссий, Преображенского приказа, тайной канцелярии, Синода и другие материалы.
В своем повествовании Соловьев использовал мемуары русских и иностранных государственных деятелей XVIII в. (ЯП. Шаховского, Б.К. Миниха, X. Манштейна, Я. Штелина, Екатерины II, Фридриха II и др.), а также документы, опубликованные в «Сборниках Русского исторического общества», «Чтениях Общества истории и древностей Российских при Московском университете» и др.
Если в первых томах труда, написанных в значительной мере на основании материала летописей, имела место критика источников, то она практически отсутствует при описании событий XVII-XVIII вв. Соловьев, как правило, подробно пересказывал или цитировал содержание документов XVIII в. (часто целыми страницами). Наибольшего источниковедческого мастерства историк достиг при изучении источников, освещающих его излюбленные темы — перипетии внутриполитической, главным образом дворцовой, борьбы и тонкие хитросплетения дипломатических отношений.
. Диалектика позволила С.М. Соловьеву поднять исследование на новый уровень.
. Комплексное рассмотрение роли природно-географических, демографическо- этнических и внешнеполитических факторов в историческом развитии России принадлежит к числу несомненных заслуг С.М. Соловьева.
. Историк применил к области русской истории новейшие приемы исторической критики.
. С. М. Соловьев впервые в русской исторической науке выработал цивилизационный подход, с помощью которого он смог отличить русскую историю от западноевропейской и одновременно включить ее в мировой исторический процесс.
Культурное наследие С.М. Соловьева. Наставник многих поколений
Современник С.М. Соловьева историк славянофильского направления М.О. Коялович считал: «Над всем этим возвышается необыкновенное знание нашего прошедшего, необыкновенная добросовестность при фактическом изложении и крупная талантливость, способная делать большие завоевания, т.е. создавать последователей, школу». Ученики Соловьева научились от него уважать мнение предшественников и относиться с почтением к умственному труду. У него были ученики прямые — и самый известный — Ключевский, преемники — зять, известный историк Н.А. Попов, ученики его учеников, которым воззрения Соловьева казались более близкими, чем взгляды непосредственного учителя. Так, взятое у Соловьева суждение о возможности и уместности прямого заимствования позднее развил П. Н. Милюков.
Воспитанные в атмосфере творчества дети С.М. Соловьева (их было 12) были талантливы. Старший сын — Всеволод — популярный в свое время писатель-романист. Одна из младших дочерей — Поликсена — поэтесса, публиковавшаяся под псевдонимом Allegro, но наиболее известно имя другого сына, Владимира, религиозного мыслителя и философа. Мысли С.М. Соловьева органично вошли в национальную философию, труды И. А. Ильина, Н. А. Бердяева и др. Концепция царствования Петра Великого С. М. Соловьева легла в основу концептуального решения А.Н. Толстым при написании романа «Петр Первый». Соловьев, как никто другой из его предшественников, многое сделал для средней школы, к преподаванию истории в которой он относился крайне серьезно. «История есть единственная политическая наука в среднем образовании и поэтому ее преподавание — чрезвычайной важности: от направления ее преподавания зависит политический склад будущих граждан», — считал Соловьев.

Литература

Волкова И.В. Сергей Михайлович Соловьев. Очерк жизни и творчества // С.М. Соловьев.
Общедоступные чтения о русской истории. М., 1992.
Ерыгин А.Н. Восток. Запад. Россия. (Становление цивилизационного подхода в исторических исследованиях). Ростов-на-Дону, 1993.
Иллерицкий В.Е. Сергей Михайлович Соловьев. М., 1980.
Коялович М. О. С.М. Соловьев. Гл. XV // История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Минск, 1997.
Современники о С. М. Соловьеве (В.О. Ключевский, В.И. Герье, М.И. Семевский, Д.И. Иловайский, М.М. Стасюлевич, С.А. Муромцев, А.Н. Пыпин, П.В. Безобразов) // С.М. Соловьев. Соч. М., 2000. Кн. XXIII.
Соловьев С.М. Исторические поминки по историку. Речь 1 декабря 1866г. в Московском универститете в день 100-летнего юбилея Карамзина // Соч. М., 2000. Кн. XXIII.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Предисловие // Соч. М., 1988. Кн. I;
Россия перед эпохою преобразования // Соч. М., 1991. Кн. VII.
Соловьев С.М. Лекции по русской истории (1873/1874) //Соч. М., 1998. Кн. XXI.
Соловьев С.М. Мои записки для детей моих, а если можно, и для других // Соч. М., 1995. Кн. XVIII.
Соловьев С.М Письма из Европы / Публ. В.В. Кучурина // Отечественная культура и историческая наука XVIII-XX веков. Брянск, 1996.
Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом // Соч. М., 1995. Кн. XVIII.
Цимбаев Н.И. Сергей Соловьев. М., 1990.
Цамутали А.Н. Борьба течений в русской историографии. Л., 1977.
Шаханов АН. Архив С.М. Соловьева // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки имени В.И. Ленина. М., 1986. Вып. 45.
Шаханов А.Н. Становление ученого // С.М. Соловьев. Первые научные труды. Письма. М., 1996.

, Боксер , Публицист

Соловьев Сергей Михайлович - (1820–1879), русский историк. Родился 5 (17) мая 1820 в семье протоиерея, законоучителя (преподавателя закона Божия) и настоятеля Московского коммерческого училища. Учился в духовном училище, затем в 1-й Московской гимназии, где благодаря успехам в науках (любимыми предметами были история, русский язык и словесность) числился первым учеником. В этом качестве Соловьев был представлен и понравился попечителю Московского учебного округа графу С.Г.Строганову, взявшему его под свое покровительство.

Осенью 1838 по результатам выпускных экзаменов в гимназии Соловьев был зачислен на первое (историко-филологическое) отделение философского факультета Московского университета. Учился у профессоров М.Т.Каченовского, Д.Л.Крюкова, Т.Н.Грановского, А.И.Чивилева, С.П.Шевырева, занимавшего кафедру русской истории М.П.Погодина. В университете определилось стремление Соловьева к научной специализации по русской истории. Позднее Соловьев вспоминал в своих Записках, как на вопрос Погодина: «Чем вы особенно занимаетесь?» – он ответил: «Всем русским, русскою историей, русским языком, историей русской литературы».

Отвлеченность была не по мне... я родился историком.

Соловьев Сергей Михайлович

По окончании университета Соловьев по предложению графа С.Г.Строганова выехал за границу в качестве домашнего учителя детей его брата. Вместе с семьей Строгановых в 1842–1844 посетил Австро-Венгрию, Германию, Францию, Бельгию, где имел возможность прослушать лекции тогдашних европейских знаменитостей – философа Шеллинга, географа Риттера, историков Неандера и Ранке в Берлине, Шлоссера в Гейдельберге, Ленормана и Мишле в Париже.

Известие о том, что Погодин подал в отставку, ускорило возвращение Соловьева в Москву. В январе 1845 он сдал магистерские (кандидатские) экзамены, а в октябре защитил магистерскую диссертацию Об отношениях Новгорода к великим князьям: историческое исследование.

В ней, в отличие от славянофила Погодина, обособлявшего историю Древней Руси от западноевропейской и делившего ее на самостоятельные «варяжский» и «монгольский» периоды, диссертант сделал упор на внутренней связи исторического процесса, которая проявлялась в постепенном переходе славян от родовых отношений к национальному государству. Своеобразие отечественной истории Соловьев видел в том, что, в отличие от Западной Европы, переход от родового быта к государству на Руси происходил с опозданием. Эти идеи Соловьев через два года развил в своей докторской диссертации История отношений между русскими князьями Рюрикова дома (1847).

Я был жаркий славянофил, и только пристальное занятие русской историей спасло меня от славянофильства и ввело мой патриотизм в должные пределы.

Соловьев Сергей Михайлович

Передовую для своего времени историческую концепцию Соловьева восторженно встретили представители «западнического» буржуазно- либерального направления общественной мысли Т.Н.Грановский, К.Д.Кавелин и др. Они зачислили молодого ученого в ряды своих сторонников. В спорах о прошлом, настоящем и будущем России, которые будоражили русское общество в середине 19 в., исторические изыскания Соловьева объективно объясняли и оправдывали необходимость отмены крепостного права и буржуазно-демократических реформ.

Возглавив кафедру русской истории Московского университета в 27-летнем возрасте, Соловьев вскоре поставил перед собой неимоверно трудную задачу – создания нового фундаментального труда по истории России с древнейших времен по 18 в., который заменил бы собой устаревшую Историю государства Российского Н.М.Карамзина.

В соответствии с замыслом ученый начал перестраивать свои специальные лекционные курсы в университете, посвящая их ежегодно отдельным периодам истории России. Как сообщает Соловьев в своих Записках, с годами стимулирующую роль в подготовке томов начали играть и материальные соображения. Литературные гонорары стали необходимым дополнением к профессорскому жалованью.

Необходимо не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснять каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию.

Соловьев Сергей Михайлович

В начале 1851 Соловьев закончил первый том обобщающего труда, названного им История России с древнейших времен. С тех пор с беспримерной пунктуальностью ученый ежегодно выпускал очередной том. Только последний, 29-й том Соловьев не успел подготовить к изданию, и он вышел в свет в 1879, уже после его кончины.

История России – вершина научного творчества Соловьева, от начала и до конца плод самостоятельной научной работы автора, впервые поднявшего и изучившего новый обширный документальный материал. Главная идея этого сочинения – представление об истории России как едином, закономерно развивающемся прогрессивном процессе продвижения от родового строя к «правовому государству» и «европейской цивилизации». Центральное место в процессе исторического развития России Соловьев отводил возникновению политических структур, на основе которых, по его мнению, складывалось государство. В этом смысле он отстаивал те же взгляды, что и историки так называемой государственной школы – К.Д.Кавелин и Б.Н.Чичерин.

Но в Истории России имелись и другие понятия. Так, среди условий развития Руси на первое место Соловьев ставил «природу страны», на второе – «быт племен, вошедших в новое общество», на третье – «состояние соседних народов и государств». С особенностями географии страны Соловьев связывал особенности зарождения русской государственности, борьбу «леса со степью», ход и направление колонизации русскими земель, взаимоотношения Руси с соседними народами. Первым в русской историографии Соловьев обосновал тезис об исторической обусловленности реформ Петра I, постепенном сближении России с Западной Европой. Тем самым ученый выступил против теорий славянофилов, согласно которым петровские реформы означали насильственный разрыв со «славными» традициями прошлого.

В последние годы жизни политические и исторические взгляды Соловьева претерпели определенную эволюцию – от умеренно либеральных к более консервативным.

Ученый многое не одобрял ни в методах осуществления буржуазных реформ, ни в пореформенной действительности 1860–1870-х годов, которая далеко не во всем оправдала его ожидания. В своих Записках, написанных незадолго до кончины, Соловьев с горечью констатировал: «Преобразования производятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики ХVI-ые или Александры II-ые». Эта эволюция нашла свое отражение в последних монографиях ученого История падения Польши (1863), Прогресс и религия (1868), Восточный вопрос 50 лет назад (1876), Император Александр Первый: Политика – Дипломатия (1877), в публичных лекциях о Петре Великом (1872). В этих трудах Соловьев осудил польское восстание 1863, оправдал внешнеполитическую линию России и ее венценосцев, все более отчетливо стал выступать за просвещенную (не конституционную) монархию и имперское величие России.

Сергей Михайлович Соловьев - фото

Сергей Михайлович Соловьев - цитаты

Отвлеченность была не по мне... я родился историком.