Россия во времена первых романовых. Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра

Тема, поднятая в настоящем докладе, по-своему неисчерпаема. Тем более невозможно охарактеризовать ее в коротком докладе. Поэтому задача, которую мы ставим перед собой, будет сужена. Слушатель призван проводить параллели как с понятной и привычной современностью, так и с предшествующими эпохами, в которые мы иногда будем отсылать слушателя

Церковь в России воспринимается как нечто имманентное, привычное и законное, и мы редко задумываемся над тем, какое положение занимает она в государстве и обществе. Время от времени общество будоражат политические проблемы клерикализации (в то время как секуляризация представляется чем-то само собой разумеющимся) или абстрактные вопросы веры и религии. Однако сам церковный институт и степень его присутствия в нашей жизни занимает куда меньше внимания современников. Впрочем, во многом это верно: чаще всего подобные вопросы наиболее глубоко могут быть осмыслены лишь по прошествии более или менее продолжительного промежутка времени и становятся уже уделом истории. Однако подобные ретроспекции представляются весьма полезными хотя бы потому, что обладают внушительным позитивным воспитательным эффектом, не говоря уже о том, что это просто интересно. Сказанное и заставляет вновь и вновь возвращаться к осмыслению пройденного пути и делать выводы на будущее.

Тема, поднятая в настоящем докладе, по-своему неисчерпаема. Тем более невозможно охарактеризовать ее в коротком докладе. Поэтому задача, которую мы ставим перед собой, будет сужена. Слушатель призван проводить параллели как с понятной и привычной современностью, так и с предшествующими эпохами, в которые мы иногда будем отсылать слушателя. Ведь церковь к началу правления династии Романовых существовала в России более 700 лет (если учитывать ее присутствие на Руси до официального крещения при князе Владимире). Разумеется, она и воспринималась русскими людьми как что-то очень родное и привычное, более того – как основа традиции, которой Русь жила и живет: это можно увидеть и в Домострое – книге об устроении семьи, дома и общества, написанной при Иване Грозном за пятьдесят с небольшим лет до прихода к власти Романовых, или в Стоглаве, сборнике церковных постановлений той же эпохи. Тем не менее эпоха Романовых наложила неизгладимый след на бытование церкви в России, степень и характер ее влияния на общество и на отношение к ней со стороны общества.

Для начала напомним, что сама территория России увеличилась при Романовых более чем втрое: только выйдя за пределы Восточно-Европейской равнины в конце Ивана Грозного, к концу династии Романовых Россия простиралась до Камчатки на востоке (не говоря о недолгое время принадлежавшей России Аляске) и Средней Азии на юге, вышла на берега Черного и Балтийского морей и постепенно расширяла свое присутствие на их берегах. Церковь следовала за государством на вновь присоединенных территориях и сталкивалась при этом с массой проблем, до тех пор неведомых, например: миссионерство, организация на новых территориях и др. (Русская церковь в течение предшествовавших 600 лет больше потеряла, чем приобрела: речь идет о западнорусских епархиях, оставшихся в Литве и южной Руси и вошедших в состав Речи Посполитой). То же касается и численности населения и этнического состава.

В годы, предшествовавшие приходу к власти Михаила Федоровича, первого царя династии Романовых, церковь по разному выстраивала свои отношения с государственной властью. В течение долгого времени – почти 500 лет руководство Киевской, а впоследствии Московской митрополией находилось в руках преимущественно греков. Уже с начала монгольского ига митрополиты, среди которых чаще стали появляться русские и болгары, вынуждены были более активно участвовать в жизни страны. Однако нельзя сказать, что во взаимоотношениях с властью церковь придерживалась какой-то единой стратегии поведения. Бывали времена, когда благодаря выдающимся личностям церковь покровительствовала власти (митрополит Алексий, ХIV век или митрополит Иона), а бывало и так, что власть пыталась направлять деятельность церкви в нужное ей русло (Михаил Ярославич Тверской или Дмитрий Иванович Донской). Определенность наступила лишь с приходом к власти Ивана III, который, создавая царство (по сути – империю), разумеется, начал процесс подчинения церкви государству. Однако сделать это было сложно, и только к концу правления Ивана Грозного эта задача была в целом выполнена.

Смутное время едва не положило конец русской государственности. Это потребовало от церкви применить свой авторитет для поддержания института власти (что мы и видим на примере патриарха Гермогена), и, казалось, церковь нужно было подчинять вновь. Эта иллюзия, получившая особенное подтверждение в том, что отец первого царя из династии Романовых Михаила Федоровича, Филарет Никитич, стал патриархом. Однако здесь нужно видеть другое. Сращивание церкви и государства в единый институт, прежде чем оно нашло подходящую форму в виде святейшего (затем – священного) Синода, должно было пройти обкатку на нескольких предварительных моделях. Модель первая: слабый царь-сын – сильный патриарх-отец (Михаил Федорович и Филарет Никитич). Модель вторая: осторожный царь – энергичный патриарх (Алексей Михайлович и Никон). Модель третья: переходящее правление и стабильная церковная власть (Федор Алексеевич, Софья Алексеевна, Петр Алексеевич, Иван Алексеевич и Иоаким).

На фоне этих экспериментальных моделей, ставящих «священство выше царства», незаметным остается наметившаяся тенденция: государственная власть перехватывает у патриаршей механизмы управления церковью. Мало замечают, что проведенная патриархом Никоном реформа, приведшая к старообрядческому расколу, куда более последовательно проводилась именно царем, чем патриархом-реформатором. Идеологом реформы, как стало ясно благодаря историческим изысканиям, сделанным Н.Ф. Каптеревым, С.А. Зеньковским и другими, был именно царь. Нужно вспомнить, что именно светская власть принимала решение о сожжении лидеров сопротивления (Федор Алексеевич) и казнях «раскольников» (Софья Алексеевна). Тем более синодальная реформа, осуществленная Петром, свидетельствовала о том, что государь и государство считают церковь учреждением, принадлежащим им и обязанным служить интересам общества. Секуляризация приняла идейные формы: вместо элементарной конфискации движимых и недвижимых имуществ из церковного владения в государственное (как оно мыслилось при Иване III и Иване Грозном и впоследствии реализовалось при Екатерине), она стала означать воздействие священной персоны царя как помазанника на церковь с той целью, чтобы вывести ряд компетенций церкви в социальную сферу, где сакрализация не имеет необходимости. Правда, путь секуляризации, намеченный Романовыми, был неспешным: даже в 1730-е годы сферы компетенции Сената и Синода не были разведены; Сенат продолжал регламентировать такие элементы церковной жизни как варение мира и строительство храмов, а Синод организовывал вполне светские мероприятия, такие как торжество по случаю победы Петра в Северной войне.

Итак, двумя главными особенностями отношения государей Романовых к церкви были реализация планов секуляризации (как конфискации церковного имущества, так и обмирщения общества) при сохранении сакрального статуса монарха (и даже усиления этой сакрализации) и участие в возглавлении (и, разумеется, контроле) церкви как общественного института, которое стало абсолютным начиная со времени Петра I, поскольку в синодальную эпоху император официально стал главой церкви. Необходимо прокомментировать ту противоречивую странность, которая бросается в глаза в приведенной выше формулировке: странное сочетание секуляризации и сакрализации. Думается, что объяснение этого противоречия может дать ответ на многие вопросы истории России и ее церкви с XVII века вплоть по настоящее время.

Секуляризация, проводимая представителями династии Романовых начиная с XVII века и до конца ее существования, имеет два противоположных объяснения. С одной стороны, это требование времени, тем более что именно Романовы «развернули» российскую политику в направлении Запада, включив Россию в Европу и предопределив европейское культурное влияние с неизбежным стремлением к разграничению церковной и светской сфер жизни и последовательному ограничению первой. Требование секуляризации обусловливалось не только внешним воздействием, но и внутренними потребностями монархической власти. Однако легко заметить, что секуляризация есть, в то же время, не что иное, как осуществление власти монарха в церкви. То есть, по сути, посредством отбора церковного имущества и перераспределения правовых компетенций, монархи из династии Романовых осуществляли свое сакральное предназначение – заботу о церкви. Государь XVII-XX веков не только имел на это законом обговоренное право (что необычно – абсолютная власть российского монарха не нуждалась в определении, это сильно стопорило развитие законодательства), но и ощущал внутреннюю потребность: достаточно вспомнить церковную политику Алексея Михайловича, Софьи, Петра Великого, Екатерины, Павла, Александра I, Николая II.

Ирония судьбы заключалась в том, что последний монарх едва не разделил судьбу первого. Известно, что во время Предсоборного присутствия 1906 года выяснилось, что большинство архиереев хотело бы восстановления патриаршества. В связи с этим ходили слухи, что Николай, которому сообщили о желании возродить патриарший сан, высказал пожелание, чтобы в патриархи выбрали его. Он готов ради высшего служения отречься от престола в пользу малолетнего сына. Когда он узнал, что архиереи высказались против его кандидатуры, он снял вопрос о восстановлении патриаршества с повестки дня. Это, конечно, анекдот, но он очень верно отражает степень сакрализации монархии вообще и ощущение богоизбранности, свойственное Николаю, в частности. Уверенность в том, что именно Бог возложил на царя полноту ответственности за страну, что Он не дает креста больше, чем талантов, заставила Николая оставаться во главе империи, хотя его неумелая политика и вела страну в бездну революции. Трагическое несоответствие между «ничтожеством» личности царя и уверенностью его в божественном предназначении отмечали такие внимательные и недобрые иностранные политики, как Макс Вебер. Это лучшее свидетельство, поскольку у Вебера не было никаких резонов приукрашать действительность.

Трагизм Николая заключался еще и в том, что сакральность своей власти он ощущал лучше, чем кто-либо из российских монархов после Павла, однако вынужден был ради ее сохранения идти на беспрецедентную секуляризацию, которую можно видеть в манифесте 1906 года и создании парламента.

Подводя промежуточный итог, заметим: сакральность царской власти Романовых, ощущаемая именно через Православие и церковь, значительно превосходит ощущение причастности к божественной воле Рюриковичей. Властность Романовых в вопросах религии и церкви, чувство собственности по отношению к церкви у Романовых также заметно выше.

Но нельзя же сказать, что Романовы ближе Православию, чем Рюриковичи! Сама постановка вопроса кажется глупой. Да и по формальным признакам: число канонизированных представителей княжеской власти, т.е. Рюриковичей, куда выше числа церковно прославленных Романовых. Канонизированный царь вообще только один – Николай. Однако симптоматично, что его конечная сакрализация в виде прославления призвана в какой-то степени компенсировать унижение его избранничества в лишении власти и позорном убийстве. Николай II, как бы ни относиться к его личности, воспринимал себя, воспринимался и воспринимается до сих пор как легитимный монарх, что и делает его убийство незаконным и позорным.

Не лишним будет задаться вопросом, возвращающим нас в исходную точку рассуждений – как могла появиться основа сакральности династии в момент ее прихода к власти. Только теперь он будет задан иначе: а насколько легитимным были Романовы во власти, если так легко оказалась признана сакральность их власти по сравнению с Рюриковичами? Казалось бы, ответ должен быть не в пользу Романовых. Династия Рюриковичей просуществовала на Руси более 700 лет. На момент начала Смуты XVII века русские не помнили иных династий и, стало быть, смена династии было для них исключительным, неожиданным и шокирующим феноменом. Любая другая династия должна была выглядеть на фоне Рюриковичей совершенно нелегитимной. Собственно, так оно и было: достаточно вспомнить судьбы Бориса и Федора Годуновых, а также Василия Шуйского. Положение Михаила Романова немногим в лучшую сторону отличалось от положения предшественников. Такая многообещающая мера Бориса Годунова как учреждение патриаршества никак не помогла преодолеть кризис. И тем не менее уже второй представитель династии Романовых – Алексей Михайлович – чувствовал себя настолько уверенно, что мог настаивать на своем праве управлять церковью, рассчитывая на свой сакральный статус. Здесь есть некоторая загадочность, которую также необходимо разрешить.

В самом деле, новая династия взамен старой, единственной и совершенно укорененной, должна была восприниматься как незаконная. Казалось бы, это подтверждается таким явлением как самозванчество, начинающееся с Лжедмитрия Отрепьева, даже восшедшего на престол, и закончившееся, кажется, Пугачевым, называвшим себя царем Петром III. Столь долго продолжавшееся – почти два века – явление самозванчества указывало на недоверие народа по отношению к монарху. Но на самом деле смысл этого явления обратный. Не недостаток, а избыток сакральности должен был заставить поверить в самозванцев простой люд. В самом деле, легко заметить, что в течение этих двухсот лет из нескольких десятков самозванцев не было ни одного хоть сколько-нибудь известного лица, самозванчество никаким образом не затронуло и не заинтересовало высший политический эшелон (за исключением Смутного времени, когда гражданская война позволяла авторитетным аристократам добиваться сиюминутных выгод в зыбких политических реалиях). Услугами самозванцев (кроме Лжедмитрия) не пользовались родовитые бояре XVII века и родовитые дворяне XVIII века. Самозванцы были самовыдвиженцами из народной среды и никогда из нее не выходили. Их попытки захватить власть были совершенно бесперспективны. Народ сам наделял их сакральностью тем, что признавал и возводил их в монархи, условно связанные с правящей династией. Однако близость к люду делала их сакральность близкой и понятной, не уходящей в заоблачные выси, как это было у петербургских императоров.

Стало быть, кризиса легитимности как такового не произошло, хотя его следовало ожидать. Почему? Вероятнее всего потому, что Романовы оказались по началу накрепко связаны с церковью, которая до старообрядческого раскола и синодальной реформы продолжала быть понятной и родной для масс. Связь оказалась тем более крепкой, что Михаила Романова выбирал земский собор, инициатива созыва которого во многом принадлежала церкви. Что первый царь оказался под крылом патриарха, бывшего его отцом (факт, что в цари выбирали сына нареченного патриарха и уже тогда бывшего авторитетнейшим политиком, еще до конца не осмыслен). Что власть в лице Алексея Михайловича заявила о себе как неравнодушная и потому руководящая сила по отношению к церкви.

Сказанное позволяет иными глазами взглянуть на столь часто провозглашавшуюся идею церковно-государственной симфонии в синодальную эпоху. То что казалось совершенно искусственным – синодальная реформа и превращение церкви в государственный департамент, – кажется теперь вполне естественным. Неестественным и даже более того – смертельным стало другое – разрыв с народом как церкви, так и монарха, которые вместе удалились в заоблачные выси сакрального бытия. Это становится очевидным, если сравнить последствия обращения к народу патриарха Никона во время новгородского бунта 1650 года и убийство во время чумного бунта 1771 года московского архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского), выходы к народу Алексея Михайловича и блестящее окружение Екатерины II, из которого она не могла и не хотела выйти.

Сакрализация власти и соединение с ней церковного института оказались столь интенсивны, что секуляризация XVIII века была «проглочена» и оправдана как элемент перераспределения сакральности между государством и церковью. И в этом случае ту секуляризацию следует признать не столь даже неполной, сколь эфемерной – по принципу сообщающихся сосудов сакрализация не пострадала при переносе ее путем секуляризации из церкви во власть. К тому же секуляризации наподобие европейской (в Германии – кровавые события эпохи Реформации; в Англии – в протекторат Кромвеля; во Франции – в годы великой французской революции) в ХVIII веке не произошло, и это сделало неизбежным повторение секуляризации по экстремальному сценарию, что и произошло в первой половине ХХ века.

Трагизм слияния церкви и государства обнаружил себя в начале ХХ века, когда ни монархия, ни церковь не нашли ответа на исторический вызов революции, выявив, как высоко до небес вознеслась монархия, и как низко до земли снизошла церковь. И в сплетенных объятиях церковь и романовское самодержавие с разбегу кинулись в Голгофу ХХ века, заслужив в ней привычную для себя сакральную святость.

400-летний юбилей приобретения царственности родом Романовых всколыхнул патриотические чувства и заставил вернуться к спорам, которые, казалось, давно стали достоянием академической истории. Кем были Романовы по отношению к Русской Церкви — благодетелями или же разрушителями? Чего больше принес Церкви Синодальный период — разумные реформы или необоснованные унижения?

Московское царство

Ранние Романовы — прежде всего рачительные хозяева. Все они — от Михаила Федоровича до царевны Софьи — были богобоязненны, "мнихолюбивы" и обожали паломнические поездки по древним обителям. Но «хозяйственная жилка» время от времени брала верх над благочестием.

Церковь обладала в ту пору полной автономией от государственного аппарата и владела обширными землями. Церковные владения давали колоссальные доходы, а у царской казны потребность в деньгах не иссякала. Их требовалось крайне много — после великого разорения смутных лет, в условиях многочисленных войн с Польшей, Швецией, Турцией и Крымским ханством. Поэтому с середины XVI столетия начинается настоящее «перетягивание каната» между монархами и главами Церкви.

На этой почве появился Монастырский приказ. Так называлось государственное учреждение, властно вмешивавшееся в финансовые, кадровые и судебные вопросы, которые раньше были исключительно внутрицерковным делом.

При государе Алексее Михайловиче Патриарх Никон, ненадолго превратившийся в могучую политическую фигуру, оказался в опале, а потом и в ссылке.

При государе Федоре Алексеевиче патриарх Иоаким едва отбил проект полной перестройки Церкви на основаниях, никак не соответствовавших давно устоявшемуся ее быту.

Но при всем самовластии, при всем желании ограничить богатство и независимость Церкви, первые монархи из рода Романовых оставались добрыми христианами. Они воспитаны были на старинном укладе жизни, какой царил в боярских вотчинах, на богомольности, на почтении к высшему духовенству. Они мыслили себя первейшими защитниками Церкви и Православия. А потому царствование первых четырех Романовых явилось довольно благополучным временем для Церкви.

Совсем другая эпоха настала, когда исчезло Московское царство и на его месте возникла Российская империя. «Петербургская держава» по духу оказалась намного секулярнее Допетровской Руси. Она гораздо больше власти давала государственному аппарату и гораздо меньше автономии — Церкви.

Тяготы Синодальной эпохи

Тяжелее всего Русской Церкви приходилось в XVIII веке. Это черный период ее истории.

Среди российских монархов того времени были и ни во что не верующие люди, и те, кто воспитывался в протестантской среде, а потому не очень понимал, например, зачем нужно монашество, и те, кто, при личной преданности Православию, не видел нужды церемониться с духовенством.

Наша знать, двор и верхушка дворянства стремительно набирались западной культуры. Вместе с нею приобреталось скептическое отношение к Церкви и взгляд на православную догматику как на «варварство», примитивизм. К давлению на Церковь сверху добавлялось давление снизу: не утихала ожесточенная борьба со старообрядчеством, возникали всё новые тяжелые секты. Простонародье с головой уходило в безобразные выдумки какого-нибудь самозваного «духовного учителя» и принималось травить местных священников.

А бороться с грубыми домыслами мрачных сектантов и утонченной критикой вельможных атеистов силой живой полемики было до крайности трудно: духовное просвещение стояло близ точки замерзания. Русская духовная школа, да и Академия первой половины XVIII века встали на фундамент провинциального малороссийского образования. Это значит, что учебный процесс там основывался, главным образом, на знании латыни и западной схоластики. Притом последняя в богословии самой Европы уже уходила в прошлое.

Допетровская Русь создала и собственную духовную школу, и собственную Академию, где учащиеся приобретали универсальное славяно-греко-латинское образование. При Петре I и его ближайших преемниках обучение нашего духовенства сделало шаг назад. По словам протоиерея Георгия Флоровского, «…от славянского языка почти что отвыкали в этой латинской школе — ведь даже тексты Писания на уроках чаще приводились на латыни. Грамматика, риторика и пиитика изучались латинские <...> российская риторика присовокупляется к ним <...> поздно. И не трудно понять потому, что и родители с таким недоверием отсылали детей “в эту проклятую семинарию на муку”, а дети предпочитали попасть хоть в острог, лишь бы избыть этой ученой службы. Ибо создавалось гнетущее впечатление, что в этой нововводной школе меняют если еще и не веру, то национальность…».

Весьма долго наши государи прикладывали ничтожно мало усилий для защиты Церкви. А вот обижали ее часто.

При Петре I Русская Церковь стала частью государственной машины. С 1721 года она лишилась духовного главы — Патриарха. Церковным организмом теперь правил Синод — фактически «коллегия по делам веры», госучреждение. Надзирал за его деятельностью обер-прокурор (светский чиновник). Порой он назначался из персон, бесконечно далеких не только от православия, а и от любой разновидности христианства. Пять лет обер-прокурором числился крупный и весьма энергичный масон Иван Иванович Мелиссино (1763-1768). Потом еще шесть лет обер-прокурором состоял Петр Петрович Чебышев — не только масон, но еще и открытый проповедник безбожия (1768-1774). Позднее, при Александре I, в обер-прокуроры был поставлен князь Александр Николаевич Голицын, по отзывам современников, — «веселый эротоман» и сторонник идеи «универсального христианства».

Церкви навязали «Духовный регламент» с «прибавлениями», построенный в очень значительной степени на опыте протестантизма и мало связанный с живой церковной практикой Православия. Как пишет тот же отец Георгий Флоровский, «в “Регламенте” много желчи. Это книга злая и злобная. В ней слишком много брезгливости и презрения… и чувствуется в нем болезненная страсть разорвать с прошлым — и не только отвалить от старого берега, но еще и сломать самый берег за собою, чтобы и другой кто не надумал вернуться». Крушащим молотом прошелся «Духовный регламент» по Русской Церкви. Не разбирая пользы и вреда, он обрушивался на всё, что устоялось, словно задачей его было привести Церковь в состояние руины, а потом на ее месте построить новую Церковь. Но если по части разрушения «Духовный регламент» оказался эффективен, то созидательные его функции получили самое незначительное применение.

Более века русское иночество находилось в состоянии упадка.

Петр I запретил учреждать новые монастыри, строить скиты, постригать во инокини женщин моложе 50 лет, ограничил количество монахов произвольными штатами.

При Анне Иоанновне издевательство над русским монашеством продолжалось. Обители «вычищались» от «лишних» иноков, дабы у правительства появились новые работники на рудниках и новые солдаты. По закону запрещалось постригать во иночество кого-либо, кроме вдовых священников.

Словами историка Церкви протоиерея Владислава Цыпина, «…в результате этих гонений число монашествующих сократилось почти вдвое: в 1724 г. в монастырях насчитывалось 25.207 монахов и монахинь вместе с послушниками и послушницами, а в конце бироновщины в них осталось лишь 14.282 насельника… В 1740 г., после смерти царицы Анны, Синод докладывал регентше (Анне Лео-польдовне. — Д.В .), что одни монастыри стоят совсем пустые, а в других остались только дряхлые старики и некому совершать богослужение, что множество настоятелей взято под стражу и управление монастырское в плачевном состоянии, что вся жизнь монастырей в крайнем расстройстве». Процесс сокращения иночества несколько затормозился, но остановить его не удавалось. К началу 1760-х по всем обителям числилось уже около 11 000 монашествующих.

Главнейшее доверенное лицо Петра I по церковным делам, Феофан Прокопович, устраивал гонения на своих противников. В годы правления Анны Иоанновны он провел несколько «архиерейских процессов». Те, кто ему не угодил, лишались сана, подвергались побоям, пыткам, ссылке и тюремному заключению. Церковь стонала от его дикого, необузданного деспотизма. Но два монарших покровителя Феофана Прокоповича — Петр I и царица Анна — вечно вставали на сторону этого тирана.

Екатерина II отобрала у храмов и монастырей землю. Без малого 600 обителей предполагалось упразднить, и, действительно, в итоге екатерининской реформы множество обителей просто исчезли, оставшись без источников пропитания.

На заре XVIII века в России было 1200 обителей. Их число сокращалось стремительно. К середине 1760-х у нас осталось 536 обителей. Из них содержание от государства получали 226, а прочим 310 позволялось влачить существование на пожертвования. К началу XIX века общее число монастырей уменьшилось приблизительно до 450.

Можно констатировать: XVIII век — время, когда правящая династия усвоила в отношении Церкви чудовищную бесцеремонность как норму, как нечто само собой разумеющееся.

В XIX столетии дела русского духовенства несколько выправились, но случались времена, когда оно, волей очередного государя, оказывалась на дне тяжелого унижения. Так, «просвещенный» император Александр II, творец «великих реформ», закрыл около двух тысяч приходов, и общее число русских дьяконов уменьшил на треть.

Чья вина в том, что наша иерархия и наше монашество перестали видеть в государях своих защитников и покровителей? — Нескольких венценосных особ, совершенно не желавших для себя такой роли.

В свою очередь, и сама монархия более не имела в духовенстве столь прочной опоры, каковой оно служило для нее в допетровские времена. Не это ли роковым образом сказалось на судьбе царствующего дома в 1917 году?

«Светлые полосы»

Столь многие примеры утеснения Церкви со стороны Романовых могут создать впечатление какой-то жуткой, растянутой на три столетия катастрофы. Будто государи Романовы беспрерывно проводили одну линию в политике: подавлять церковный организм, отбирать у него ресурсы для самостоятельного существования, лишать его всякой обороны от идейных нападок извне.

Впечатление это будет совершенно ложным.Да, Московский дом Рюриковичей проявлял к Русской Церкви больше заботы и почтения, нежели династия Романовых. Но это — если рассматривать нашу историю громадными периодами. Если сравнивать три столетия господства Рюриковичей на московском престоле и три столетия царствования Романовых. Оставив в стороне столь крупный масштаб, вникнув в подробности, нетрудно разглядеть: очень многое зависело от личности монарха. Не от умонастроения всего царственного рода, не от каких-то семейных традиций, а от конкретной личности. Персональная религиозность государя и его политические устремления порой оказывались решающим земным фактором для судеб Православия в нашей стране. А среди Романовых были и государи благочестивые, были и те, кто стал для Церкви истинным благодетелем. Время от времени разорение духовенства сменялось большими пожертвованиями со стороны монаршей особы, прессинг — милостью, а религиозная индифферентность правителя — горячей верой. Всё было неровно, чересполосно при этой династии…

При Михаиле Федоровиче Церковь процветала. Его отец, сам большой боярин из рода Романовых, под именем Филарета полтора десятилетия занимал патриаршую кафедру. Он очень многое сделал для восстановления разрушенных Смутою храмов, ублаготворения разоренных монастырей, вывода всего церковного тела из состояния хаоса.

Алексей Михайлович одной рукою укрощал Патриарха Никона, а другой нескудно жертвовал на нужды Церкви. С детства и до самой смерти он вел себя как в высшей степени благочестивый человек.

Императрица Елизавета Петровна, набожная женщина, из христианских побуждений отказалась от смертной казни. Она, что называется, «ослабила гайки», до предела закрученные ее отцом и Анной Иоанновной. Церковь вздохнула чуть свободнее…

При Николае I из церковного управления был вычищен масонский дух, так много испортивший во второй половине XVIII — начале XIX столетия. Тогда же правительство позволило монастырям приобретать большие участки ненаселенной земли. Николай Павлович — первый русский монарх после Петра I, в царствование которого возобновился устойчивый рост монашества.

Церковное возрождение

В годы правления императора Александра III началось настоящее возрождение Православия. Все тринадцать лет своего царствования он покровительствовал Церкви и сделал для ее блага исключительно много. Архиепископ Херсонский Никанор (Бровкович) высказался о религиозном чувстве Александровской поры с большой теплотой: «Это что-то новое, новое веяние, какое-то возрождение русского духа, религиозного духа. Надолго ли, не знаю… Чувствовалось, что это новое веяние — нового царствования…»

Обнищавшее донельзя православное духовенство получило от правительства вспомоществование, несколько поправившее его дела. Одна за другой выходили «народные книжки», разъяснявшие простым людям христианский этический идеал. Архиереи начали обсуждать церковные проблемы на «окружных соборах». А соборов, надо отметить, не случалось с времен Петра I… Церковь, тяжело переживавшая эпоху нигилизма, воинствующего атеизма, которые бушевали у нас в 60-х и 70-х годах XIX века, наконец-то ощутила сочувствие власти на своей стороне, готовность власти помочь, защитить.

При том же Александре III велось обширное церковное строительство. На него щедро выделяла средства казна.

В какой-то степени православное возрождение продолжалось и при следующем монархе — Николае II. Правда, это глубинное движение наталкивалось и на мощное противодействие революционных сил, и на буйный оккультизм интеллигенции, и даже на то, что в самóм царствующем доме, среди близких родственников императора, стало модным заигрывать с восточной эзотерикой. Но все же оно не остановилось, и если при Александре III в судьбе Церкви наступил март, началось таяние снегов, пошел ледоход, то последнее царствование — апрель для русского Православия, солнышко пригревало, трава полезла из отмерзающей земли…

Жаль, мая не дал Бог.

При Николае II появилось около 300 новых монастырей.

Церковь подступилась к императору с ходатайством о возобновлении патриаршества. Николай II отнесся к этому положительно и позволил открыть «Предсоборное совещание». Ему вменялось в обязанность подготовить большой Поместный собор Русской церкви, где вопрос о возвращении патриаршества решился бы окончательно. Работа предсоборного органа дважды прерывалась, и, в конце концов, накрепко «заперла» ее Первая мировая война. Лишь после свержения Николая II с престола, в 1917-м, Поместный собор все-таки начал свои труды и, среди прочего, восстановил древний патриарший сан. Положа руку на сердце, разве произошло бы это без громадной подготовительной работы, которая совершалась по воле императора?

В начале XVIII века установилась норма: если Церковь считала кого-либо достойным канонизации, то окончательное решение принимал Синод, а утверждал его император. И за всё столетие только две персоны удостоились причисления к лику святых... Николай II унаследовал трон в 1894 году. На протяжении почти целого века — до начала его правления — Церковь смогла провести канонизацию еще трижды.

А за двадцать лет царствования этого благожелательного к Православию государя появилось семь новых святых!

Среди них есть личности, о святости которых говорили очень давно, однако «административная проблема» до крайности затрудняла канонизацию. Так, например, в 1908 году восстановилось древнее почитание святой Анны Кашинской, супруги святого Михаила Тверского, пострадавшего за свой народ в Орде. В 1913 году был канонизирован Патриарх Гермоген, принявший от польских захватчиков и русских изменников мучения за веру.

Порой, при сомнениях и колебаниях Синода, воля монарха ускоряла, а то и прямо решала дело. В 1903 году удостоился прославления великий чудотворец Серафим Саровский. Государь проявил горячее желание завершить долгий процесс его канонизации положительно. Более того, он лично присутствовал на церковных торжествах, связанных с причислением Серафима Саровского к лику святых. В дневнике императора сохранилась памятная запись о тех днях: «Впечатление было потрясающее, видеть, как народ и в особенности больные, калеки и несчастные относились к крестному ходу. Очень торжественная минута была, когда началось прославление и затем прикладывание к мощам. Ушли из собора после этого, простояв три часа за всенощной».

С большим почтением относился Николай II к знаменитому духовному пастырю Иоанну Кронштадтскому, канонизированному позднее, в 1990 году. Памятником этому почтительному чувству стали слова царя, прозвучавшие вскоре после кончины Иоанна Кронштадтского: «Неисповедимому Промыслу Божию было угодно, чтобы угас великий светильник Церкви Христовой и молитвенник земли Русской, всенародно чтимый пастырь и праведник…»

А сам святой Иоанн за несколько лет до смерти сказал о Николае II: «Царь у нас праведной и благочестивой жизни. Богом послан ему тяжёлый крест страданий как своему избраннику и любимому чаду». Пророческие слова. Последнему государю российскому еще предстояло принять вместе с семьей горчайший крест; Николай II нес его достойно, как добрый христианин, вплоть до последнего срока…

Слишком краткой была золотая пора Русской Церкви. Она подготовила фундаментальный поворот к восстановлению веры в правах главной составляющей всей духовной жизни народа. У монархии и Церкви появилась перспектива доброго соработничества, как это было в допетровскую эпоху. Но… ресурсов для такого поворота оказалось заготовлено недостаточно. Требовалось переломить страшное духовное закоснение нашего образованного класса, обернуть вспять безбожие, постепенно распространяющееся вниз, в народную толщу, и сделать это в условиях двух гибельно тяжелых войн. И у нашей Церкви, у русского Православия, едва-едва начавших оживать от казенного окостенения при двух последних государях, просто не хватило сил. Если бы не Первая мировая, возможно, хватило бы.

Во всяком случае, между Романовыми и Церковью на закате времени, отпущенного династии, возникли принципиально новые отношения. Идеал христианского государя начал возвращаться в политическую реальность. Между монархией и духовенством открылся доброжелательный диалог. Правящие особы повернулись к Православию и показали свою преданность ему.

Остается лишь сожалеть, что этот христианский ренессанс в России был убит чудовищем революции. И… надеяться, что ныне, после семидесятилетней паузы, он все-таки набрал ход и более не остановится.

Со смертью царя Федора Ивановича в 1598 г. пресеклась династия Рюриковичей . На московском престоле за короткое время сменилось несколько царей (Борис Годунов, Василий Шуйский, Лжедмитрий I). Россия пережила тяжелейший период хозяйственной разрухи, гражданской войны, интервенции. Окончание Смутного времени связано с утверждением династии Романовых , основателя которой - Михаила избрали «на царство» в 1613 г. по решению Земского собора . Трем первым царям новой династии - Михаилу Федоровичу (1613–1645), Алексею Михайловичу (1645–1676) и Федору Алексеевичу (1676–1682) - выпала особая роль в истории нашей страны. За время их правления Россия прошла путь от полного «разоренья» в начале XVII в. до создания в конце столетия прочной базы для петровских преобразований .

В области внутренней политики несомненные успехи у первых Романовых также нередко перемежались с крупными неудачами. К числу бесспорных достижений следует отнести быстрое «замирение» страны при Михаиле Федоровиче. К 1620‑м гг. непримиримые противники укрепления российской государственности (И. Заруцкий и др.) были уничтожены, герои-патриоты (в том числе К. Минин и князь Д. Пожарский) щедро награждены, а весьма многочисленная группа лиц (от родовитых бояр до рядовых казаков), служивших ранее и самозванцам, и интервентам, но выражавших лояльность новой династии, не только не преследовалась, но и принималась на «государственную службу» с соответствующим «породе» и «чину» вознаграждением. Упорядочивалось центральное и местное управление , налаживался регулярный сбор налогов , в хозяйственный оборот вводилась огромная масса земель - как старых, заброшенных в годы «смуты», так и новых, расположенных на юге и в Сибири. Правительством принимались действенные меры к поискам и разработке полезных ископаемых, к дальнейшему развитию ремесла, мануфактурного производства и торговли . Посадская реформа 1649–1652 гг. ликвидировала в городах «белые слободы», жители которых, находясь в личной зависимости от феодалов , ранее освобождались от общегородских налогов и повинностей, хотя и занимались ремеслом и торговлей . Теперь и «беломестцы» стали нести посадское тягло, что облегчало его тяжесть для всей массы городского населения, содействуя развитию в России «торгов и промыслов». На состоянии последних благоприятно сказался и Торговый устав 1653 г., вводивший в России единую торговую пошлину , отменивший ряд внутренних проезжих пошлин и увеличивший пошлины с иноземных купцов. В еще большей степени ограждал русское купечество от иностранной конкуренции Новоторговый устав 1667 г. В стране началось формирование общероссийского экономического рынка.

При всем том главной заботой первых Романовых оставалось обеспечение интересов высших разрядов «служилых людей» (бояр, дворян и т. д.), т. е. господствующего феодального класса , с благополучием которого связывалось благоденствие всего российского общества. Постоянная внешняя угроза вообще заставляла уделять повышенное внимание росту численности и укреплению боеспособности армии, что требовало от еще не окрепшей страны огромных средств и не раз приводило к крупным социальным потрясениям. Налоги и различные повинности постоянно увеличивались, а с целью максимального учета тяглецов и налогоплательщиков регулярно проводились описания земель.

По принятому в 1649 г. Соборному уложению сельские и городские жители постоянно прикреплялись к месту своего жительства и устанавливался бессрочный сыск беглых крестьян и посадских людей. Благодаря этому в огромной, но редконаселенной стране (к 1678 г. в России проживало около 10,5 млн человек) могла функционировать система содержания костяка русской армии - дворянского ополчения - за счет взимания податей с крепостных, черносошных, дворцовых крестьян и посадских людей. Традиционным для России того времени был принцип посошного налогообложения , ставивший размер податей в зависимость от количества и качества земли, находившейся во владении налогоплательщика. Правительство первых Романовых взяло курс на замену поземельного обложения подворным, что давало возможность шире привлекать к несению государственных повинностей тех, кто землей не владел (торговцев и ремесленников). Эта реформа, проведенная при Федоре Алексеевиче (в 1679–1681 гг.), позволила значительно увеличить доходы государства.

Ранее, при Алексее Михайловиче, доходы казны пытались увеличить и введением огромного косвенного налога на соль , и заменой серебряных денег медными. Однако «Соляной бунт» (1648) и «Медный бунт» (1662) заставили отменить эти нововведения. Сильное брожение в обществе вызвал церковный раскол. Начало ему положили реформы патриарха Никона, осуществленные в 1653–1656 гг. при поддержке царя Алексея Михайловича.

Царствование Алексея Михайловича отмечено серией народных восстаний . К 1670 г. они переросли в широкомасштабную крестьянскую войну (под предводительством Разина) , и это дало историкам все основания называть XVII век «бунташным». Однако не следует забывать, что годы правления первых Романовых одновременно явились временем общей стабилизации жизни в России, укрепления экономики, усиления военной мощи и централизации страны. Вместо острого соперничества отдельных группировок феодалов , столь характерного для XVI - начала XVII в., все отчетливее наблюдалось их сближение. По Соборному уложению 1649 г. поместное (в основном дворянское) землевладение приобретало отличительные черты вотчинного. Принцип знатности происхождения при назначении на ответственные государственные и военные должности все чаще нарушался, а в 1682 г. было торжественно заявлено об отмене местничества, что полностью подготовило скорое слияние дворянства и боярства в единое сословие.

Важным органом государственного управления в России XVII в. надолго стали земские соборы , но в правление Алексея Михайловича их роль в жизни страны неуклонно уменьшалась. Это свидетельствовало об упрочении царской власти, уже не стремившейся, как прежде, заручаться поддержкой различных слоев населения. Падало и значение Боярской думы , (лишь в короткое правление Федора Алексеевича оно опять на время возросло). Зато резко усилилось влияние центральных государственных учреждений - приказов, где все более крепла новая общественная сила - служилая бюрократия, полностью зависимая от «великого государя» и ревностно служившая ему. При Алексее Михайловиче особую значимость в управлении страной приобрел учрежденный им и подконтрольный только ему Приказ тайных дел, выполнявший роль всемогущей царской канцелярии.

Долгое время верховная власть в России ограничивалась властью церкви . Михаил Федорович находился под сильным влиянием своего отца - патриарха Филарета (1619–1633 гг. даже называют временем двоевластия). При Алексее Михайловиче большую роль в государственном управлении играл патриарх Никон, однако претензии этого «пастыря» на превосходство духовной власти над светской («священство выше царства») были отвергнуты, а самого его по решению церковного собора 1666 г. лишили патриаршего сана и сослали. Государственные интересы вновь решительно возобладали над церковными, что стало еще одним шагом на пути превращения сословно-представительной монархии в России в абсолютную (полностью этот процесс завершился лишь в начале XVIII в.). С петровской эпохой правление первых Романовых сближает еще ряд явлений, особенно четко обозначившихся в царствование Алексея Михайловича и его сына Федора. Так, в местном управлении активно проходило формирование более крупных, чем уезды, военно-административных округов - «разрядов», предвосхитивших будущее деление страны на губернии. Сократилось число приказов, они сливались или объединялись под руководством одного лица, что вело к дальнейшему усилению централизации.

Резко возрос приток в Россию иностранных специалистов. Их приглашали для поиска полезных ископаемых, устройства оружейных заводов, а главное - для преобразований в вооруженных силах. Первые Романовы не раз предпринимали попытки создать в стране регулярную армию и довольно далеко продвинулись в этом направлении. Солдатские, рейтарские и драгунские полки «нового строя» в значительной степени формировались путем принудительного набора, получившего дальнейшее развитие при Петре уже в виде рекрутской системы. Они вооружались и обучались главным образом иноземными офицерами по иноземным же образцам и в царствование Федора Алексеевича уже становились основной военной силой в стране. Но «государевой казны» еще не хватало на их содержание в мирное время, и регулярными войсками в полном смысле слова они так и не стали. Не получило до Петра I необходимого развития и строительство морских судов европейского типа, начатое еще в 1667 г. на Дедиловской верфи на Оке, где был спущен на воду корабль «Орел» (сожженный разинцами в Астрахани).

Веяния нового времени все сильнее сказывались и на развитии русской культуры. К концу XVII в. она стала приобретать более светский, чем ранее, характер. При безусловном господстве церковных канонов усиливались реалистические тенденции изобразительного искусства (см. Средневековая русская культура). Московский печатный двор стал выпускать книги не только церковно-богослужебного и духовно-назидательного, но и «мирского» содержания.

При Федоре Алексеевиче был поставлен вопрос об открытии в Москве университета . В 1687 г. эта идея нашла частичное воплощение в создании Славяно-греко-латинской школы. Появился придворный театр. Впрочем, и здесь политика первых Романовых не всегда отличалась последовательностью. Так, при Алексее Михайловиче запрещались музыка, в том числе западноевропейская, европейские костюмы, прически, бритье бород и т. п. По меткому определению русского историка В. О. Ключевского , этот царь «одной ногой… еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за её черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении». Федор Алексеевич продвинулся в «европеизации» страны дальше отца, и, возможно, лишь ранняя смерть не позволила ему осуществить реформы, сопоставимые по значению с преобразованиями

Россия при первых Романовых Первым русским царем новой династии стада Михаил Федорович Романов (1613-1645). К моменту начала правления ему едва исполнилось 16 лет. В таком возрасте он не мог быть самостоятельным политиком. Вступая на престол, Михаил произнес торжественную клятву, в которой обещал не править без Земского собора и Боярской думы. Эту клятву царь выполнял вплоть до возвращения из плена своего отца. Филарет, провозглашенный в 1619 г. патриархом, получил также титул «великого государя» и стал соправителем своего сына. Вплоть до своей смерти в 1633 г. Филарет являлся фактическим правителем России. После смерти Михаила царем стал его сын Алексей Михайлович (1645-1676). Уже при первых царях династии Романовых произошло значительное укрепление монаршей власти и ослабление роли сословно-представительных органов в государственной жизни. Обещание Михаила Федоровича править в согласии с Земским собором и Боярской думой не было случайным: в условиях хозяйственного разорения и слабости центральной власти царь вынужден был искать опору. Такой опорой стал в первую очередь Земский собор. На протяжении всего царствования Михаила Федоровича особенностью Земских соборов был значительный рост представительства низших сословий. Причем избранные на Собор депутаты получали от своих избирателей «наказы» и должны были отстаивать их перед царем. Однако по мере укрепления царской власти и стабилизации обстановки в стране Земские соборы стали собираться все реже. После смерти Филарета некоторые дворяне предложили преобразовать Земский собор в постоянно действующий парламент. Однако эти идеи не отвечали интересам самодержавной власти. Соборы стали созываться лишь для утверждения уже подготовленных царем проектов, а не для обсуждения путей развития страны. Последний Земский собор, на котором были широко представлены различные слои российского общества, был созван в 1653 г. Он принял в российское подданство население Левобережной Украины и Киева. В дальнейшем главной опорой самодержавной власти стали бюрократия и армия. Постепенно утрачивала свою прежнюю роль и Боярская дума. Состав Думы был расширен Михаилом Федоровичем - так он отблагодарил тех, кто поддержал его воцарение (до ста человек). Причем в Думу входила теперь не только родовая аристократия, но и представители незнатных родов. Дума по-прежнему была призвана решать наиболее важные вопросы - войны и мира, утверждения законопроектов, введения новых налогов, решения спорных вопросов и т. д. Руководил ее работой царь либо назначенный им боярин. Увеличение численного состава Думы сделало ее слишком громоздкой и вынудило царя создать более гибкий орган управления, состоявший из наиболее доверенных лиц - «ближнюю» («малую», «тайную») Думу, которая постепенно заменила собой «большую». В полном составе Боярскую думу стали созывать все реже. «Ближняя» дума сосредоточила в своих руках решение многих вопросов государственного управления. Рост территории страны, усложнение экономических задач привели к значительному увеличению числа приказов. В разное время в России их насчитывалось около ста. Вопросами внешней политики (в том числе освобождения военнопленных за выкуп) ведал Посольский приказ. Дворцовым хозяйством и имуществом царя занимался приказ Большого дворца. Казенный приказ отвечал за сохранность драгоценностей и вещей царской семьи. Конюшенный приказ распоряжался многочисленными царскими конюшнями и снаряжением для царских выездов. Ямской приказ отвечал за быструю и надежную почтовую связь. С ростом масштабов каменного строительства в столице и крупных городах возник Приказ каменных дел. Едва ли не центральное место занимал Челобитный приказ, рассматривавший прошения и жалобы царских подданных. При Алексее Михайловиче существовал также Приказ тайных дел, который контролировал деятельность всех государственных учреждений и ведал хозяйством царской семьи. Однако численный рост приказов негативно отражался на системе управления в целом, запутывал обязанности служащих, усиливал бюрократическую волокиту и злоупотребления служебным положением. Порой приказы занимались решением одних и тех же или близких по характеру задач. Так, судебные вопросы решали Разбойный и Земский приказы. Военными делами ведали Разрядный, Стрелецкий, Пушкарский, Иноземский, Рейтарский, Казачий приказы. Целый ряд приказов отвечал за контроль над местным управлением. Все это свидетельствовало о необходимости реформирования приказной системы, ее упрощения. В XVII веке главной административной единицей оставался уезд. К концу века их насчитывалось более 250. Уезды, в свою очередь, делились на станы и волости. С самого начала века во главе уездов и ряда приграничных городов царь назначал воевод. Они не только возглавляли местные военные отряды, но и обладали высшей административной и судебной властью: отвечали за сбор налогов, выполнение населением повинностей, вершили суд. Для преодоления последствий Смуты необходимо было принять множество новых законов. Как и прежде, их проекты готовились по поручению царя приближенными к нему лицами и обретали силу после согласия Боярской думы и царя. В тех случаях, когда законопроект был особенно важен, его утверждал Земский собор. Появление в первой половине века новых законов, применявшихся наряду с законами более раннего времени, потребовали их упорядочения, сведения в единый документ - свод законов. Составление такого свода было поручено приближенным царя Алексея Михайловича во главе с князем Н. И. Одоевским. При составлении Соборного уложения (принятого Земским собором в 1649 г.) использовались не только российские законы, но и зарубежные. В разработке свода законов участвовал и сам молодой царь Алексей. Уложение отразило возросшую роль царя в жизни страны. Впервые в закон было введено понятие «государственное преступление» (против чести и здоровья царя и его семьи, представителей государственной власти и церкви), за которое предусматривалось суровое наказание. Уложение утвердило полное право землевладельца на землю и зависимых (крепостных) крестьян. Был установлен бессрочный розыск беглых крестьян и большой штраф за укрывательство беглецов. Таким образом, в течение XVII века нарастали тенденции усиления самодержавной власти царя, опиравшегося теперь не на сословное представительство, а на бюрократический аппарат и армию; произошло окончательное утверждение крепостничества; значительно возросли права и привилегии дворянства - социальной опоры царского самодержавия.

Основные даты и события: 1613 г. - воцарение Михаила Федоровича Романова; 1649 г. - принятие Соборного уложения; 1653 г. - последний Земский собор.

Исторические деятели: Михаил Федорович; патриарх Филарет; Алексей Михайлович; Федор Алексеевич.

Основные термины и понятия: местничество; самодержавие; абсолютизм.

План ответа: 1) основные направления перемен в политическом строе; 2) Земские соборы; 3) Боярская дума; 4) приказная система; 5) местное управление; 6) Соборное уложение 1649 г. 7) начало оформления абсолютизма.

Материал к ответу: Первым русским царем новой династии стада Михаил Федорович Романов (1613-1645). К моменту начала правления ему едва исполнилось 16 лет. В таком возрасте он не мог быть самостоятельным политиком. Вступая на престол, Михаил произнес торжественную клятву, в которой обещал не править без Земского собора и Боярской думы. Эту клятву царь выполнял вплоть до возвращения из плена своего отца. Филарет, провозглашенный в 1619 г. патриархом, получил также титул «великого государя» и стал соправителем своего сына. Вплоть до своей смерти в 1633 г. Филарет являлся фактическим правителем России. После смерти Михаила царем стал его сын Алексей Михайлович (1645-1676).

Уже при первых царях династии Романовых произошло значительное укрепление монаршей власти и ослабление роли сословно-представительных органов в государственной жизни.

Обещание Михаила Федоровича править в согласии с Зем­ским собором и Боярской думой не было случайным: в усло­виях хозяйственного разорения и слабости центральной власти царь вынужден был искать опору. Такой опорой стал в первую очередь Земский собор.

После смерти Филарета некоторые дворяне предложили преобразовать Земский собор в постоянно действующий парла­мент. Однако эти идеи не отвечали интересам самодержавной власти. Соборы стали созываться лишь для утверждения уже подготовленных царем проектов, а не для обсуждения путей развития страны. Последний Земский собор, на котором были широко представлены различные слои российского общества, был созван в 1653 г. Он принял в российское под­данство население Левобережной Украины и Киева. В дальнейшем главной опорой самодержавной власти стали бю­рократия и армия.

Постепенно утрачивала свою прежнюю роль и Боярская дума. Состав Думы был расширен Михаилом Федоровичем - так он отблагодарил тех, кто поддержал его воцарение (до ста человек). Причем в Думу входила теперь не толь­ко родовая аристократия, но и представители незнатных ро­дов. Дума по-прежнему была призвана решать наиболее важные вопросы - войны и мира, утверждения законопроектов, введе­ния новых налогов, решения спорных вопросов и т. д. Руково­дил ее работой царь либо назначенный им боярин.

Увеличение численного состава Думы сделало ее слишком громоздкой и вынудило царя создать более гибкий орган уп­равления, состоявший из наиболее доверенных лиц - «ближ­нюю» («малую», «тайную») Думу, которая постепенно замени­ла собой «большую». В полном составе Боярскую думу стали созывать все реже. «Ближняя» дума сосредоточила в своих руках решение многих вопросов государственного управления.

Рост территории страны, усложнение экономических задач привели к значительному увеличению числа приказов.

Однако численный рост приказов негативно отражался на системе управления в целом, запутывал обязанности служащих, усиливал бюрократическую волокиту и злоупотребления служебным положением. Порой приказы занимались решением одних и тех же или близких по характеру задач. Так, судебные вопросы решали Разбойный и Земский приказы. Военными делами ведали Разрядный, Стрелецкий, Пушкарский, Иноземский, Рейтарский, Казачий приказы. Целый ряд приказов отвечал за контроль над местным управлением.

В XVII веке главной административной единицей оставал­ся уезд. К концу века их насчитывалось более 250. Уезды, в свою очередь, делились на станы и волости. С самого начала века во главе уездов и ряда приграничных городов царь назначал воевод. Они не только возглавляли местные военные отряды, но и обладали высшей административной и судебной властью: отвечали за сбор налогов, выполнение населением повинностей, вершили суд.

Для преодоления последствий Смуты необходимо было принять множество новых законов. Как и прежде, их проек­ты готовились по поручению царя приближенными к нему лицами и обретали силу после согласия Боярской думы и ца­ря. В тех случаях, когда законопроект был особенно важен, его утверждал Земский собор. Появление в первой половине века новых законов, применявшихся наряду с законами более раннего времени, потребовали их упорядочения, сведения в единый документ - свод законов. Составление такого сво­да было поручено приближенным царя Алексея Михайловича во главе с князем Н. И. Одоевским. При составлении Собор­ного уложения (принятого Земским собором в 1649 г.) ис­пользовались не только российские законы, но и зарубеж­ные. В разработке свода законов участвовал и сам молодой царь Алексей.

Уложение отразило возросшую роль царя в жизни страны. Впервые в закон было введено понятие «государственное пре­ступление» (против чести и здоровья царя и его семьи, предста­вителей государственной власти и церкви), за которое предус­матривалось суровое наказание. Уложение утвердило полное право землевладельца на землю и зависимых (крепостных) крестьян. Был установлен бессрочный розыск беглых кресть­ян и большой штраф за укрывательство беглецов.

Таким образом, в течение XVII века нарастали тенденции усиления самодержавной власти царя, опиравшегося теперь не на сословное представительство, а на бюрократический ап­парат и армию; произошло окончательное утверждение крепо­стничества; значительно возросли права и привилегии дворян­ства - социальной опоры царского самодержавия.