Писатель дмитрий глуховский о том, зачем страну распихивают по карманам. Дмитрий алексеевич глуховский: интервью

КНИГИ - КАК ДУША В КОНСЕРВАХ
Писатель Дмитрий Глуховский - о планах на бессмертие

Интерес к романам популярного писателя Дмитрия Глуховского приобретает все новые масштабы и формы. Голливудская компания MGM уже купила права на экранизацию "Метро 2033", а антиутопией "Будущее" заинтересовались в Южной Корее. Автору не приходится жаловаться на тиражи, в России они огромны, - но еще больше его вдохновляют перспективы увидеть своих героев на большом экране.

- Насколько для вас важно увидеть экранизацию своего произведения?
- Любой писатель хочет быть услышанным. Лучшее, что может произойти с ним - присуждение Нобелевской премии. Экранизация книги - на втором месте. Экранизация хороша тем, что она упрощает роман, выжимает из него главные эмоции, обертывает историю в глянцевые постеры с загорелыми лицами актеров… И делает вашу историю доступной для масс. Книга - кокосовый орех, чтобы добраться до мякоти и сока, надо расколоть скорлупу; фильм - жвачка со вкусом кокоса. Химия, фейк - но продается на каждом углу; кроме того - вы лично готовы тратить силы на скорлупу? Но благодаря фильму о книге, о писателе узнают миллионы. И что еще он скажет этим вдруг прислушавшимся к нему миллионам - зависит только от него. Экранизация это шанс, какой не всем выпадает. Я хочу, чтобы меня слышали не только в России.

Вы явно амбициозны, но при этом в обычной жизни ведете себя довольно нетипично. Избегаете медийности, отказываетесь вести популярные теле- и радоэфиры. Вам не нужна узнаваемость?
- Мелькание на экране бесполезно. Русский писатель должен быть оракулом, а не телепузиком. От него ждут истин, знания того, как устроены мир и душа. Каждое высказывание писателя должно быть законченным постулатом. Он не имеет право на мычание и междометия. Если ты появляешься у Малахова в его ежевечернем цирке уродов с титром "писатель", это еще не делает тебя писателем. Мне не нужно, чтобы люди узнавали меня в лицо на улице, я неловко себя от этого чувствую. Мне нужно, чтобы люди читали то, что я пишу - и чтобы спорили о моих романах. Я пробовал вести программы по ТВ. Быть телеведущим одним хорошо: незнакомые женщины тебе улыбаются. Другого смысла тут нет. Как только ведущий пропадает из ящика, его тут же забывают. Он жив, пока балаболит, поэтому он вынужден трещать, не затыкаясь, даже если ему нечего сказать. А я хочу, чтобы меня помнили еще какое-то время. Книги - моя душа в консервах. Я книги со своего островка в океан небытия бросаю, как письма в бутылках. Они меня переживут. Я свою личность читателям подсаживаю, прививаю. А ведущие, напомните еще раз, чем там занимаются?

- Ваши амбиции ограничиваются литературной деятельностью?
- Литературная деятельность - не ограничение амбиций. В ней нет пределов. В ней приходится состязаться с классиками - с титанами, с гениями. Как мое "Будущее" смотрится на фоне Хаксли и Замятина, Брэдбери и Оруэлла? Это отчаянная борьба - и обреченная. Но я не написал ни одной книги, за которую мне было бы сейчас стыдно. "Метро 2033" было моим школьным романом, фактически. И на тот момент я не мог сделать лучше. "Сумерки" забрали у меня все, что скопилось во мне к тому моменту: силы, опыт, понимание жизни, владение языком. "Рассказы о Родине" тоже были новой ступенью. Теперь - "Будущее". Это не значит, что книга совершенна или даже просто хороша. Это значит - я сделал все, что мог.

- Настолько, что, оказывается, над вашими книгами девушки плачут...
- И сорокалетние мужчины. Мне тут некоторые исповедовались, что не могли сдержать слез в финальных сценах романа "Будущее".

- Сорокалетние мужчины - существа ранимые.
- Нужно только знать, в какую точку бить. Удивительно, но мужчин пронимает то, что связано с грудными младенцами. Как-то между пластинами их брони проникает, между ребрами - и прямо в сердце.

- Вы, с одной стороны, оберегаете свою личную жизнь, но при этом очень откровенны в своих текстах.
- Пускай телепузики торгуют своей личной жизнью. Бедняг можно понять: они ничего не создают, и им приходится продавать себя самих. Чем драматичней исповедь телепузика в "Семи днях", тем выше его ставка на корпоративе. Я не хочу, чтобы вся страна лезла ко мне под одеяло. Но я тоже ощущаю потребность в исповеди. Певицы раздеваются на обложках, писатели - под обложками. Я не религиозный человек, и мне не хватает такой кабинки, в которую можно прийти, чтобы рассказать зарешеченному пастору о своих грехах, мечтах и страхах. И я притворяюсь героем своих книг и исповедуюсь своему читателю. Признаться, в этом есть эксгибиционистское удовольствие, только ты не догола раздеваешься, а до мяса. Надо правду говорить. Надо стараться правду говорить хотя бы.

- Почему вам это необходимо?
- У меня не получается носить маски. Я от масок очень скоро устаю, они мне натирают. Я искренне завидую Пелевину, который как надел на себя двадцать лет назад карнавальную маску, так и не снимал ее ни разу. И другим авторам, которым удается создавать себе придуманный имидж, напяливать его и всю жизнь в нем ходить.

- А как вам кажется, читателю важна искренность автора?
- Несомненно. Фальшивка, выдумка - просто не задевают за живое.

В романе "Сумерки" мой герой по ночам во снах выгуливает собаку, которая была у него когда-то и умерла - но во снах она к нему возвращается и просится на прогулку. Это моя личная история. Это у меня была собака, и до сих пор, спустя много лет после ее смерти, мне часто снится, как я гуляю с ней. И эта короткое, на полстраницы, отступление, которое к сюжету книги никакого отношения не имеет, цепляет иных людей сильнее, чем весь остальной роман. Читатель идет в книгу за переживаниями, за эмоциями. Фальшь и общие места не цепляют и не запоминаются. А коммерческая литература вся собрана из фальши.

- Почему?
- Когда авторы выдают по книге в полгода, они вынуждены оперировать шаблонами. Им просто не хватает жизненного опыта на достоверные эмоциональные описания. Джеку Лондону было достаточно пережитого, чтобы написать несколько книг, а Варламу Шаламову всего его чудовищного опыта хватило на книгу рассказов. Но коммерческие авторы не идут в мир, они сидят дома и тасуют шаблоны, которые подбирают в чужих произведениях. Их книги - конструктор; вроде что-то новое, а все составлено из старых деталек.

- А что важно для вас?
- В 17 лет я хотел написать умную вещь. В 25 лет я хотел написать умную и красивую вещь. В 30 я хотел написать умную и спорную вещь. В 34 я понял, что абсолютное большинство читателей не интересуется ни твоими философствованиями, ни твоими стилистическими изысками. Они хотят чувствовать, переживать. Мы все сидим на эмоциях, как на наркотиках, и постоянно ищем, где бы ширнуться. Из ста читателей все сто способны получить удовольствие от эмоциональных приключений героя. Только десять оценят язык и метафорику. И всего один поймет, что текст сплетен из цитат классиков.

- Мне кажется, большинство идут в театр и кино ради развлечения. И книги читают ради того же самого.
- Комедии Рязанова и фильмы Захарова - на все времена. Они вечные, по сути. Они правдивы, в них есть эмоция, есть искра жизни. А иронические детективы сгниют вперед своих создательниц. Развлечение - это для однократного употребления. Использовал и выбросил. Ну а дальше - кто какие задачи перед собой ставит. Кому-то нужно на хлеб себе заработать. А я бессмертия хочу.

- Вы знаете, что именно и как надо делать, чтобы получилось?
- Надо самому чувствовать то, о чем пишешь. "Будущее", например, роман о том, как люди побеждают старение. Как научаются оставаться вечно юными. Но из-за этого мир оказывается перенаселен, и каждой паре предлагается выбор: хочешь завести ребенка, откажись от вечной юности, состарься и умри. Живи сам или дай жить другому. Идея у меня появилась лет пятнадцать назад, но пока не начали появляться седые волосы, я не понимал, как говорить о старости, а пока не стал отцом - не знал, что писать о маленьких детях.

- Для вас все еще существует риск остаться автором одного бестселлера?
- Массы способны удержать в голове одно произведение. Этот как с артистами, которым достается яркая роль. Тихонов - всегда Штирлиц. Глуховский - тот парень, который написал "Метро", и неважно, что я там написал после, что я там писал всю свою жизнь. Цена популярности: тебя знают все, но все тебя знают по одной твоей работе. По школьной работе в моем случае.

Первые страницы Метро были написаны, когда мне было 17-18 лет. Я года три писал "Будущее" и у меня было восемь вариантов первой главы. Масса идей приходила, что называется, опосля. Именно поэтому я не публиковал этот роман по мере написания он-лайн. И не было никаких черновиков. Я просто писал одну главу за другой и выкладывал на сайт. И с тех пор никогда не правил. И это принципиальная позиция. Книга была написана, когда была написана, тем языком и с теми метафорами, какими я владел в то время, и обращался я к тем темам, которые были для меня важны тогда. И, может быть, сегодня мне многое кажется неуклюжим в "Метро". Но книга - это слепок души автора, гипсовая маска. Душа растет, стареет, исчезает, а маска остается.

- В конечном счете, ради кого вы пишете?
- Если хочешь писать для других, надо писать для себя. Писать то, что думаешь. То, как чувствуешь. Писать так, как будто это никто никогда не прочтет - и можно не притворяться и не лгать. Тогда выйдет настоящая вещь, и люди будут читать про тебя - но и про себя. А если писать для других, для воображаемых других, напишешь слишком обще, напишешь ни для кого. Потому что мы все, по большому счету, одинаковы; но все напяливаем маски. И сами забываем, что надели маски, и верим, что чужие маски - это их лица. Это теория. А на практике так: читатель хочет, чтобы ты писал еще про метро, издатель хочет, чтобы ты писал то, что продавалось, а ты хочешь писать про то, что тебя сейчас жжет, но все время думаешь: а если не купят? Народная любовь - она такая. Измен не прощает.

- Не хочу считать ваши деньги, но скажите, писательские доходы позволяют вам существовать безбедно?
- Вполне. Ведь "Метро" - это не только книги, но и компьютерные игры, и права на экранизацию, и черт знает что еще. Это-то мне и дает свободу писать, о чем вздумается. Льву Толстому - имение, а мне - компьютерные игры. Куда катимся?

Ваши герои в Будущем обрели вечную жизнь, но они все же могут умереть, от катастрофы или несчастного случая. То есть, они все-таки не бессмертные.
- О бессмертии, о невозможности умереть, уже сто раз говорено. Это и история Вечного жида, и "Средство Макропулоса" Чапека, и "Перебои со смертью" Сарамаго. Меня интересовала победа над старостью и выбор между жизнью ради себя самого и жизнью ради ребенка. Кроме того, полное бессмертие - это фантастика, а продление жизни - дело обозримых перспектив. Сегодня биология и медицина полностью сосредоточены на поисках средств и возможностей борьбы с раком и старением. Очевидно, что в обозримом будущем произойдет прорыв. Сможем ли мы лет на десять-двадцать дольше жить или уже наши внуки будут освобождены от старости, это вопрос нашего везения. Но то, что это произойдет в течение 21 века, мне очевидно. По крайней мере, я этого прорыва очень жду. Жюль Верн потому предсказал многие изобретения, что читал научные журналы, анализировал происходящее и делал среднесрочные прогнозы.

Проблема в том, что в ситуации вероятности смерти при бесконечно длительной жизни, вопросы взаимоотношения с Богом только усложняются. А ваш герой и другие "бессмертные" предпочитают просто игнорировать его существование.
- Нельзя сказать, что главный герой "Будущего" не нуждается в Боге. Он его оскорбляет, богохульствует, посещает бордель, устроенный в храме. Он ищет его, но только ради мести. Для него Бог - предатель. Ожесточение и ненависть, которые он испытывает к Богу, происходят из его детской обиды. Мать обещала ему защиту, говорила, что Бог не оставит его - и оба его предали. Его одинокое жуткое детство - мясорубка, и то существо, что выходит из этой мясорубки, ненавидит и свою мать, и того, в кого она верила. Так что герой "Будущего" - не типичный представитель своего времени. Нужен ли будет бессмертным людям Бог? Мне думается, что большинство вспоминают о небесах, когда из под ног уходит земля. Потребность в душе возникает с распадом тела.

- Боюсь, это предмет большой дискуссии.
- Ну да, есть же еще и вопрос пустоты бытия. Мы не видим смысла в своей недолгой жизни, а заполнить смыслом жизнь бесконечную будет еще сложней, это вы имеете в виду? Но тот смысл, который предлагают нам религии, далеко не единственный. Идеологии давали нам смыслы, которых было вполне достаточно миллиардам человек, ради которых они жили и жертвовали собой. Кроме того, в "Будущем" вопрос бессмысленности существования никуда не девается: люди просто глушат себя антидепрессантами. Это верный способ: на антидепрессантах сегодня сидят все Штаты, Европа сидит на марихуане, а Россия на алкоголе.

Но, будучи, как вы говорите, человеком не религиозным, вы уже в двух романах так или иначе обращаетесь к теме Бога.
- Я понимаю, что есть вещи, которые нельзя объяснить.

- А вам как кажется?
- Мне хочется быть мистиком. Мне хочется верить. Но во все, что я слышу о вере и религии, здравому человеку верить нельзя. Убедите меня! Я хочу верить в душу. В реинкарнацию. Это очень романтично, а мне бы хотелось быть романтиком. Но у меня не получается. Конечно, верующему человеку спокойнее жить, чем неверующему. Мне неприятно думать, что я - кусок мяса, а что моя так называемая душа - набор электрических и химических реакций, и что, как только эти реакции остановятся, я сгину навек. Но для этого, согласитесь, нужно и некоторое мужество.

- Хорошо, скажите, вы готовы к работе над новой книгой?
- Да. Собираюсь исследовать тему рабства, тему подчинения и покорности, тему мракобесия и лжи, тему хозяев и слуг. Превращает ли власть народ в быдло или тот сам рад быть стадом, потому что так ему быть проще и уютнее? Почему все так и можно ли иначе? Называться роман будет "Метро 2035".

- Но новую книгу вы опять "заворачиваете" в бренд "Метро"?
- Опять - и в последний раз. Хочу вернуться в тот же мир убеленным сединами и умудренным опытом. В "Метро 2033" эти темы тоже поднимаются вскользь - там есть слой социальной критики, сатиры по поводу российской политической жизни. С тех пор, когда я писал первое "Метро", я кое-что узнал о людях и об устройстве общества. Нужно сделать апдейт моей истории. Нужно написать "Метро десять лет спустя".

Текст: Этери Чаландзия

Главный герой «Текста» Илья - недоучившийся филолог. Почему вы дали своему протагонисту именно такое - отчетливо литературное - образование?

Кто меньше подготовлен к реальности, чем филолог? Есть ли образование, больше дезориентирующее в русской жизни, чем образование литературное и языковое? Где русская классика - и где наша сегодняшняя жизнь? Вот такого человека - воспитанного в гуманистической традиции, в представлениях о том, что преступление и наказание спаяны всегда, - и интересно посадить на семь лет за то, чего он не совершал. Причем по самому простому и популярному обвинению, по двести двадцать восьмой (статья 228 Уголовного кодекса РФ «Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств». - Прим. ред. ). И пускай он приложит литературу Серебряного века, пускай приложит романо-германскую группу к зоне и жизни после зоны. Из горнил в ледяную воду. Так закалялась сталь? И выходит такой человек-Россия: наполовину думающий на фене, наполовину - бабелевским языком.

- Значительная часть романа - переписка в мессенджерах и по почте - оформлена как обычные диалоги. Вы специально не стали как-то графически ее выделять - как это зачастую делают современные западные писатели?

- На бумаге смайлики выглядят убого, эмодзи - ублюдочно. Не приживаются. Зачем? Чтобы выросший на смартфонах читатель смелей брал бумагу в руки? Да ну. Куда интересней отшелушить их и дать простым диалогом: получится?

В связи с «Текстом» многие вспоминают «маленького человека» русской литературы и чувствительных убийц Достоевского. Насколько важна для вас эта традиция, восходящая к Самсону Вырину и Родиону Раскольникову?

Я никогда не считал себя русским писателем: хотел быть гражданином мира, рос на западной прозе, а нашу классику получал рыбьим жиром в школе, как все. Но вот европейцы, азиаты читают в переводах мои книжки и говорят - типичная русская литература, продолжение традиций. Может, это в крови где-то. Антитела, которые образуются от такой этой нашей жизни. Как сказал : «Немцы делают вещи - мы … [фигачим] трагизм».

- Ваш роман написан сухим, поджарым языком несколько лимоновского извода. Можно ли сказать, что щи, остывающие на лобненской кухне Ильи, разлиты из той же кастрюли, что стоит на нью-йоркской плите у Эдички?

Лимонова читал в школе, как только его выпустили у нас: мои родители дружили с первым его российским издателем. Порно ему дается хорошо - ради этого и читал. Лучше, чем политика. Он вообще фальшивомонетчик. Им вдохновляться? Нет, спасибо. Я - Бабелем, Платоновым. Теми, кто ковал новояз. Вдохновляться надо недостижимым. Нынешнее время тоже новояза требует: наше сегодняшнее вписывать в наше извечное. Англицизмы и мемы скрещивать с лагерным жаргоном и ранней советской прозой. Кому это еще доверить как не филологу?

- «Текст» среди прочего - роман о технозависимости. Как строятся ваши собственные отношения с электроникой? Делаете ли вы наброски в телефоне или пользуетесь записной книжкой?

Ну я, конечно, совершенно зависим. У меня два телефона, залипаю в них по-македонски. Карусель из фейсбука, почты и инстаграма, вечно в ожидании сообщений. Свои соцсети веду сам и сам везде заводил себе аккаунт. Когда полковнику никто не пишет, читаю новости. Фокус внимания сократился до одной минуты. Писать на бумаге разучился. Рука устает от ручки уже к концу предложения, буквы в пляс, зато владею слепой машинописью и не глядя набираю сообщения на айфоне, не отрываясь от руля. Все время пытаюсь сфотографировать счастье или хотя бы восторг. Вместо воспоминаний держу в голове альбомы из айфона. Отказался от эрудиции в пользу «Википедии». Типичный представитель.

Первый (2005) роман Глуховского: пережившие ядерную войну земляне ютятся в московском метрополитене. Переведен на 37 языков, совокупный тираж -  1 000  000 экземпляров.

Продолжение постапокалиптической саги. Самая популярная русская книга 2009 года, обошедшая по тиражам Акунина, Улицкую и Минаева.

Собрание (2010) короткой, «реалистичной», прозы Глуховского - про водку с нанороботами, коррупцию и поиски национальной идеи.

В Европе XXV века изобретают вакцину от старения: человечество может позволить ее себе, если откажется от деторождения. Изначально «Будущее» (2013) публиковалось во ВКонтакте.

Финал (2015) подземного цикла, выросший из работы Глуховского над компьютерной игрой «Metro: Last Light». Лауреат премии «Ozon.ru Online Awards» в номинации «Лучшая художественная книга».

Свежий (2017) роман Глуховского, обласканный ведущими литературными критиками страны.

Ваша книга маркирована сегодняшним днем: роман фонит Трампом, Росгвардией и другими приметами времени. Насколько универсальна рассказанная вами история о произволе и унижении? Это неизбывные черты русской жизни?

Мне нужен был текст о сегодняшнем дне. Городской роман. Мне казалось, что все, что я читаю из русского, совершенно несовременно. Хотелось такую коробку с гвоздями сделать: чтобы в каждую из главных сегодняшних тем забить по гвоздю.

Некоторые сегодняшние темы - это темы извечные. Бесправие обычного человека перед системой. Система правления и управления, построенная на оболванивании и запугивании. Умение власти вовлекать в себя, магнитить к себе самых беспринципных. И ее способность прокажать оказавшихся в ней идеалистов, заражать их цинизмом и лицемерием.

Но есть и кое-что свежее. Распад правды. Развал системы координат, в которой есть добро и зло. Гниение христианской этики, основанной на смирении. Обуяние церкви бесами власти. Торжество силы. Кто нами сегодня правит, кто главный ньюсмейкер в политике и в бизнесе, а теперь еще и в искусстве, и в духовности? Прокуратура. Следственный комитет. ФСБ. Силовики. Люди, наделенные силой и, кроме силы, ни во что не верящие.

Хотя, может, и это извечное, а просто кажется новым. Просто каждому поколению приходится самому пробираться через вранье, самому развенчивать мифы. Самому покушаться на тех, кто эти мифы охраняет, потому что через них охраняет свою власть.

Существенную роль в романе играет «народная» 228-я статья, которую инкриминируют ни в чем не повинному главному герою и по которой в стране сидят почти 150 тысяч человек. Вам близка идея легализации наркотиков - частичной или полной?

Я за легализацию легких наркотиков, проституции и игорного бизнеса. Все равно все виды человеческих пороков крышуют спецслужбы. Просто вместо нормальных налогов, на которые мы могли бы переложить наконец плитку на Тверской, маржа идет на строительство частных замков в Крыму.

В интервью вы говорили о том, что ваш самый известный цикл «Метро» не в последнюю очередь разоблачение совка, человека советской формации, не желающего выходить на поверхность. Видите ли вы в современной России другие - в первую очередь типологически - фигуры, которые стремятся, фигурально выражаясь, сойти с кольцевой?

Мне кажется, все поколение тридцатилетних уже другое. Двадцатилетние - вообще инопланетяне. Все, кто занимается своим делом, - другие. Они хотели бы в будущее, но в будущее их не пустят. Власть стареет, седеет, лысеет. Власть хочет назад, в совок, во времена своей юности. Будущее страшит ее: как любой пенсионер, президент не хочет приспосабливаться к изменяющемуся миру, он требует, чтобы мир вернулся в привычное ему состояние, и обижается, когда мир отказывается. Почему тогда среди молодежи много сталинистов, спросите? Сталин для них - символ империи. Образ империи - компенсация возрастных комплексов. Они хотят почувствовать уважение к себе. В нынешней России это невозможно. В Америке подростки, мечтая о сверхспособностях, которые заставили бы сверстников их уважать, а хулиганов - бояться, дрочат на супергероев, а у нас в стране - на Сталина. Сталин - это русский Человек-паук.

Политические пертурбации 2010-х затронули большинство российских писателей: одни стали видными оппозиционерами, другие формируют собственные боевые подразделения, а третьи предпочитают находиться над схваткой. Какое место в этой общественно-литературной диспозиции занимаете вы?

Политика растлевает. Власть - дыхание Сатаны. Писатели, которые идут к власти, чтобы предложить ей свое умение заговаривать народ ради денег, продают душу. Писатели, которые думают, что смогут заговорить саму власть, воспитать ее своими нравоучениями - и для этого подбирающиеся к ней поближе, - идиоты. Как только они там откроют рот, им сразу вложат туда хлеб и причастят их. Посмотрите-ка на режиссеров, которые стали депутатами: все пустоглазые. Какая, казалось бы, у депутатов власть? А душу - вынь да положь. Не, в политику лезть - гиблое дело. Писатель в России должен просто говорить правду, называть вещи своими именами. Больше некому.

В числе повлиявших на вас отечественных прозаиков - носители очень разных взглядов: Бабель и Булгаков, Платонов и Шаламов. Важно ли для вас, какую политическую позицию занимает автор? Может ли вам понравиться книга, написанная с не близких вам позиций?

Тут немного другое скорее. Важно, искренен ли автор. Если человек - убежденный коммунист, настоящий, идеалистического толка, - интересно послушать и почитать. Если истовый имперец - тоже послушаем. А если ты просто оппортунист и фальшивомонетчик, который сам не верит в то, что говорит, кривляка, пропагандист - мне брезгливо. Тут и силой таланта восхищаться нельзя - лицемерие все заслоняет.

После выхода нового романа о вас - с некоторой оторопью - стали писать как о серьезном авторе, «преодолевшем» свои ранние жанровые вещи. Верите ли вы в эту будто бы неразрешимую дихотомию - «развлекательная беллетристика» против «серьезной литературы»?

Ну «Текст» на самом деле кардинально ничем от «Будущего» или «Метро 2035» не отличается. Оторопь у тех, кто просто фантастикой брезгует. Да кто вообще придумал жанры? В них дико тесно. Хочется смешивать их, нарушать, не хочется делать никаких судьбоносных выборов раз и навсегда: или ты в фантастике, или в триллере, или в «настоящей литературе». Почему нельзя писать триллер как серьезную прозу? Кто сказал, что фантастика должна развлекать и отвлекать? Почему современная проза должна быть бессюжетной и скучной? Литература, вообще-то, может давать совершенную свободу - у литературы нулевой бюджет, на книгу не надо просить денег у Минкульта, не надо утверждать сюжет у продюсеров, не надо переживать из-за рейтингов. Надо этим пользоваться! Но нет. Писатели боятся издателей, издатели боятся читателей. Читатель, если писателя за какую-то книгу полюбит, дальше просит только добавки. Его удивлять нельзя - у него несварение может случиться. Так считают издатели. Я вот решил проверить на своей шкуре.

В начале 2000-х вы были одним из пионеров онлайн-самиздата: «Метро 2033» читали в первую очередь в интернете. Как вы оцениваете перспективы сетевой литературы сегодня? Может ли «новый самиздат» всерьез соперничать с более традиционными издательскими институциями?

Может, конечно. Он только страдает от отсутствия редактуры. Редактура и маркетинг - вот две единственные полезные функции издательства. Самому себя продавать неловко, а править - рука не поднимается.

В марте прошлого года вы подтвердили, что экранизацией «Метро» займутся в Голливуде: к проекту прикреплены продюсеры «Социальной сети» и «Города грехов». Что происходит с картиной сейчас?

Сейчас режиссера ищут. Вот Дарабонту показывали, ему все понравилось, книгу прочел, игру прошел, но не смог придумать режиссерский take и плюнул.

Еще один международный проект, в котором вы участвовали, - создание либретто к опере «Три астронавта» по рассказу Умберто Эко. Закончена ли она? Когда ее можно будет услышать?

Либретто закончено, но музыка еще не готова. Затянулась работа композиторов, а пока их ждали, скончались оба автора изначального произведения - и , и Эудженио Карми. С Карми я успел познакомиться, был у него на семейном ужине в Милане, а Эко, поклонником которого я всегда был, оказался тогда в больнице - и не сложилось. Теперь создателям оперы надо выяснять отношения с его наследниками, агентами. Хочется верить в лучшее, в общем.

Ваши читатели отметили переход к условно «реалистическому» письму еще на сборнике «Рассказы о родине». Не хотите ли вы в будущем вернуться к малой форме? Что вообще более чутко к быстро меняющимся временам - написанный по случаю рассказ или веский, фундаментальный роман?

Мне нравилось писать рассказы. Роман, конечно, чугунная вещь, тяжелая, литая, пушечное ядро, может голову оторвать. В роман больше времени помещается. А рассказ - дробинка. Но если в сборнике их правильно друг к другу подобрать, мозаикой, тоже можно хорошей убойной силы добиться. И потом, рассказ всегда миниатюрная работа, художественная резка по рисовому зерну. В нем лишнему нет места, он в свои несколько страниц должен поместить целый мир с живыми людьми. Я до «Метро 2033» писал рассказы - на первом курсе, на втором. Такие, в духе Кортасара. Где-то они болтаются в сети. Так что, может, и снова рассказы будут. И романы: магический реализм на русской почве и заполярный хоррор. И пьесы. И киносценарии. Все будет. Просьба пристегнуть ремни.

Редакция сайт пообщалась с российским писателем Дмитрием Глуховским , который известен игровой аудитории в качестве автора постапокалиптических романов во вселенной "Метро", о его новых проектах, подходе к работе, играх и Анджее Сапковском.

22 февраля 2019 года в продажу поступит шутер Metro Exodus ("Метро: Исход "), для которого Глуховский написал сценарий .

Добрый день! Расскажите о последних новостях. Что у вас было интересного и какие планы на ближайшее будущее?

Из самого свежего - в прошлом году выходила книга “Текст”, первое реалистическое произведение у меня. История парня, студента филфака из Лобни. Решил отпраздновать успешно сданный экзамен второго курса. Отправился на Красный октябрь, в клуб, а там наркоконтроль, рейд. Пристали к его девушке, начали обыскивать, а он за нее заступился, после чего ему подкинули пакетики и посадили на семь лет. Он вышел из тюрьмы и сходу в состоянии аффекта в алкогольном опьянении убил человека, упрятавшего его за решетку. Это был молодой офицер-наркоконтрольщик, к телефону которого главный герой получает доступ.

На следующий день он приходит к себя и понимает, что его сейчас могут вычислить по камерам, по трекингу, биллингу и так далее. И чтобы избежать наказания, он решает притворяться, что тот парень все еще жив. Изучает и использует его телефон, пишет с него, перевоплощаясь в этого человека. История называется “Текст”, потому что главный герой все делает текстом, голосом говорить не может. Книжка вышла в прошлом году. Сейчас она поставлена как спектакль в театре Ермоловой. Еще фильм будет скоро.

А игру по этой книге не думали сделать?

Да я даже не знаю, какая из этого может получиться игра. Лобня, Красный Октябрь, электричка… Сеттинг немного странный и сюжет тоже не очень понятный.

Возвращаясь к предыдущему вопросу, это вот из того, что было последнее.

Следующий большой проект, который будет выходить, - аудиосериал, готовящийся для платформы Storytel. Приложение такое есть с аудиокнигами в Google Play и iTunes. Аудиосериал структурирован как обычный телевизионный сериал, то есть это 10 эпизодов продолжительностью по 50 минут в сезоне. Несколько актов, клиффхэнгер в конце. Как настоящий сериал, но без картинки, а просто со звуком. Называется “Пост”. Можно послушать, когда ведешь машину, едешь в метро, находишься на пробежке или гладишь носки, например.

Мы завели недавно паблик во ВКонтакте , который станет главным нашим медиа по данному проекту.

“Пост” - история про то, как на руинах развалившейся России последняя скрепа - это Транссиб ржавый. И вот на этом Транссибе насажены, как на шампуре, удельные княжества. И одно из них в центре внимания оказывается. Это не Москва, а как бы один город-крепость, который сидит на этой железной дороге. Собственно, Пост. Где-то на берегу реки. И он находится в эпицентре всех событий.

Такой вот ожидается аудиосериал на “Сторителе”. В виде книги “Поста” не будет вообще - только аудио. Должен выйти в начале зимы. Может, январь-февраль.

А вы не думали расширить этот проект до фильма или даже игры, если станет популярным?

Это вообще изначально был проект телевизионного сериала, но пока я его придумывал, он немного стал как бы политическим. Потому что про развалившуюся Россию. Потом стало нельзя говорить о том, что что-то от нас отвалится, потому что это что-то - Крым. А Крым отваливается - это 282-я сразу. Поэтому телик немножко зассал. Ну и ладно.

За это время ситуация опять уже поменялась. Уже не так страшно, уже про Крым все забыли, как бы проехали. Но идея все еще остается, и она классная, с моей точки зрения. Моя собственная идея, с которой я несколько лет уже живу. И вот сейчас нашел партнера подходящего для того, чтобы это все “забомбить”.

Идея может перерасти еще в нечто большее?

Может перерасти, конечно. Мне кажется, это такой формат, который в принципе подходит и для игры какой-нибудь. Оборона крепости - понятная концепция. С какими-то вылазками, дипломатией и так далее. Вполне может быть. Хозяйке на заметку: если нас читают разработчики - передаю привет. Вот есть отличная идея для игры.

Ну и в будущем может какая-нибудь другая книжная серия будет, например. Давно вынашивал идею с понятными мне героями, драмой, дилеммой. Аудиосериалов у нас никто не делал, в принципе, и вот можно опять как бы создать что-то новое, необычное и интересное, реализовав идею, которая давно мне жжет душу.

Какие еще идеи сейчас прорабатываете?

Еще много всякого другого. То, что я перечислил, - ближайшее вот уже. Есть идеи нескольких книг, спектаклей, телевизионных сценариев. Много всего, и в разных жанрах.

Упоминавшийся выше “Текст” - реалистическое произведение, дальше антиутопическая история, за ними идет семейная драма жесткая про взаимоотношения людей в браке, и после этого, возможно, книга про искусственный интеллект, а может и нет. Все подряд. Ну, то есть, разные вещи.

Откуда вы черпаете идеи? Чем вдохновляетесь? Бывает такое, что вы специально прорабатываете идею книги под определенную аудиторию?

Нет, нет… Делать книгу под аудиторию - это у**ищность. Идиотизм. Нельзя делать книгу под конкретную аудиторию. Этим пусть занимаются маркетологи сериалов телеканала “СТС”. “Кто наша аудитория? Бабульки. Давайте сделаем что-то интересное для бабулек”. Соответственно, про молодость - красавец и доярка. Whatever. Они вынуждены это делать, потому что им отвечать за чужие деньги. Мне же вообще ни за что не нужно отвечать. Я совершенно безответственный чувак, делаю что хочу, и в этом магия.

Когда ты делаешь то, что интересно тебе, а не то, что, как ты думаешь, интересно другим. Когда не пытаешься представить какую-то целевую аудиторию, которую должны интересовать в определенной пропорции сиськи и экшен.

Мы проживаем все более-менее стандартные жизни. И дилемма, через которую мы проходим, и какие-то коллизии, в той или иной степени типичные. Сначала ты задроченный подросток, потом у тебя первая любовь, потом ты женился, появились какие-то соблазны, вы расстались, у вас остались дети, родители стареют, ты уже перестал против них бунтовать и начинаешь их жалеть, на работе с кем-то посрался… Это все достаточно стандартные вещи. Слава Богу, что мы не живем во времена Второй мировой войны, потому что тогда стандартные вещи были другого характера. Сейчас же они у нас такие более “софт”. Но тем не менее. Ты это прожил, как-то для себя сформулировал, и если сформулировал честно и точно, то можешь этим заражать других.

Есть масса попсы, где это формулируется нечестно и неточно, потому что это сделано с расчетом на “предположительные вкусовые ориентиры аудитории”. А ты просто делаешь все честно, как есть. Не продалось и не продалось. Другое что-нибудь получится. Не нужно слишком сильно оглядываться на аудиторию. Надо делать все так, как ты чувствуешь. Писать то, что тебе хочется писать сейчас.

У меня было семь книг, и ни одна из них не стала настолько успешной, как “Метро 2033”. Ну и ладно. И что теперь, слишком расстраиваться? Есть трилогия, мы эту тему закрыли. Или мне надо было как Лукьяненко, Перумову, Роулинг или Акунину клепать бесконечно продолжения? Ты теряешь свободу. Не занимаешься тем, чем хочешь. Это становится для тебя работой. Физической такой, тяжелой, изнурительной скучной и неприятной работой.

Огромное суперлакшери - это когда ты можешь делать что хочешь, а теперь еще за это что-то платят. Но кто вообще таким роскошеством в нашей жизни обладает? Обычно работа - это нудятина, ты ее пересиживаешь, а потом идешь ловить на мотыля кильку, потому что там отдыхаешь душой... Нахрена? Тут есть уникальная возможность заниматься тем, чем тебе хочется заниматься, и каким-то образом на этом еще зарабатывать. Иногда хорошо, иногда не очень.

У меня есть книжки, которые как бы никому особо не были интересны, хотя я считаю, что все равно супер, и какую-то свою аудиторию нашли. Например, у моей книги “Рассказы о Родине” тираж, наверное, 50 тысяч, и она никогда не допечатывалась. Вышла десять лет назад, и вот. А у “Метро 2033” тираж - миллионы, и она каждый год печатается 50-100 тысяч еще. Я вообще не жалею, что написал “Рассказы о Родине”. Мне кажется, это была отличная вещь по тому времени, дух времени, десятый год. Не продалась, ну и не продалась. Нельзя об этом переживать. Это путь в никуда. Ты тогда будешь фабриковать продукт и все закончится тем, что тебя разоблачат твои читатели. Скажут: “Ну вот, спекся. Х**ню какую-то делает”.

Понимаю и поддерживаю вас. Главное - самореализация и мысли, но что насчет ответственности перед аудиторией?

Безответственность перед аудиторией. Ответственность перед аудиторией есть у продюсеров “Звездных войн”.

Если ты думаешь, что ответственность - это сделать точно так же, как было, потому что люди привыкли именно к этому, им это нравится и они хотят еще, то ты ошибаешься.

Если ты к этому охладел и делаешь как было, потому что они этого ждут, они все равно разочаруются. Если ты будешь бесконечно, как Пелевин, делать одно и то же, потому что у тебя какая-то своя армия типа фанатов, они все равно разочаруются, потому что им это надоест. Мне вот надоело. Я был диким фанатом Пелевина, но уже просто не могу. 25-ю книгу одинаковую читать - ну сколько можно-то?

Я лучше буду экспериментировать, потому что меня, по крайней мере, будет “штырить”. А если меня будет “штырить”, то и кого-то еще. Конечно, часть людей принципиально хотят мутантов в метро, и с ними ничего не поделать. Ну, пожалуйста, это их право. Есть компьютерные игры про мутантов в метро и есть книжная серия. Но можно я сохраню за собой свободу делать то, что мне нравится сейчас? Я как бы вырос уже из коротких штанишек. Не сказал бы, что сильно усовершенствовался, но мне просто темы другие теперь интересны.

Получается, после того, как вы реализовались в одной теме, вам хочется переходить к чему-то другому?

Да, я хочу, чтобы мне это доставляло удовольствие в процессе. Я хочу, чтобы меня “штырило” от работы над новой вещью. Я хочу, чтобы это было на ту тему, которая для меня сейчас актуальна. И чтобы был челлендж определенный. Потому что я про это еще не писал, и языком этим не писал, и героев у меня таких еще не было, я не отваживался на какую-то тему писать. Будь там про про любовь или про политику или еще что-то. То есть я боялся это делать. Например, боялся в книжках матом ругаться до определенного момента, про женские чувства с точки зрения женщины писать. Есть масса вещей, в которых ты не уверен.

Ты исследуешь мир вокруг себя, равно как и себя исследуешь, раскомплексовываешься, может быть, расточаешься или даже разочаровываешься. Узнаешь и понимаешь какие-то новые вещи.

И с моей точки зрения, каждая новая вещь, книга или еще что-то, должна быть подведением промежуточного итога. То есть ты что-то понял про жизнь, про себя и людей, значит вложить это должен в новую вещь. И тогда это будет какой-то шаг вперед.

Если же ты опять, просто, чтобы заработать деньги, повторил еще раз старый фокус, то ни сам не получил удовольствия…

Но есть люди, которые получают удовольствие от этого старого фокуса…

Недавно появилась новость об Анджее Сапковском, который говорит, что ему недоплатили за “Ведьмака”, хотя был понятный договор. Как вы к этому относитесь?

Ну, старикан про**ал. И теперь жалеет, конечно. Смотрит, как это превращается в глобальную франшизу и понимает, что его пенсия могла быть больше. Очень простая история.

Жалко его. Но, видимо, он какой-то нормальный жанровый писатель, у него куча поклонников, и я думаю, что если бы он был плохим автором, не было бы такого количества преданных фанатов. Я сам не читал.

Игра для него очень много сделала. И если бы не было игры, он бы остался безвестным польским автором однозначно.

Он не понял потенциал, потому что старый просто. Ну и наверное размышлял про игры в духе “Что это там… Шутеры... Школьники убивают подростков в школах…”. Я так себе это представляю. Поэтому он не оценил потенциал.

А я просто на 30 лет младше его, я там рос, поэтому понимал “масштаб бедствия”, понимал, что это такое и что нужно быть максимально частью этого. И мы нормально, по-человечески, договорились с разработчиками и создателями, и я доволен в гораздо большей степени своей жизнью, чем Анджей Сапковский. И меня не исключали из процесса разработки, а наоборот у нас был с ними вполне себе симбиоз, и все довольны. А старика жалко.

А сколько вы времени уделяете игре?

Это процесс, который идет годы. Я набросал какую-то идею, над которой думал три недели или месяц, отправил. Они думали над ней полгода, отправили назад. Я высказал свои замечания, снова отправил. Потом прилетел к ним на Мальту, потом в Киев, потом куда-то еще, или они приехали в какое-то место, мы с ними поговорили… Потом я начал писать диалоги, они говорят, что тут слишком много, здесь подрежь… Потом они присылают свои диалоги, я отвечаю, что как-то не очень, персонажи говорят словно на рынке в Киеве что-то покупают, давайте-ка переделаем… Переписал. Ну и так далее. Обсуждаем, что-то я предлагаю изменить, что-то они просят, вносим правки и все такое. Это долгий процесс, который длится годы. Чистое время невозможно подсчитать. Симбиотическая история. Понятно, что моя нагрузка здесь в большей степени - нагрузка как драматурга. Ну и обеспечение целостности вселенной “Метро”.

“Метро: Исход” продолжает историю “Метро 2035”. То есть там, где заканчивается история “2035” и книжной трилогии (а книг больше не будет), там историю подхватывает “Исход”. Если хочешь понять, чего тебе ждать в “Исходе”, значит надо читать книги. Интересуешься тем, а что же дальше - это только в игре. Мозаический такой сторителлинг, тоже достаточно инновационный. Это не “Игра престолов”, где книга - сезон, книга - сезон, сезон, сезон, ой, а где книга? В какой-то момент они начинают расходиться, потому что продюсер уже знает лучше.

У нас мастерение вручную. Это не конвейерное производство на блестящих заводах компании Tesla в Калифорнии. Это сидят люди и ножичком вырезают что-то. И я так сижу. И именно за счет того, что это все хендмейд, получается вещь с определенным вкусом. И ты понимаешь, что это не замылено, что такого ты не видел и что это в достаточной степени уникально.

Выходит, и вы вдохновляете разработчиков, и они вас?

Безусловно. Они меня очень вдохновляют вообще, в принципе, не только играми, но и каким-то своим драйвом и упертостью. Я считаю, что их самоотверженность и преданность своему делу уникальна совершенно.

А вы сейчас играете в игры? Раньше увлекались же.

У меня есть PlayStation, на которую я качаю для себя всякие игры смотреть. Но не сказать, что я бы сейчас взял и какую-то игру прошел до конца. Например, я поиграл в Wolfenstein новый, поиграл с большим удовольствием в Limbo. Такие вещи. Аркады разные. В трехмерные шутеры мне трудно играть. Это надо как-то в компании делать. Ну как бы одному сидеть, вникать… Просто когда подрастаешь, меньше становится свободного времени, и с большим удовольствием ты уже смотришь Netflix или HBO.

Или стрим на YouTube.

Может быть, но я больше сажусь на эмоции, которые хороший сериал может дать. Садишься на определенный драйв эмоциональный. Игры интересны как подсматривание чужих снов, мне кажется. Я люблю красивые, зрелищные игры. Какой-нибудь BioShock новый, хотя он уже не новый, куда ты попадаешь и удивляешься, оглядывая какие-то вещи. Особенно на большом экране - вообще красота.

Видели трейлер Death Stranding? Там Норман Ридус в главной роли.

Надо посмотреть. Я не буду притворяться, что я такой классный, молодежный и всегда за всем слежу, потому что это уже давно не так. Мне 85, и я не торт. Но за какими-то вещами смотрю. Включаешь трейлер по своей игре, потом переходишь на другой, и так можно залипнуть на полдня. Думаешь, классно, вот в это надо поиграть-посмотреть. Но не могу сказать, что я сейчас какой-то супергеймер. Было бы нечестно, если бы я вам такое сказал, чтобы просто показаться классным. Я не классный.

Не устали ли вы еще от “Метро”?

Я устал от “Метро”, конечно, и про него больше не пишу. Но мир продолжает жить своей жизнью. Игровая серия - это слишком важно, чтобы пустить ее на самотек. Поэтому, конечно, я во все это вник, все придумал, но какие-то вещи, например, касающиеся борьбы с медведями-мутантами, люди делают сами. Я никогда в этом не был силен - в героической части, стрельбе и так далее.

Но то, что касается переживаний, драм, отношений между героями, превращения NPC в живых людей - вот это была моя специализация всегда. И это то, что мне интересно. Получается у меня или нет - это другой вопрос, но мне это прямо вот нравится. И я старался это все привнести. Ну и наделение игры какими-то смыслами, подтекстами, аллюзиями и так далее.

Очень важно, чтобы игра не превратилась в какой-то обычный шутер, где главная эмоция, которую ты получаешь, - адреналин. Эта вещь должна продолжать оставаться сентиментальной, возможно с философскими подтекстами, очень эмоционально заряженной. С тоской, ностальгией, мечтами несбывшимися и так далее. В игре должно быть все то, что есть в книгах и составляет важную часть атмосферы.

В какую офигенную игру с реалистичной графикой ты бы ни сел играть, это как прийти в консерваторию послушать симфонический оркестр. И то, что люди играют здесь на высочайшем академическом уровне, а не тренькают на балалайке, для тебя не новость - ты к этому готов, поэтому не очень-то и удивляет.

Точно так же с потрясающей графикой, созданной передовыми студиями за 200 миллионов долларов. Ты знал, что там будет эта графика. Да, они теперь выглядят совсем как живые, бегают, стреляют, все взрывается… Но удиви меня? И вдруг ты получаешь нечто, чего совершенно не ждал - какую-то человеческую историю совершенно пронзительную там. Западные разработчики годы спустя тоже к этому приходят и нанимают оскароносных сценаристов, потому что понимают, что ничего так человека не прошибает, как история. Мы-то это понимали еще тогда, когда денег на графику не было. Делали ставку на атмосферу и человеческую историю, и это сработало.

Что бы вы хотели сказать нашим читателям? У нас много фанатов “Метро”!

Дорогие ребята и девчонки, посетители сайта сайт! Спасибо вам за то, что вы есть. За то, что вы интересуетесь играми. Я надеюсь, что новая игра по “Метро” вас не разочарует и вам будет кому перемыть кости на форумах этого замечательного сайта. Вообще, играйте в игры. Это лучше, чем пить коньяк по подъездам и ширяться ржавыми шприцами. Спасибо вам! Это Дмитрий Глуховский. Пока!

Материал подготовили: ACE , Azzy , SkyerIst

Все ваши предыдущие романы были про будущее, а новый рассказывает о настоящем времени. Почему вы решили изменить подход?

Потому что настоящее стало интересным. Лет восемь назад, когда я писал "Метро 2034", настоящее было скучным, к тому же нам тогда казалось, что не к чему придраться. Это было время медведевской модернизации. Казалось, что протестная политическая деятельность сошла на нет, потому что Медведев перехватил протестную повестку. Он ведь говорил очень правильные вещи, другой вопрос, что то, что он делал, никак не было связано с тем, что он говорил…

Но в последние 2–3 года официальная повестка стала настолько мракобесна, что теперь очень интересно жить, смотреть, как система делает шаги к тому, чтобы все покатилось в тартарары. Можно наблюдать, как на государственном уровне моделируется фашизм. Мы ведь с вами не жили в период становления тоталитарного режима или даже симуляции такого становления.

Вы полагаете, что идет становление фашизма? Или что происходит симуляция его становления?

В определенные моменты начинает казаться, что все очень даже всерьез. До некоторого времени это был постмодерн, пародирование людоедских практик первой половины ХХ века, в том числе и телевизионное пародирование. Телевидение используется для достижения виртуального эффекта - вместо того, чтобы заниматься реальностью. Зовешь статистов, казаков и отпускников, с их помощью что–то изображаешь, потом при помощи телеканалов и ток–шоу тиражируешь это на всю страну и создаешь "впечатление того, что". Создаешь впечатление становления тоталитарного государства - для того, чтобы задавить протест. Создаешь впечатление абсолютного путинского большинства - для того, чтобы переломить всех колеблющихся. Или (при ) создаешь впечатление либерализации - для того, чтобы успокоить людей, которым не терпится в будущее.

Это напоминает тезисы Ги Дебора об "обществе спектакля". Но почему, как вы полагаете, действующие власти не стремятся разработать настоящую идеологию, а не просто "сделать вид, что"? Нет запроса? Нет способностей? Нет интереса?

Это люди сугубо цинические и очень прагматические. И у меня есть ощущение, что они совершенно ненасытны, просто Тимы Тайлеры какие–то. Видимо, их детство было настолько голодным, что им никак не удается наесться. Они все в себя запихивают и переварить не могут, но и наесться - тоже.

Это трагическая ситуация: у власти в стране находятся люди, совершенно не являющиеся государственными деятелями. Конечно, коммерсанты не могут править страной, но не могут этого делать и спецагенты. В Риме приход преторианцев к власти знаменовал наступление "последних времен" и предраспадное состояние. Преторианцы прекрасно предотвращают заговоры, охраняют императора, ловят злодеев, но при этом не обладают стратегическим мышлением. Они действуют как охранники. Власть в нашей стране поделена между охранниками и коммерсантами.

Коммерсанты относятся к государству, в котором живет народ, как к коммерческой корпорации, которой надо управлять, извлекая из нее личную прибыль, не думая об интересах народа. Народ для них - это в значительной степени обременение к территории. Они приобрели "квартиру с обременением", с бабушкой, которая там живет, и, пока она не преставилась, с квартирой ничего сделать нельзя. Квартира эта называется "Российская Федерация". Вроде бы существует некий социальный контракт и нельзя помочь бабушке умереть, но и никакого интереса ей помогать тоже нет. Надо просто ждать, пока она окочурится.

Создается впечатление, что люди находятся не на своем месте. Тем не менее они на этом месте очень хорошо закрепились. Но единственная задача, которую они решают, - это задача своего дальнейшего пребывания у власти. Они не пытаются сделать стране лучше. Они хотят имитировать вставание с колен, имитировать возрождение России в статусе великой державы, имитировать конфронтацию с Западом, имитировать модернизацию и так далее. У любого "государственного проекта" всегда обнаруживается конкретный бенефициар, чаще всего из числа друзей детства .

Вам интересна их логика или то, как это отражается на обществе?

Мне интересна реакция населения. Я ведь тоже не наследник какого–нибудь номенклатурного деятеля, которого с детства приобщали к секретам управления массами. Я, как представитель плебса, прохожу путь от состояния одного из голов поголовья скота и постепенно с помощью знакомых и собственного интереса начинаю разбираться в том, что находится за этой завесой пропаганды и полуправды.

И какова, по–вашему, реакция со стороны общества? Одобрение? Сопротивление? Равнодушие?

Сначала население просто выживало. Потом ему дали поесть, и оно этому очень обрадовалось, потому что ему давненько не давали поесть. Также ему разрешили иметь жилье, машину и выезжать за рубеж. И этого хватило на 10 лет. Как только эти вентили - зарубежные поездки, жилье, еда - начали завинчивать, потребовалось на что–нибудь отвлечь население. Превентивно имитировав осаду нашей крепости западными силами мрака и тьмы, мы сами инициировали все эти кризисы.

То есть некоторое время людям было не до этого. Пока рос уровень благосостояния, работала мифологема о том, что мы никогда не жили так хорошо, как сейчас. Какая, мол, разница, сколько они воруют, если они воруют не из нашего кармана. И до поры до времени воровали действительно не из нашего кармана - если не считать некоторые отдельные истории вроде дела Магнитского. Но все остальные деньги воровались напрямую из недр, к которым народ никогда не имел никакого отношения или доступа. А вот в тот момент, когда они стали залезать людям в карман (потому что ресурсных денег перестало хватать), население начало приходить в движение.

Власть смоделировала конфликт с Западом, который позволил ей отвлечь внимание людей с внутренних проблем и переключить его на внешние, а заодно и объяснила все наши беды зловредным внешним воздействием. К тому же они получили возможность сказать, что, поскольку мы находимся в осажденной крепости, надо искать предателей внутри. Эта логика работает безупречно, и они ее применили. В этом плане в администрации президента на уровне менеджмента сидят неглупые люди. Думаю, что там обсуждались разные сценарии, и этот был выбран потому, что он уже неоднократно успешно применялся в самых разных странах.

А какой была бы реакция общества, если бы идеологию предложили всерьез? Если бы предложили по–настоящему строить империю с альтернативной Западу картиной мира, системой ценностей и путем развития?

До крымских событий я всегда говорил, что у нас страна идеологического похмелья. 75 лет нам рассказывали о построении рая на земле и списывали на это все наши трудности и страдания. Потом власти нам вдруг сказали, что все это не так, что все, что они нам говорили про построение коммунизма, можно забыть, и посоветовали идти и заниматься своими частными делами, жить как хотим.

У них тоже в тот момент были важные дела по распилу и распределению социалистического хозяйства. На десять с лишним лет государство самоустранилось из идеологической сферы. Оно стало как будто бы государством технократов, которые не интересуются никакой идеологией. Да и население в те годы на любую попытку снова привить какую–нибудь идеологию реагировало бы с большим скепсисом и отвращением.

Но наступил другой момент. Согласно пирамиде Маслоу, сначала нация обеспечила вопрос с безопасностью (в Чечне), потом поела - и ей захотелось самоуважения. А самоуважение для нас - это возвращение статуса империи. Империя - это мощная и не исключительно русская идея. О возвращении имперского статуса так или иначе мечтает любая бывшая империя. Это касается даже, например, Венгрии, не говоря уже о Великобритании.

Поэтому меня перестало удивлять, как одни и те же люди могут впадать в благоговение при мыслях и о Николае II, и о Сталине. Они, казалось бы, противоположности, но в действительности никакого противоречия нет. И царская Россия, и сталинский Союз были империями.

Когда подростки говорят, что они любят Сталина, то очевидно, что дело не в Сталине, о котором они ничего не знают. Они знают про усы и про "всех расстрелять". Сталин - это мем. К конкретной исторической личности он имеет очень мало отношения.

Точно так же и Николай II - мем и символ империи. Люди просто хотят империю.

Так все–таки хотят?

Безусловно. И глупо их в этом упрекать, мы были великой державой, которая десятилетиями наводила страх и ужас на соседей, и нас это вполне устраивало. Считалось необязательным, чтобы нас уважали, как уважают, к примеру, Японию.

Есть ли способ совместить жизнь в империи с полноценными гражданскими правами?

Да, такие империи бывают. Соединенные Штаты Америки - именно такая империя. Внутри страны она демократична и дает людям свободы, а снаружи ведет себя как империя. Мне кажется, и мы вполне могли бы быть такой империей. Мы хотели бы жить в стране, где человек свободен, а его права защищены.

Думаю, люди чувствуют себя очень незащищенными. И запрос на величие державы - это сублимация: вместо решения вопрос о личной незащищенности переносится на более высокий уровень. Меня, может, никто не уважает, зато мою страну уважают все. Я - муравей, но вместе, как термитник, мы можем сожрать кого угодно. 86% граждан готовы под этим подписаться. Именно поэтому им нравятся танковые парады на Красной площади и российский флаг над Севастополем. Они соотносят себя с этими танками и считают, что боятся лично их.

Думаю, что мы хотели бы жить в стране, где можно в случае необходимости найти управу на незаконные действия полиции, где с помощью выборов можно убрать хотя бы мэра, а то и президента. Хотя президент у нас - это скорее символ, чем человек, физическое лицо. Именно поэтому никто не спрашивает, с кем он крестит детей в прямом смысле этого слова. Его округлые заявления и цитаты нравятся нам именно потому, что он по большому счету тоже мем. В общем, американская цивилизационная модель могла бы быть нам близка. В том числе поэтому мы себя все время с ними сравниваем. Они - конкурирующий проект.

Мой опыт жизни в Европе говорит о том, что русским проще найти общий язык с американцами, чем с европейцами. У вас не было такого ощущения?

Я могу с этим согласиться. Американцы более разухабистые, так же, как мы. И они довольно душевные люди, в то время как европейцы достаточно зажаты и закомплексованы, это связано с их историей. У европейцев намного больше табуированных тем, в Америке это по большому счету только политкорректность. Не трогай черных и геев и говори все что угодно.

К тому же они, как и мы, - это плавильный котел, мультиэтническая история. У нас это происходит при доминировании русских. У них англосаксы, сформировав культуру и политическую систему, сейчас отступили на второй план. Поэтому нам с ними проще, к тому же они - тоже империя. Та самая либеральная империя, о которой рассуждал еще Сурков.

Мне непонятно, почему их модель не может работать у нас. Зачем нам это угнетение частной инициативы, одурманивание, подкармливание и запугивание - четыре кита, на которых у нас держится властная система. Может быть, разница именно в этом, в том, как люди оказались у власти. Люди, пришедшие к власти в США, - это меритократия. Даже если ты - ставленник Ротшильдов, ты должен себя доказать. А у нас у власти оказались очень случайные люди.

Один из главных в последнее время сюжетов на тему "власть и искусство" - битва авторов "Матильды" с депутатом Поклонской. Согласны ли вы с тем, что это ее частная инициатива, или за этим есть что–то еще?

Такие персонажи, как Поклонская, полезны для власти. Они обозначают консервативный тренд. Люди во власти - в основном прагматики. Не говоря уже о том, что они чекисты, подвергшиеся профессиональной деформации - "кругом враги", "людьми можно манипулировать", "на каждого можно найти компромат".

Здесь как в ток–шоу. Надо позвать одного взвешенного человека, восемь оголтелых империалистов, одного маргинального демократа, желательно еврея, и какого–нибудь карикатурного украинца или американца. Эти последние будут мальчиками для битья, оголтелые будут брызгать слюной, и условный "Соловьев" (продавший душу дьяволу, но исключительно талантливый демагог), как будто бы модерируя эту дискуссию, повернет чашу так, что голосование с убедительным перевесом выиграет единственный взвешенный человек. Так устроено управление общественным мнением. Поклонская в определенном смысле выступает в общенациональном ток–шоу. Есть некоторое количество спикеров - Чаплин, Поклонская, Железняк. Это ток–шоу задает общенациональную повестку дня.

В какой степени модерируется это ток–шоу, в какой степени оно управляемо?

Есть управление внутренней политики администрации президента России, оно занимается именно модерированием, работой с лидерами общественного мнения. Также там есть разного рода экспертные институты, разрабатывающие и предлагающие те или иные повестки.

Другое дело, что весь этот менеджмент сводится к ситуативному реагированию и к отвлечению внимания. По большому счету все это лишь гигантская дым–машина, которая не разрабатывает стратегию развития страны, а вырабатывает дымовую завесу. Стратегического мышления там ни у кого нет, есть только тактическое реагирование. Запад нам вот так, а мы им - вот так. Навальный вот это, а мы ему - вот это.

У этих людей нет проекта для страны. Они оказались во главе великой державы с очень драматической и кровавой историей. И они ощущают себя не на своем месте. Масштаб не соответствует роли. Эти люди, от Якунина до Медведева, - это люди из местного кооператива, которые вдруг встали во главе государства.

Вы начали наш разговор с того, что настоящее стало интересным. Вы бы предпочли, чтобы оно таким и осталось, чтобы было о чем писать, или все–таки лучше, чтобы стало немножко скучнее?

Мне как наблюдателю и писателю, конечно, очень интересно. Хотя, скажем, и 2000–е были интересными, будучи вместе с тем и сытными. Мы начинаем это понимать только теперь. Тогда у людей немножко кружилась голова, казалось, что каждый следующий день будет лучше предыдущего. Теперь есть противоположное ощущение - что каждый следующий день будет хуже. И все же меня как наблюдателя сегодняшняя Россия завораживает.

Выделите фрагмент с текстом ошибки и нажмите Ctrl+Enter

До событий 26 марта я считал, что молодежь у нас достаточно аполитична. Мне казалось, что им в принципе неинтересно участвовать в политической деятельности, потому что они предпочитают либо на практике применять теорию малых дел, либо где-то герметизируются в своих микро-стартапах, субкультурах - и политическая жизнь страны кажется им некой абстракцией. О которую им не хочется даже мараться. Но, события 26 марта и 12 июня показали, что я был неправ. И здесь, с одной стороны, есть влияние Навального, который может разговаривать на их языке - через видеоблоги, которые являются сейчас новым медиа, через мемы. С другой стороны, это их реакция на то, что Путин, на самом деле, дед. Такой моложавый, он в принципе дед. Это человек для вчерашнего дня – для 90-х. Он их не пускает в будущее. Люди хотят в будущее, в открытый мир без границ, в хайтек, в свободный интернет, в свободное общение. А их, принудительно затаскивают в наше позавчера, ВОВ, в стилистику военно-патриотической молодости Шойгу. Это не может не раздражать. До какого-то момента было прикольно, да и были подростки, которые с удовольствием играли в сталинизм. Ну, такой, в своем представлении сталинизм - из компьютерных игр. Но очевидно впечатление, что страна поднимается с колен, было очень краткосрочным и обманчивым. Никто ни откуда не поднимается. Чтобы подниматься с колен, надо сначала на них быть. А мы пока что продолжаем валяться. С другой стороны, государство все более активно вторгается в то, что было раньше частным. Пока политикой занимались политики, пока зачищали только политическое пространство, приручали системную оппозицию, прикармливали собачьим кормом коммунистов или либералов, собирали компромат на олигархов, все это - как бы - людей не касалось. Мы простые люди, а это все происходит в высоких сферах и касается круга из 50-100 человек. А остальные 140 млн существовали параллельной жизнью, которая, в принципе, становилась изо дня в день лучше. До определенного момента, пока потенциал благополучия не был исчерпан. А теперь, в связи с тем, что экономика ухудшается, люди чувствуют падение качества жизни. Я думаю более-менее все это ощущают, кроме Олега Тинькова. Государство постепенно превращается из авторитарного в тоталитарное. Все сильнее и сильнее ощущается консервативный тренд и все чаще чиновники вторгаются в частную жизнь граждан. Сначала объясняют нам, что если ты гей, то не надо об этом никому рассказывать. И спасибо, что пока еще не сажают. Устами какой-нибудь перековавшейся из демократки в поборницу консервативных ценностей Яровой или Мизулиной объясняют нам, что морально, а что аморально. Хотя очевидно, что дума и есть сборище самых аморальных и беспринципных людей. И теперь они пытаются регламентировать нашу свободу действий в интернете. Интернет, конечно, является тем пространством, где мы фактически проводим 20-30% дня – и это отдушина. И даже если снаружи у нас есть какое-то ущемление в правах, ограничение в материальных возможностях, мы можем занимать свой ум в Интернете. В том числе вещами, которые в некоторых странах (к примеру, в Саудовской Аравии) незаконны. Пока государство не вторгается на эту территорию, мы готовы закрывать глаза на какие-то вещи. Но когда они предлагают ввести поименную идентификацию при входе в Интернет, в мессенджеры по паспорту, тем самым уничтожая анонимность окончательно, это уже покушение на личную жизнь каждого человека. Я думаю, что молодежь, которая в этом выросла и появилась в таком контексте, не хотела бы сейчас из нашей, условно, Аргентины, попасть в какую-нибудь «Саудовскую Аравию». Можно понять этих людей. Я тоже не хочу в Саудовскую Аравию.

Но устроят ли они революцию? Это зависит от того, как они к этим митингам относятся. Я не думаю, что они относятся к этому как к настоящему протесту, революции. Для них это некий движ, новый фан-активити, который они пробуют. Это адреналин, бунт против системы стариков, возможность попробовать себя в чем-то новом. Это новый экстрим, который только появляется. Не все же готовы заниматься, к примеру, прыжками между многоэтажными зданиями. Конечно, это определенный круг людей с проблемами адреналинных рецепторов. Большая часть покатается на роликах, но не будет залезать на крышу. Вот те, кто будет залезать на крышу, скорее всего будут ходить на митинги и дальше.

Что будет делать власть с этими детьми? Во-первых, надо промыть им мозги как следует. Рассказать им про военно-патриотическое воспитание. Я сейчас ехал по Рублевке, и там все заклеено рекламой парка «Патриоты». «Здесь растут герои». Везде патриоты, красные звездочки. Начнем с промывки мозгов детей элиты, а потом к патриотическому воспитанию школьников перейдем. Была пионерия, чудесная организация, детям выносили мозг прямо с рождения. Я тут перечитывал свои первые публицистические колонки на печатной машинке, и обнаружил, что в 6-летнем возрасте прославлял Ленина и мудрое устройство социалистического государства. В СССР очень мудро была отлажена система воспитания, детям с ранних лет закладывали «правильные» принципы. Вот это прекрасно работает. Потом молодежь нужно хорошо запугивать, как следует. Для этого нужно побольше людей арестовывать. Потому что, если человек думает, что на акцию вышло 20 тысяч, а задержали всего 100, он подумает, что его это не коснется. А если вышло 20 тысяч, а задержали 1000, то он начинает бояться. Но, мне кажется, все это зря делается, потому что, как говорят наши американские друзья, «насилие порождает насилие». Если сказать, что можно полицейским таскать девушек за волосы, то почему мальчикам нельзя в полицейских бросать «коктейлем Молотова»? А если мальчикам это можно, то почему полицейским нельзя стрелять в них резиновыми пулями? Возникает выбор: либо наша страна превращается в диктатуру, либо революция сметает всю власть со всеми ее минусами/плюсами. Мы этими жестокими задержаниями встаем на очень неправильный путь. Если, люди находящиеся во власти, преследуют единственную цель - остаться у власти - гораздо мудрее было следовать прежней линии и просто позволять людям выпускать время от времени пар, вместо того, чтобы идти на усугублении конфронтации.